Может ли землетрясение в Турции свалить президента Эрдогана?

Турция сейчас борется с шоком и горем, осознавая, насколько сложной будет задача восстановления после разрушительного стихийного бедствия. Она также борется с неудобной истиной – землетрясение с поразительной точностью обнаружило линии разлома в обществе.

Турция сейчас борется с шоком и горем, осознавая, насколько сложной будет задача восстановления после разрушительного стихийного бедствия. Она также борется с неудобной истиной – землетрясение с поразительной точностью обнаружило не только слабые места в земле, но и линии разлома в самом обществе. Анкара должна справиться с критикой, которая утверждает, что она не смогла ни предотвратить катастрофические события, ни отреагировать, когда они произошли.

Я написал этот абзац почти 25 лет назад, после землетрясения под Стамбулом, которое унесло по меньшей мере 17 000 жизней. И тем не менее, он остается жестоко уместным в условиях разрушений и обвинений, которые последовали за двойным землетрясением в начале этого месяца.

Турция не может не задаваться вопросом, не произойдет ли снова политический сдвиг.
Позорные события, связанные с землетрясением 1999 года, разрушили репутацию целого политического поколения, включая могущественных турецких военных, которые в решающие первые дни спасательных работ сидели сложа руки, наблюдая за разворачивающейся катастрофой. Эта ситуация разоблачила подрядчиков, которые недопоставили сталь и цемент, их сообщников в местных органах власти и национальных политиков, которые выторговали амнистию за нарушение строительных норм в обмен на голоса избирателей.

Цепочка виновных, казалось, включала целое послевоенное поколение, от мигрантов, которые стекались в города, до политиков, которых они поддерживали, поскольку незапланированная и нерегулируемая урбанизация вышла из-под контроля.

Репутация Реджепа Тайипа Эрдогана, бывшего мэра Стамбула (1994-1998 гг.), была построена на последствиях той катастрофы. Именно он вернул коммунальные услуги в буквальном смысле слова на место, избавив город от печально знаменитой нехватки воды и шипения водопроводных труб. В эпоху до появления социальных сетей Эрдоган руководил созданием огромной политической машины и сети сторонников, объединенных культурно-консервативными ценностями. Он умел говорить поверх голов враждебной национальной прессы – и развил в себе презрение к СМИ, которое, похоже, не утратил. По мере роста его популярности на посту мэра власть предержащие маневрировали, отстранив его от должности, и он, как известно, провел четыре месяца в тюрьме по обвинению в разжигании религиозной ненависти, после того, как прочитал стихотворение. Он был освобожден менее чем за месяц до землетрясения в августе 1999 года.

Годы спустя президент Эрдоган восседает в новом роскошном президентском дворце, и его огромные полномочия – наследие конституционного референдума 2017 года – практически не контролируются никем, кроме него самого. Однако после землетрясений прошлой недели, даже когда спасатели призывают к тишине, чтобы узнать, звучат ли еще голоса под завалами, Турция не может не задаваться вопросом, не произойдет ли снова политический сдвиг. Вся логика последних двух десятилетий правления Партии справедливости и развития (ПСР) и власти президента Реджепа Тайипа Эрдогана, возможно, вот-вот рухнет.

«Эпоха Эрдогана закончилась», – сказал Селахаттин Демирташ, харизматичный (и находящийся в заключении) бывший лидер Демократической партии народов (ДПН), отвечая на вопросы, которые я отправил через адвокатов в его камеру. Демирташ, некогда большая надежда меньшинств и либералов Турции, охарактеризовал этот период как период единоличного правления, когда государство и правительство стали неразличимы: «Молодежь не знает ничего другого, пожилые люди не могут представить себе альтернативу и верят, что без Эрдогана государство рухнет».

Однако [по мнению Демирташа] трагический ход землетрясения и неспособность справиться с его последствиями в значительной степени подорвали доверие людей: «После всей этой массы страданий, выясняется, что Эрдоган не настолько могущественен и не настолько контролирует ситуацию, как думали люди».

Однако для некоторых более ярким прецедентом может быть не землетрясение 1999 года, а неудавшийся военный переворот 2016 года, который Эрдоган использовал для перехода Турции от парламентской к «суперпрезидентской» системе через референдум, проведенный в следующем году. Многие из чрезвычайных полномочий, которые правительство приняло на себя после провалившейся попытки переворота, с тех пор были приняты в качестве закона. Новое законодательство применяется после землетрясения: оно делает распространение «дезинформации» преступлением, что направлено на запугивание оставшейся независимой прессы Турции.

«Теперь Эрдоган попытается восстановить свой пошатнувшийся авторитет новыми демонстрациями силы», – предупреждает Демирташ. Правительство уже ввело чрезвычайное положение в десяти провинциях, пострадавших от землетрясений, якобы в интересах общественного порядка и для предотвращения мародерства.

Правительство пытается отмахнуться от критики оппозиции, считая это попыткой нажиться на несчастье страны. «Сейчас время для единства, солидарности. В такой период я не могу терпеть, когда люди проводят негативные кампании ради политических интересов», – сказал президент Эрдоган, совершая поездку по Кахраманмарашу, городу, расположенному ближе всего к эпицентру первого и самого сильного подземного толчка.

Однако, когда он произносил речь, Управление информационно-коммуникационных технологий страны, похоже, играло в политику: доступ к социальным сетям, включая Twitter, был ограничен – предположительно с целью остановить распространение сцен народного гнева и разочарования.

Хотя землетрясение 1999 года можно рассматривать как подрыв веры населения в то, что иногда называют «государством-отцом» – сокращенное обозначение благожелательной власти, которая постоянно занята выкладыванием улиц золотом – потребовалось еще три года, чтобы старая гвардия окончательно распалась. Это произошло в результате внутренних экономических кризисов 2000 и 2001 годов. Именно крах банковского сектора, а также благочестивые инстинкты сторонников привели ПСР (она является исламистской консервативной партией, во многом опиравшейся на турецкую глубинку и консервативную часть горожан, – прим.) к власти на всеобщих выборах 2002 года.

«Эпоха Эрдогана закончилась, – сказал Селахаттин Демирташ, харизматичный (и заключенный в тюрьму) бывший лидер Демократической партии народов».

Многие считали, что именно радикальная девальвация турецкой лиры станет причиной гибели нынешнего правительства. Аргументом в пользу сильного президентства было то, что оно сделает правительство более эффективным. Вместо этого чрезмерная централизация сделала политику результатом прихоти одного человека.

«Благодаря этой системе никто не может пошевелить и пальцем, если нет приказа президента», – пишет обозреватель Мурат Бельге. По его мнению, это вообще не система. Эрдоган реализует контр-интуитивную стратегию снижения процентных ставок для сдерживания темпов инфляции (до 57,7%). Политическое давление на суды, государственные регулирующие органы, не говоря уже о Центральном банке, является ожесточенным.

Руководящий состав AFAD, правительственного агентства, которому поручено справиться с последствиями землетрясения, укомплектован людьми с теологическим образованием, а не с образованием в области управления стихийными бедствиями. Президент Эрдоган уже назвал погибших во время землетрясения «религиозными мучениками».

Известно, что президент внимательно относится к опросам общественного мнения. Однако партнер одной из самых уважаемых фирм по проведению опросов признает очевидное: учитывая то, что жизнь 13,5 миллионов человек (15 процентов всего населения), проживающих в пострадавших от землетрясения регионах, нарушена, выявить общественное мнение практически невозможно.

Поскольку восемь из десяти наиболее пострадавших городов уже находятся под контролем правящей ПСР, обычная мудрость гласит, что хотя правительство, возможно, и не увидит, что его база испарилась, оно вряд ли увеличит свою поддержку.

Это важно, потому что Турция должна была прийти к урнам для голосования на совместных президентских и парламентских выборах, которые по закону должны состояться до 18 июня этого года. Выборы должны быть перенесены на май, хотя бы для того, чтобы обойти правило, запрещающее президенту, отработавшему два полных срока, выдвигать свою кандидатуру на третий срок.

Президентский конкурс всегда бывает наиболее ожесточенным. Немногие последние опросы показывали, что Эрдоган наберет необходимые 50 процентов голосов, если голосование пройдет в два тура. Сейчас активно обсуждается вопрос о том, можно ли вообще проводить голосование, но это создает еще одну юридическую проблему, поскольку конституция разрешает откладывать выборы из-за войны, но ничего не говорит о форс-мажорных обстоятельствах.

Правительство пытается сбалансировать две конкурирующие точки зрения на катастрофу. Первая заключается в том, что два землетрясения, которые Мартин Гриффитс, координатор ООН по оказанию чрезвычайной помощи, назвал «худшим [природным] событием в регионе за последние 100 лет», испытали бы возможности любого правительства, и что правительство ПСР, с его репутацией силы, способной управлять, единственное, кто может вернуть страну к нормальной жизни. Второе – это необходимость кого-то обвинить в некачественном строительстве.

Архитектор Эмре Аролат с некоторым сочувствием относится к первому аргументу. В конце концов, пострадали не только недавно построенные здания, но и исторические мечети и церкви по всему региону – замок Газиантеп, исторический квартал Антакьи. Он отвечает за новое сооружение в Антакье, отель Museum, подвешенный на 20 000 тонн стальных колонн над сказочным комплексом римских руин, включая общественное пространство четвертого века, претендующее на звание самой большой мозаики в мире.

«Волнистость мозаичных узоров сама по себе свидетельствует о длительной истории сейсмической активности», – говорит Аролат.

После землетрясения 1999 года был введен специальный налог на счета за мобильную связь для модернизации зданий, – налог, который, согласно подсчетам, позволил собрать около 32 миллиардов фунтов стерлингов. Многие подозревают, что эти деньги просто исчезли – они были использованы для финансирования дефицита бюджета или, в некоторых случаях, для строительства автомагистралей. В то же время были пересмотрены и усилены строительные нормы и правила, но не является большим секретом, что имели место нарушения в ходе строительства.

Отсюда и шквал ордеров. Выданы ордера на аресты около 131 подрядчика, обвиняемых в строительстве некачественных зданий. Полиция задержала мужчину, пытавшегося вылететь в Черногорию, предположительно ответственного за строительство роскошного комплекса из 250 квартир в Антакье, который землетрясения превратили в пыль. Тем не менее, Эрдоган вел предвыборную кампанию на местных выборах 2019 года, хвастаясь в городе Кахраманмараш, что «проблемы 144 556 наших граждан были решены благодаря строительной амнистии».

Согласно условиям этой амнистии, домовладельцы могли заплатить штраф, чтобы получить официальное разрешение на заселение, вместо того чтобы приводить здание в соответствие с нормами. Во время предвыборной кампании в Антакье в том же году президент назвал цифру 205 000 человек, получивших выгоду от амнистии.

«Они превратили дома людей в могилы, а затем взяли плату за эту привилегию», – сказал лидер оппозиции Кемаль Киличдароглу. Как и многие другие, он отвергает мнение о том, что сейчас не время для политики. Они задают вопрос: если не сейчас, то когда?