Перед поражением от Англии со счетом 6:2 в прошлом месяце иранская команда отказалась исполнять национальный гимн Исламской Республики, а некоторые активисты освистали команду за то, что она не покинула турнир в знак солидарности с сотнями молодых иранцев, погибших за последние десять недель.

Футбол, безусловно, является любимым видом спорта в Иране. Поэтому то, что иранцы ополчились против своей национальной команды, той, которая заняла первое место в азиатских отборочных соревнованиях, говорит о глубокой ране, которую нынешние события нанесли психике населения страны. По мере роста движения и распространения протестов из Тегерана в провинции, протестующие расширили свои требования. Их призыв прекратить преследования со стороны полиции нравов вскоре перерос в скандирование «смерть диктатору», имея в виду 83-летнего верховного лидера аятоллу Али Хаменеи.

Этот кризис, похоже, не угрожает выживанию режима. У протестующих нет средств для свержения правительства, а руководство Ирана вряд ли расколется. К счастью для режима, его внешние враги помогают ему сохранять единство различных фракций. Наследный принц Саудовской Аравии Мохаммед бин Салман и бывший и, вероятно, будущий премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху, поддерживающие протесты, являются, вероятно, двумя самыми ненавистными фигурами в Иране (это сомнительно, поскольку часть протестующих высказывает симпатии к Израилю, а многие другие нейтральны в данном вопросе – прим.). Соединенные Штаты имеют плохой опыт содействия смене режимов в Афганистане, Ираке и Ливии, оставляя после себя несостоявшиеся или глубоко дестабилизированные государства.

Но жесткие репрессии Исламской Республики против протестующих разорвали связи правительства с несколькими поколениями иранцев, не только с молодежью. Поколение их родителей было в основном лояльно к революции; в молодости иранцы среднего возраста стремились реформировать систему изнутри, а не свергать ее. Они избирали политиков, которые обещали не только материальные блага, но и большую терпимость к образу жизни и различиям.

За последние два десятилетия иранские реформаторы пытались сделать Исламскую Республику более толерантной. Бывший президент Мохаммад Хатами, избранный в 1997 году, выступал за «диалог между цивилизациями», пока не ушел в отставку в 2005 году. Президент Хасан Роухани, занимавший пост с 2013 по 2021 год, обещал более умеренную социальную политику, а также восстановление отношений с Западом и прекращение экономических санкций. Даже бывший президент Махмуд Ахмадинежад, избранный в 2005 году как сторонник жесткой линии, позднее выступил против своих консервативных благодетелей и принял свой собственный стиль реформизма. После ухода с поста президента в 2013 году он выступал за расширение личных свобод и отмену полиции нравов.

В 2021 году разочарованные сторонники жесткой линии организовали выборы глубоко консервативного клерикала, нынешнего президента Ибрахима Раиси, задачей которого было бы продемонстрировать общественности, что могут дать «настоящие исламские революционеры». Жестко настроенное традиционалистское правительство, как надеялись сторонники жесткой линии, обеспечит экономическое процветание внутри страны и укрепит позиции Ирана как региональной державы, отвратив иранцев от реформ и сближения с Западом.

Когда процветания не произошло, сторонники жесткой линии обвинили в плохих экономических показателях Ирана западные санкции, неолиберальную политику, проводимую предыдущими правительствами, и чрезмерную зависимость от глобализированных рынков. Некоторые даже возлагали вину за экономические проблемы страны на неэффективную ядерную сделку 2015 года.

Но Раиси, который получил президентское кресло, набрав всего 18 миллионов голосов (из 59 миллионов избирателей), не имеет ни мандата, ни опыта, чтобы выполнить свои обещания по достижению соглашения с Западом, усмирению инфляции и прекращению обесценивания валюты.

Отсюда следует, что иранские консерваторы оказались не готовы к вспышке протестов.

Напряженность между молодыми женщинами и властями по поводу принудительного ношения хиджаба существовала уже много лет, но консерваторы не обращали на это внимания. На самом деле, сторонники жесткой линии настаивали на усилении наблюдения за женщинами в общественных местах с 2019 года, еще до избрания Раиси. Многие считали, что пришло время пересмотреть вялое исполнение закона 1983 года о хиджабах, который криминализировал женские наряды, считавшиеся «неисламскими», и ужесточить правила. То, что это противоречило меняющемуся времени, и то, что дресс-код уже породил затяжные протесты против хиджаба в более богатых городских районах Ирана, не вызвало тревоги.

Режим упустил из виду, что иранское общество изменилось с 1983 года, когда большинство женщин добровольно соблюдали закон о хиджабе. Тогда многие женщины жили совсем по-другому; в среднем они переживали 6-8 беременностей, не искали работу вне дома и не были так высокообразованны. Политика первых исламских революционеров, направленная на защиту бедных слоев населения, обеспечила сельские и бедные городские районы электричеством, чистой водой и медицинскими услугами, что изменило жизнь многих женщин.

Однако сегодня женщины в Иране имеют в среднем двух детей. 38 процентов иранских женщин в возрасте 20 лет получают высшее образование, по сравнению с 33 процентами мужчин их возрастной группы. Для них невыносима одна мысль о том, что их могут арестовать и отправить в лагерь перевоспитания полиция нравов.

Раиси, который обещал создавать миллион рабочих мест и миллион новых домов каждый год в течение своего четырехлетнего срока, сосредоточился на реализации своих амбициозных экономических целей. Но за первый год его правления в экономике появилось всего 374 000 рабочих мест. У нас нет данных о том, сколько новых домов было построено за это время, но можно предположить, что это число гораздо меньше миллиона.

Десятилетие экономических неудач вызвало еще больший гнев среди иранской молодежи. Молодые иранцы, окончившие колледж, в среднем ждут более 2,5 лет, прежде чем устроиться на свою первую работу. В 2021 году почти половина женщин с высшим образованием в возрасте 20 лет и четверть их сверстников-мужчин были безработными. Большинство иранцев в возрасте до двадцати лет по-прежнему живут с родителями, не имея финансовой возможности создать собственную семью.

Пытаясь подавить народные волнения, власти, вероятно, придут к выводу, что упразднить ненавистную полицию нравов было гораздо проще, чем добиться уверенного экономического роста.