С момента основания Исламской Республики президент в Иране никогда не обладал реальной властью принятия решений, ни формально, ни неформально. Ни один президент никогда не имел реального права голоса по наиболее важным вопросам идеологии, национальной безопасности и внешней политики Ирана, особенно в отношении ядерного досье и региональной политики.

Таким образом, любой глубокий анализ возможных последствий избрания Раиси для иранской стратегии должен опираться на предположение, что личность нового президента не окажет существенного влияния на иранскую политику ни внутри страны, ни на международном уровне. Именно Верховный лидер остается лицом, принимающим окончательные решения в Исламской Республике Иран. Однако Раиси может «интерпретировать» волю лидера, добавив дополнительные препятствия и нереалистичные требования в Вене.

Сорвет ли президентство Раиси ядерные переговоры

Избрание Раиси вряд ли существенно повлияет на ядерные переговоры в Вене. Раиси не сделал ни одного заявления, которое отличалось бы от заявлений уходящего президента Роухани. Ядерное досье – это вопрос государственной важности, поэтому окончательное решение в этом вопросе остается за Верховным лидером.

Иранцы не пытались облегчить жизнь администрации Байдена. Они постоянно выдвигают новые требования, демонстрируя непримиримость без готовности что-либо уступить. (США готовы снять санкции, введенные администрацией Трампа, тогда как снять все остальные санкции будет гораздо сложнее как технически, так и политически).

Тем не менее сам факт нахождения Раиси на своем посту может только препятствовать уже зашедшим в тупик переговорам. В 2019 году он попал под санкции США из-за нарушений прав человека. Иранцы требуют отмены санкций, наложенных на Раиси и на Хаменеи. Однако США не могут выполнить это требование, даже если эти санкции носят чисто символический характер, потому что это повлечет за собой непомерную политическую цену внутри страны. После того как президент Байден назвал Путина «убийцей», будет гораздо сложнее проявить снисхождение к иранскому президенту, известному своей ролью в массовых казнях политических заключенных.

Зачем Хаменеи понадобилось манипулировать выборами

Зачем Хаменеи понадобилось манипулировать выборами и почему он так хотел избрать Раиси президентом и, возможно, своим преемником? Ответы на эти вопросы взаимосвязаны.

Хотя президент в Иране не имеет реального права голоса в стратегических вопросах и формально подчиняется Верховному лидеру, он не является пешкой лидера. Он играет важную роль, занимая ключевую позицию в политической игре. Номинально президент является главой исполнительной власти, ответственным за проведение политики, утвержденной лидером. Но Хаменеи пережил горькие разногласия с предыдущими президентами, такими как Хатеми и Ахмадинежад.

Хаменеи, вероятно, понимает, что Иран сталкивается с новыми раундами народного протеста, учитывая, что внутренние проблемы Ирана продолжают накапливаться без какого-либо решения, особенно на фоне продолжающейся пандемии COVID. Всеобщая забастовка работников нефтяного сектора парализовала экономику страны, а засуха в Хузестане довела жителей до отчаяния. Иранский режим допускает определенную степень протеста против правительства по социально-экономическим вопросам. Однако социально-экономические волнения могут перерасти в идеологический протест против режима. В этом случае режим не стесняется безжалостно подавлять протесты. Для этого Хаменеи необходима полная гармония с действующим президентом. Возможно, режиму придется все чаще прибегать к репрессиям, что сделает гармоничные отношения между лидером и президентом еще более необходимыми с точки зрения первого.

Продолжение проекта политических репрессий при улучшении социальной ситуации и снижении внешних рисков станет главной задачей Раиси.

Следующий верховный лидер

Обсуждение вопроса о преемственности Хаменеи остается одним из самых строгих табу в Иране. В иранских СМИ не разрешается открытое обсуждение этого вопроса. Тем не менее кажется все более очевидным, что Раиси – любимый политик, выбранный Хаменеи в качестве преемника. Эти два человека имеют целый ряд общих черт, начиная со скромной клерикальной родословной в Мешхеде и заканчивая участием в революционном исламистском движении в шестидесятые годы. Раиси также очень близок к лидеру идеологически и смотрит на будущее Ирана с тех же позиций. Если и когда Раиси станет Верховным лидером, он будет придерживаться ориентации Хаменеи, не отклоняясь от «пути имама» (Хатт-е Эмам).

Согласно иранской конституции, лидер должен быть моджтахедом (доктором исламского шиитского права). Хотя сам Хаменеи не является аятоллой в традиционном понимании этого термина, он имеет духовное образование, как и Раиси, – в отличие от всех других потенциальных претендентов на преемственность.

Важность формальных элементов режима

Слухи о скорой отмене президентской должности ходили с первых лет существования Исламской Республики, но все же она стала устоявшейся частью революционной системы. Должность президента была введена не сразу в 1979 году, но с тех пор она заменила должность премьер-министра.

Исламская республика подразумевается как представительный режим, где исполнительная власть избирается всеобщим голосованием. Формальное республиканское измерение имеет огромное идеологическое значение для режима, даже если выборы ограничены только утвержденными кандидатами, а избранные руководители не обладают реальной властью. Поэтому верховный лидер не может позволить себе открыто пренебречь республиканскими элементами и просто напрямую назначить своих любимых кандидатов или передать власть своему сыну Моджтабе, и/или позволить Ирану стать военным режимом, открыто управляемым КСИР. Каждый из этих трех вариантов подорвет представительный республиканский имидж режима.

Хаменеи настаивает на президентстве и всеобщем избирательном праве, потому что он предпочитает непрямое правление. Несмотря на то что Хаменеи является лицом, принимающим окончательные решения и фактическим правителем, любая критика Хаменеи запрещена. Хаменеи никогда не отдает прямых приказов, а только «рекомендует» или «советует». Это связано с тем, что публичная отдача прямого приказа подразумевает разделение ответственности за его исполнение, чего Хаменеи постоянно избегает. Тем не менее именно в кабинете Хаменеи принимаются самые важные решения, а прозрачность и подотчетность в этом кабинете отсутствуют.

Корни идеологии иранского режима

Прежде всего Хаменеи нуждается в Раиси для сохранения своей непримиримой идеологической линии. При анализе внешней политики Ирана обычно уделяется очень мало внимания базовым идеологическим принципам, и это ошибка. Невозможно понять стратегию Ирана и предсказать его поведение без понимания идеологических корней режима и той центральной роли, которую идеология играет в ключевых вопросах, включая стремление к ликвидации Израиля.

С момента своего создания в 1979 году режим определял себя как велаят-е факих – государство правоведа (или толкователя законов Шариата). Именно этот формальный титул был присвоен Хомейни и в конечном итоге Хаменеи – носителю высшей власти в Иране. Однако в Иране также сохраняются некоторые аспекты представительного правления, которые противоречат велаят-е факих.

Другой важной характеристикой иранского режима является не исламское законодательство, а самоопределение режима как революционного. Пакистан и Афганистан также называют себя исламскими республиками, но это не Иран. Официальный титул Хаменеи – Великий лидер исламской революции. Хаменеи неоднократно повторял: «Я – революционер».

Иранская исламистская идеология развивалась еще в 1940-х годах благодаря деятельности движения «Фадаян-ислам», возглавляемого Наввабом Сафави. Последний совершил поездку в Египет и встретился там с основателем «Братьев-мусульман» Хасаном аль-Баной. «Фадаян-ислам» начал совершать убийства тех, кого они считали врагами ислама. Их жертвами стали некоторые иранские политики и интеллектуалы. Таким образом, идеи «Братьев-мусульман» распространились в Иране. Не кто иной, как молодой Али Хаменеи, перевел на персидский язык книги одного из ключевых лидеров «Братьев-мусульман» Саида Кутба. Таким образом, между суннитским исламизмом «Братьев-мусульман» и шиитским исламизмом в Иране всегда существовала прямая связь.

Концепция революции подразумевает конфликт и противостояние; революция должна быть постоянной и никогда не заканчиваться. С этой целью иранская революционная идеология использует многие понятия, напоминающие марксистскую риторику, такие как «угнетенные» (mostaz'afin). Этот термин также заметно напоминает идею «Земли отверженных» Франца Фанона.

Иранская революция борется против мирового высокомерия, империализма, колониализма, гегемонии и угнетения.

Это позволяет апологетам режима, жестоко репрессирующего различные элементы (включая ЛГБТ-сообщество), заявлять о родстве с прогрессивными движениями в США, такими как приверженцы критической расовой теории. Таким образом, и суннитский, и иранский шиитский исламизм имеют общее идеологическое ядро, которое создает общность с некоторыми антиимпериалистическими или марксистко-ленинскими течениями на Западе.

Во время недавней вспышки насилия в Израиле в мае Иран недвусмысленно поддержал ХАМАС и «Исламский джихад». Ни в одном заявлении администрации Байдена не упоминается эта связь, не говоря уже об осуждении Ирана во время войны с Израилем. Опять же, когда речь идет о более «прогрессивных» элементах демократического спектра, симпатии радикальных левых Запада к обеим версиям исламизма и их ненависть к сионизму не случайны и имеют общие идеологические основания (эти основания связаны с тем, что Израиль может рассматриваться как колониальный европейский проект на Ближнем Востоке, и основатель сионизма, Теодер Герцель, напрямую связывал сионизм с колониальными европейскими проектами, считая его одним из них. – Прим.). Иранская пропаганда изображает умеренные арабские правительства, а именно Саудовское королевство, как реакционные. Это еще один троп, опирающийся на пропаганду СССР и марксистско-ленинскую терминологию, которая теперь применяется к умеренным и прозападным арабским режимам. (Автор весьма своеобразно оценивает «умеренность» ваххабитской абсолютной монархии в Саудовской Аравии. – Прим.).

Революционная идеология Ирана имеет дальнейшие стратегические последствия. Из-за встроенной в нее непримиримости эта идеология делает режим нереформируемым, поскольку любая реформа изменит иранское общество. Хаменеи просто не может уступить ни одному из идеологических постулатов, потому что в этом случае режим останется только с лозунгами. В свою очередь, Хаменеи не может допустить, чтобы идеология превратилась лишь в бескомпромиссное пустословие, поскольку это будет равносильно потере сдерживания как внутри страны, так и за рубежом. Раиси незаменим для сохранения такой идеологии, которая необходима для выживания режима.

Потребности иранской идеологии в выживании препятствуют открытию иранской экономики для иностранных инвестиций. Конечно, сторонники жесткой линии хотят, чтобы западные санкции были сняты, и не то чтобы они выступали против иностранных инвестиций. Однако они понимают, что иностранные инвестиции невозможны без правовых реформ и превращения Ирана в более подходящее место жительства для западных экспатов. Но они также понимают, что приток западных инвестиций и компаний автоматически означает усиление западного влияния на иранское общество, что является их кошмаром. Говоря языком Хаменеи, это было бы «культурным вторжением».

(Согласно наблюдению некоторых иранских марксистских диссидентов, сторонников автономных рабочих советов, иранский Корпус стражей исламской революции (КСИР) – самая мощная военно-политическая структура в Иране – саботировал законодательные реформы, которые могли бы обеспечить приток транснациональных капиталов с 2015 по 2017 годы, когда ядерная сделка еще работала и многие санкции были сняты с Ирана. Причина саботажа, по их мнению, заключалась в том, что КСИР, контролируя треть иранской экономики и имея огромную политическую власть в Иране, боялся, что усиление влияния западных инвесторов ослабит его власть и влияние. – Прим.).

 

Революция также подразумевает экспорт революции и помощь «ищущим свободы» движениям по всему миру. Этот принцип является идеологическим обоснованием поддержки Ираном вооруженных прокси и его связей с режимами на Кубе и в Венесуэле. Сегодня к таким движениям относятся ливанская «Хезболла», проиранские иракские ополченцы, «Исламский джихад» в Палестине, хуситы в Йемене и ХАМАС. Однако последние два являются скорее фактическими клиентами Ирана, чем его прокси.

Стратегия прагматического идеализма

Революционный элемент влияет на все элементы внутренней и внешней политики Ирана – от нарушения прав человека внутри страны до поддержки союзников за рубежом.

Некоторые аналитики изображают иранский режим прагматичным, подразумевая, что существует противоречие между идеологией и прагматизмом или рационализмом. Однако это бинарное понимание, которое на самом деле не применимо нигде в мире. Не существует чисто прагматического геополитического актора, у которого вообще нет идеологии. Точно так же никогда не существовало режима, который был бы воплощением чистой идеологии с нулевым прагматическим расчетом. Такие понятия, как национальный интерес, прагматизм и рационализм, никогда не являются абстрактными математическими конструкциями, а всегда зависят от контекста и меняющихся обстоятельств.

Поддержка палестинских организаций и «Хезболлы» является неотъемлемой частью иранской идеологии, ориентированной на религию, и в равной степени воспринимается как отвечающая национальным интересам Ирана. Однако иранский режим не игнорирует непредвиденные обстоятельства, которые могут поставить под угрозу другие национальные интересы Ирана, если идеологическая политика станет проблематичной. Даже если режим отдает предпочтение одной политике перед другой, он все равно отстаивает свои идеологические цели.

Али Хаменеи возглавляет правительство Ирана с 1989 года. С тех пор он не сделал ничего такого, что могло бы заставить считать его иррациональным поджигателем войны. Он является жестким, но очень осторожным идеологом. Режим понимает, что иранский народ не заинтересован в новых войнах. Шрамы 1980-х годов (война с Ираком) еще не зажили, и поэтому поведение Ирана в регионе направлено на то, чтобы избежать неконтролируемой эскалации, не говоря уже о полномасштабной войне с США или Израилем. Это и есть иранский прагматизм: реализация идеологии на местах с осторожностью и таким образом, чтобы иранские усилия были малозатратными. Этот «прагматичный» подход включает в себя безжалостное подавление гражданского протеста внутри страны, ракетные удары по Саудовской Аравии и базам США, а также нападения на Израиль через посредников.

(После того как Иран потерял около миллиона человек в ирано-иракской войне 1980-1988 годов, он осознал рискованность прямой внешней экспансии. Хотя Иран имел шансы на победу в войне с Ираком, он столкнулся с тем, что ведущие державы мира, США, СССР и др., стали оказывать поддержку Ираку, опасаясь усиления Ирана. Осознав, что мир никогда не позволит Ирану выиграть войну, руководство Ирана перешло к более осторожной стратегии, предпочитая действовать через своих союзников, осуществляя экспансию косвенными методами. – Прим.).

Хаменеи хочет, чтобы его преемник сохранил в неприкосновенности этот «центристский» идеологический подход: ни соблазна реформ и либерализации, ни слишком воинственного мировоззрения некоторых убежденных офицеров КСИР. Раиси – абсолютный идеологический и психологический клон Хаменеи. Вот почему последний хотел, чтобы Раиси стал президентом, и почему он, вероятно, намерен назначить Раиси своим преемником.

Хаменеи и Раиси – рациональные прагматики, но они опасны

Можно сказать, что почти все, что делает Хаменеи, является прагматичным в следующем смысле: Хаменеи знает, что режим нереформируем, и поэтому его возможности ограничены.

(Скорее всего, режим нереформируем в силу политической ситуации. Он крайне непопулярен в современном Иране, особенно в условиях глубочайшего экономического кризиса, и удерживается сегодня не благодаря экономическим достижениям, выборам или популярной идеологии, а благодаря насилию. Ослабление его силовой составляющей, включая КСИР, с которым связан Раиси, или смягчение могло бы привести к его падению. С другой стороны, в конце 1970-х режим КНР под руководством Компартии, казавшийся нереформируемым, перешел к активному сотрудничеству с западными инвесторами, сумел создать мощную экономику и выжить. – Прим.).

Президентство Раиси, вероятно, мало что изменит для Израиля и арабских стран, но неспособность президента и лидера решить самые острые проблемы страны опасна сама по себе. Чем больше режим будет опасаться за свое выживание и чем больше он будет терять легитимность (внутри Ирана и\или в мире), тем сильнее будет становиться его стремление получить ядерную бомбу. Никто не осмелится напасть на режим, имеющий в своем распоряжении ядерное оружие. Это утверждение подчеркивает абсурдность причисления иранского режима к прагматичным или рациональным по западным критериям. В стремлении гарантировать свое выживание режим рационален, но это все равно режим, который сбил самолет с иранскими пассажирами и который поддерживает «Хезболлу» и ХАМАС.

Одним из главных выводов из такого понимания Ирана является отказ от представления о том, что в Иране существуют два соперничающих политических лагеря с противоположными подходами к Западу. Это просто неверно. Существует только одна система с едиными целями. Раиси является лучшим воплощением агрессивного хомейнизма, который открыто попирает самые основные права человека и достоинство иранского народа. Ни у Израиля, ни у его арабских союзников нет никаких оснований считать, что режим станет умеренным.

Хуситы продолжают обстреливать Саудовскую Аравию беспилотниками и ракетами иранского производства. (Проиранские йеменские повстанцы хуситы действительно делают это, в то время как саудовцы оккупируют часть Йемена и бомбят его города и села. Также Иран поддерживает ХАМАС, который время от времени обстреливает Израиль, но со своей стороны Израиль блокирует Сектор Газа и оккупирует палестинский Западный берег реки Иордан. Нет никаких оснований считать политику Ирана более агрессивной, чем политику Саудовской Аравии, Израиля или Турции. – Прим.). Переговоры между саудовцами и иранцами не принесли никаких результатов. В результате недавнего нападения Ирана на принадлежащее Израилю судно погибли два члена экипажа. Эти инциденты ясно показывают, что режим не намерен ни умерить, ни обуздать свою подрывную деятельность. Израилю придется заставить иранский режим заплатить за свои нападения, независимо от международного или даже американского возмущения. Только действия Израиля (а не словесные угрозы) произведут впечатление на Иран. (В действительности обе страны совершают атаки на морские суда друг друга, кроме того, Израиль совершает убийства иранских физиков-ядерщиков и диверсии на иранских ядерных объектах. – Прим.).

Иран уязвим. Помимо своих асимметричных возможностей и прокси, Иран – очень слабое государство с длинными и пористыми границами. Его спецназ, может быть, и хорош в убийстве иранских диссидентов, но его вооруженные силы вряд ли смогут выдержать целенаправленный удар современной армии.