Писатель Джайапалан родился в 1944 году в городе Удувилль в северной провинции Шри-Ланки, которая является родиной тамилов, известной как Илам.

В 1960-е годы он был связан с радикальными антикастовыми движениями и Коммунистической партией Цейлона. Он также является ярким поэтом, и его стихи и рассказы сделали его одним из лучших современных авторов Тамил Илама. Он был первым президентом студенческого союза университета Джаффны в конце 1970-х годов, на ранних этапах роста борьбы тамильской молодежи Илама против национального угнетения и системного геноцида, проводимого унитарным государством. Он также был связан с вооруженной борьбой Тамил Илама, и его литературные произведения отразили динамику роста борьбы тамильского народа во времена угнетения и войны.

- Не могли бы вы рассказать нам о ранних этапах вашей жизни, что повиляло на вас и ваше творчество?

- Моя мать была преподавателем, и ее интересовала академическая деятельность. Она очень любила тамильскую и английскую поэзию, библейскую и религиозную литературу.

Мой отец был бизнесменом, который хотел накопить землю и богатство, и со временем он стал крупным землевладельцем. Он начал бизнес со скромными средствами как продавец, развозящий товары на велосипеде на Сингальском юге в течение 1930-х годов, он развозил сигары. Он также стал ярым приверженцем Федеральной партии (тамильской политической партии, которая выступала за федерализм как способ решения национального вопроса Илама) в 1950-е годы.

Мой отец очень любил тамильскую классическую поэзию, современных поэтов, таких, как Бхаратияр, а также сингальскую поэзию.

С юности я читал много стихов, вырезанных из журналов и газет. У моей мамы была привычка переписывать стихи и собирать их в большой тетради. Несмотря на разные вкусы моих родителей, литература объединяла их. Это создавало комфортный климат, несмотря на все конфликты между матерью и отцом, а также отношения любви и ненависти, которые у меня были с моим отцом. Поэзия сделала мой беспокойный дом более трезвым и предоставила мне пространство.

Когда мне было пять лет, наш отец заставил нас переехать из Удувилля на остров Недунтиву  – остров наших предков. Там я общался с крестьянами и обычными трудящимися, которые пели народные песни, и чья речь была богата и поэтична. Люди говорили на красочном языке, с множеством аллегорий и метафор. Это удивило меня, и можно сказать, что моя поэзия начинается с влияния моей семьи и с влияния окружающей среды. Мои ранние поэтические опыты начинались под влиянием речи деревенских жителей родного острова моего отца. К двадцати годам я написал много лирических и эпических стихов.

Вскоре я разочаровался в своих литературных экспериментах, потому что увидел очевидное влияние современных тамильских писателей, таких, как Бхаратияр, а также Омара Хайяма и некоторых английских стихов, которые читала моя мать.

Поэтому в этот момент я отказался от всех своих предыдущих работ и начал читать и изучать тамильскую классическую поэзию и древнюю литературу Сангама (часть литературы на тамильском языке, написанной между 300 г. до н.э. и 200 г. н.э.).

Бхаратияр является ярким современным тамильским поэтом, но у него есть свои минусы, поскольку его знакомство с языком начинается со средневековой тамильской литературы и поэзии - не с древней классической традиции Сангама. Он начинается со средневековых сиддхов, а также Камбана, классической литературы на санскрите и английской поэзии.

Жемчужина тамильских классических знаний и поэзии - это Сангам, и на меня очень повлияло это чтение.

Бхаратияр представлял Индию как единое целое, а Тамил-Наду (штат Тамил в составе индийского союза, расположенный в южной части Индийского субконтинента) как ее часть, и описывал общие контуры паниндийской идеи и земли, наполненной противоречиями. Следовательно, он проявил структурное ограничение и не смог погрузиться в чувства народных масс тамилов и их конкретные образы и символы.

Наша классическая поэзия говорит об особом ландшафте или о социальном ландшафте тамильского языка и о связи между природой и человеком. Аллегория природы в ней – это человеческие отношения. Они также классифицировали тамилоговорящий мир как состоящий из пяти социально-географических образований, называемых tinais. Это изобретение сангамской поэзии, и я был шокирован, увидев глубину социального понимания человека и природы, воспетую этими древними поэтами.

Нейталь - море и прибрежные земли и люди, которые живут и взаимодействуют с ландшафтом (рыбаки, моряки, добытчики соли).

Муллай – это джунгли и пастбища, примыкающие к джунглям, и люди, которые живут на этих землях (пастухи коров и коз).

Курунджи, горная территория, где горные племена связаны между собой.

Марутам является сельскохозяйственными землями и связанным с ними орошаемым ландшафтом, связанным с фермерами. Поэты говорят, что Марутам создается человеком, в то время как земля Муллай и Нейталь проектируется людьми из природного ландшафта.

Палай, это сухая зона, покрытая сухими лесами и кустарниками, открытые равнины и засушливые земли, поэты рассказывали, что люди, живущие здесь, - охотники, разбойники, а также свирепые воины. Сообщества представлены сезонными поселенцами, которые мигрируют в другие тиниасы в поисках работы в сухие сезоны. Многие из стихотворений, написанных в Палае, - это темы про молодых людей, мигрирующих на работу за пределами своей земли, и тоска от разлуки между возлюбленными.

- Вы были связаны с крестьянской борьбой и антикастовой вооруженной борьбой 1960-х и начала 1970-х годов, тогда вы были первым лидером студенческого союза университета Джаффны. Вы также были связаны с революционной вооруженной фазой освободительной борьбы тамилов. Не могли бы вы рассказать нам о взаимосвязи между вашими революционными действиями и вашей литературной деятельностью?

- На второй этап моей литературной деятельности повлияла сангам -литература, и в это же время я также стал известным бойцом в районах Ванни. Мое первое стихотворение в этот период – «Palaiarunaraguthu» («Река Пали течет»), которое затрагивает наследие вождя тамилов Ванни Пандара Ваннияна. В начале 1800-х годов районом Ванни управлял Пандара Ванниян, сражавшийся с британскими империалистами.

В нем описываются современные реалии, включающие реку и местные тамильские общины. Я описываю, как женщины купаются в реке, и сцены из истории реки, вращающейся вокруг фигуры Пандары Ваннияна во время его сопротивления британскому колониальному правлению. В нем также затрагиваются социально-экономические условия в деревнях, зависящих от реки, со сценами вспашки, происходящими на рисовых полях. Я заканчиваю стихотворение следующим образом: «Я считаю, что след Пандары Ваннияны все еще существует в песках русла реки Пали. Это земля, где он жил, и где он черпал воду руками из этих самых рек, они сегодня все еще текут».

Я говорил здесь косвенно, что национальный дух сопротивления тамильских народов по-прежнему существует в Ванни, я написал это в 1969 году, прежде чем национально-освободительная борьба в Иламе началась в 1970-х годах.

Многие бизнесмены в тамильской общине поддерживали Федеральную партию. Когда я был молод, я был под влиянием федеральных идей. Но позже во время антикастовой борьбы (1968 год) я уже был под влиянием Коммунистической партии. У Коммунистической партии было глубокое противоречие, поскольку они не учитывали национальные права тамилов. В то время Китай и СССР были близки к правительству Шри-Ланки во главе с Сиримаво Бандаранаике и Партией свободы Шри-Ланки (SLFP), поэтому они рекомендовали коммунистическим партиям не выступать против правительства Шри-Ланки. Из-за геополитических соображений Китая и СССР Коммунистическая партия была вынуждена принять сингальские шовинистические партии и их политику в качестве прогрессивных сил. Несмотря на то, что они (Коммунистическая партия Шри-Ланки, как пекинское, так и московское крыло) сражались за рабочих на юге (сингальские районы) и людей угнетенных каст в тамильских районах, им не удалось признать национальный гнет и демократические устремления народа Тамил Илама и его самоопределение. Более того, они начали высмеивать Федеральную партию и их решения. Они подняли вопрос о прекращении участия в борьбе против угнетения каст на родине тамилов. Это было отчасти полемикой, чтобы скрыть свои неудачи в отношении тамильского национального вопроса.

Несмотря на то, что официальная линия Федеральной партии не имела последовательной программы против кастового вопроса, в ней было много прогрессистов.

Федеральная партия, в частности, организовала движение за равный обеденный перерыв, где все члены тамильского общества должны были обедать вместе на равных условиях. Это разбивало бесчеловечную практику кастовой дискриминации (дискриминация в посадке за обеденным столом и подаче посуды обедающим людям на основании кастовой системы).

Я поддерживал Коммунистическую партию в отношении прав рабочих, крестьян и угнетенных каст, но я настаивал на федеральном решении внутри коммунистической партии, и я поддерживал федеративные партии. Тогда Ванни был отдаленным регионом, и ни коммунистические партии, ни Федеральная партия не имели значительной социальной базы в Ванни. Поэтому все партии, несмотря на их соперничество, работали вместе со мной в этом регионе. Когда я выступал за федерализм, я также работал с прогрессивными элементами внутри Федеральной партии. В этом смысле я работал с соперничающими фракциями для достижения общей цели. Я желал, чтобы тамильская Федеральная партия включила кастовый вопрос, а Коммунистическая партия признала тамильский национальный вопрос.

Это началось, когда мне было 16 лет, и я стал очень активным в борьбе за права фермеров и угнетенных каст. По сравнению с другими коммунистами я отличался тем, что занимался тамильским национальным вопросом, выступая за федеральное и прогрессивное решение для тамилов.

Когда я писал свое первое стихотворение «Река Пали течет», меня идентифицировали как левого бойца, который применял насилие в борьбе против кастовости. Я был идентифицирован как крестьянский повстанец, работающий в Ванни. Я также боролся против кастовой дискриминации в сфере занятости и государственной службы в Ванни. Многие полицейские департаменты, в частности, суперинтенданты Маннара, Вовуния и Киллиночи искали возможности заставить меня замолчать и сделали несколько неудачных попыток. Было много доносов полиции на меня, основанных на том, что я подстрекал крестьянство к борьбе с системой, и что я был против нападений на угнетенные касты среди служащих в Ванни. 3 апреля 1971 года началось восстание молодежи в Сингале. Во время противостояния с JVP (левые националисты «Джаната Вимукти Перамуна», Janatha Vimukthi Peramuna) в 1971 году государство уничтожало бедную сельскую сингальскую молодежь. Когда я обратился к мятежной молодежи Юга, я написал стихотворение, посвященное им.

За год до начала восстания в 1970 году я встретился с лидером JVP Роханой Виджевира, когда он был в то время госпитализирован в Коломбо. Я сказал ему, что могу мобилизовать тамилов на борьбу в JVP при условии, что JVP примет федерализм в отношении тамильского национального вопроса. Он был разочарован и не хотел отвечать, и посоветовал мне встретиться с другим лидером JVP С.У. Бандарой. Рохана Виджевира сказал, что если коммунизм победит, мы создадим коммуны, и это станет решением для тамилов, он отказывался принять тамильский национальный вопрос. Из-за отказа принять федерализм и не признавать притеснения, с которыми столкнулись тамилы, я отказался работать с JVP. Отсюда начинается также моя работа с тамильскими партизанами, которые начинали свою деятельность.

Кроме того, во время моей работы с тамильскими освободительными движениями я всегда выступал за угнетённые тамильские касты и за решение вопроса с тамилами-мусульманами.

Потом пришли годы учебы в университете.

Я поступил в университет Джаффна в 1976 году. До этого многие государственные служащие и судьи, влиятельные в Джаффне, хотели отправить меня в тюрьму на пять лет, потому что я вступил в конфликт с врачом, который совершил насилие в отношении рабочих-далитов по кастовым мотивам. Поэтому власти пытались возбудить дело в суде против меня, и доктор использовал свое влияние через свою ассоциацию касты, чтобы мне вынесли приговор. С. П. Субраманиям, один из лидеров Коммунистической партии, лидер антикастовой борьбы и мой хороший друг, вступился за меня. Его поддержка, а также помощь со стороны Федеральной партии и тот факт, что никто из людей не стал свидетельствовать против меня, привели к тому, что они не смогли арестовать меня. Однако во время одного из судебных процессов судья, сочувствующий моим радикальным взглядам, но который не соглашался с моими боевыми методами, побуждал меня поступать в университет.

Поэтому я поступил в университет как взрослый студент, мне было 26 лет. Это был период, когда появились тамильские боевые движения. В течение этого периода из-за обстановки гнета государства и национального сопротивления со стороны тамилов Илама в университете Джаффна возникли вражда, в которой участвовало несколько сингальских студентов. Я работал как среди тамильских, так и сингальских студентов, на переднем фронте предстоящих выборов в первый студенческий совет университета Джаффна. Хотя я поддерживал движение Тамил Илама, я хотел, чтобы наша борьба велась на гуманистической основе, наша борьба должна была быть направлена против государства, а не против сингальских студентов. Я призвал студентов с обеих сторон предоставить общего кандидата. Тамилы не уступили. Затем я попросил сингальцев отказаться от отдельного списка кандидатов. Я хотел организовать тамильский список, в который также вошли бы некоторые сингальские студенты для студенческого совета. Я работал над включением в список студентов из угнетенных тамильских каст, Восточной провинции и тамильских мусульман и разумного участия для учащихся из сингальского меньшинства. В конце концов, меня попросили выступить за одного из кандидатов в президенты студенческого союза, и впоследствии он был избран первым президентом студенческого совета в университете Джаффна в 1978 году.

Я решительно выступал за самоопределение тамилов Илама и за противостояние национальному гнету и массовым убийствам, которые совершались государством. Я боролся против кастовости, за крестьян и за тамильскую национальную свободу. Я также работал, чтобы получить поддержку прогрессивных элементов на юге Сингала. Я был голосом, который выступал от имени тамильской национально-освободительной борьбы, от имени тамильских мусульман, и поощрял их совместную политическую работу. Поэтому моя литературная работа отражала некоторые из этих желаний и мотивов.