Речь идет в том, о чем заманчиво делать радикальные выводы сегодня, – о том, как будет выглядеть геополитика после пандемии. Некоторые утверждают, что мы являемся свидетелями последнего вздоха американского первенства, эквивалента британского Суэцкого кризиса 1956 года (после этого кризиса стало ясно, что Великобритания перестала быть мировой империей, способной оказывать решительное влияние на судьбы планеты, уступив пальму первенства Соединенным Штатам. – Прим.). Другие утверждают, что США, главная движущая сила международного порядка после «холодной войны», временно недееспособна, а за рулем сидит пьяный президент, но что завтра более трезвый управленец сможет быстро восстановить мировое лидерство США.

Мы еще многого не знаем о вирусе и о том, как он изменит международный ландшафт. Однако мы знаем, что попали в один из тех редких переходных периодов, когда американское господство отражается в зеркале заднего вида, а за ним смутно вырисовывается более анархический порядок. Этот момент напоминает как по своей хрупкости, так и по геополитическому и технологическому динамизму эпоху перед Первой мировой войной, которая вызвала две глобальные военные конвульсии, прежде чем государственное управление наконец осознало масштабы вызовов.

Чтобы ориентироваться в сегодняшнем сложном переходе, Соединенным Штатам нужно будет выйти за рамки дебатов между сокращением и восстановлением (реставрацией) и представить себе более фундаментальное переосмысление своей роли в мире.

Обломки пандемии окружают нас – более полумиллиона человек по всему миру погибли (статья написана летом 2020 года. – Прим.), ряды голодающих удвоились, в мире бушует самый тяжелый экономический кризис со времен Великой депрессии. Однако задолго до коронавируса либеральный международный порядок, построенный и возглавляемый Соединенными Штатами, стал менее либеральным, менее упорядоченным и менее американским. Пандемия ускорила эту тенденцию и усугубила существовавшие ранее условия.

В то время как США и их союзники шатаются и разделены пандемией, амбиции Китая стать доминирующими в Азии и выросли, как и его желание изменить международные институты и правила в соответствии со своей властью и предпочтениями. Пандемия также усилила неуверенность китайского руководства, усилив его беспокойство по поводу экономической вялости и социального недовольства. Результат – усиление внутренних репрессий и еще более драчливая разновидность «дипломатии воинов-волков».

(«Дипломатия воинов-волков» характеризуется использованием китайскими дипломатами конфронтационной риторики, а также возросшей готовностью дипломатов отвергать критику Китая в интервью и в социальных сетях. Это отход от прежней китайской внешней политики, которая сосредоточивалась на работе за кулисами, избегании противоречий и поддержке мягкой дипломатичной риторики. –Прим.).

Всегда настроенный на использование слабостей других, Владимир Путин упускает из виду слабость России. Обвал нефтяного рынка и плохое управление пандемией сделали российскую одномерную экономику и стагнирующую политическую систему еще более хрупкими. Путин по-прежнему видит множество возможностей для разрушения и подрыва соперничающих с РФ стран – тактика, которая может помочь падающей державе сохранить свой статус. Однако поле его возможностей сокращается.

Европа зажата между напористым Китаем, ревизионистской Россией, неустойчивой Америкой и своими собственными политическими крахами – не менее запутанными, чем Брексит. Дрейф в трансатлантическом альянсе усиливается, и США хотят, чтобы Европа делала больше с меньшим правом голоса, а Европа боится, что она станет травой, на которой топчутся слоны великой державы.

Пандемия также усилила беспорядки и дисфункции на Ближнем Востоке. Сторонники жесткой линии как в Тегеране, так и в Вашингтоне воинственно ведут себя, находясь у подножия опасной лестницы эскалации. Прокси-войны в Йемене и Ливии продолжаются. Сирия находится в кровавых руинах.

По мере того как волна пандемии захлестнет развивающиеся страны, самые хрупкие общества мира будут становиться все более уязвимыми. Латинская Америка сейчас переживает самый большой экономический спад в истории региона. Африка, с ее растущими городами и пугающей нехваткой продовольствия, воды и услуг здравоохранения, сталкивается с большими рисками, чем, возможно, любая другая часть мира.

Все эти проблемы и неопределенность еще больше осложняются продолжающимися технологическими сбоями, идеологической и экономической конкуренцией.

Темпы перемен превзошли способность неуверенных в себе лидеров формировать правила дорожного движения. Ложная информация распространяется с той же быстротой, что и правда; инфекционные болезни распространяются быстрее, чем лекарства. Те же самые технологии, которые открывают так много возможностей, теперь используются авторитарными лидерами, чтобы запереть граждан, наблюдать за ними и подавлять их.

Триумф глобализации давно позади, общества борются с растущим неравенством и меркантилистскими (протекционистскими) импульсами. Демократия отступает уже более десяти лет, договор между гражданами и правительствами сильно потрепан. Международные институты начинают разрушаться, парализованные слишком большим количеством бюрократии, слишком малыми инвестициями и слишком интенсивным соперничеством крупных держав. Над всем этим нависает угроза изменения климата, поскольку наша планета постепенно задыхается от выбросов углерода.

Этот момент взывает к лидерству, чтобы помочь сформировать чувство порядка, он требует организатора, который поможет справиться с этой сложной путаницей вызовов, стабилизировать геополитическую конкуренцию и обеспечить хотя бы некоторую защиту глобальных общественных благ.

Но сейчас мы переживаем худшее пересечение личности и момента в американской истории. «Америка прежде всего» на самом деле означает «Трамп прежде всего», тогда как Америка и американцы сами по себе.

Будущее Соединенных Штатов после пандемии не предопределено. У нас все еще есть право голоса, и мы все еще можем принять некоторые судьбоносные решения. Они более сложны, чем те, с которыми мы столкнулись в конце «холодной войны», когда наше бесспорное первенство смягчало наши ошибки и поддерживало наши иллюзии. Но сегодняшний выбор имеет еще большее значение, чем 30 лет назад.

Соединенные Штаты должны выбрать один из трех широких стратегических подходов: сокращение, восстановление и переосмысление.

Каждый из них стремится отстаивать наши интересы и защищать наши ценности; где они расходятся, так это в оценке американских приоритетов и влияния, а также угроз, с которыми мы сталкиваемся. Каждый из них легко может быть окарикатурен и каждый заслуживает честного взгляда.

СОКРАЩЕНИЕ

Нетрудно убедить многих американцев, борющихся с человеческими и экономическими издержками пандемии, страдающих от открытых ран наших расовых различий и сомневающихся в силе и перспективах американской идеи, подтянуть наши национальные разводные мосты и сократить расходы. Нетрудно также доказать, что преобладающий двухпартийный внешнеполитический консенсус нарушил «однополярный момент» Америки после «холодной войны», оставив США перенапряженными за рубежом и недоинвестированными внутри страны.

Сторонники сокращения утверждают, что слишком долго и друзья, и враги были рады позволить Соединенным Штатам обеспечивать глобальную безопасность, в то время как они пожинали плоды. Европа могла тратить меньше на оборону и больше на социальную защиту. Китай мог сосредоточиться на модернизации экономики, в то время как США охраняли мир, выполняя роль мирового полицейского.

США могут быть первыми среди равных на данный момент, но представление о том, что их лидеры могут возродить эру неоспоримого американского превосходства, предотвратить подъем Китая или вернуть наши дипломатические отношения и инструменты в их дотрамповские и допандемические формы, мираж.

Сокращение легко искажается (окарикатуривается) как разновидность нативистского (связанного с защитой интересов коренного населения. – Прим.) изоляционизма или патологического упадка. Это часто изображается как призыв бэннонитов (сторонники ультраправого идеолога и союзника Трампа Стива Бэннона) выбросить за борт чувство просвещенного эгоизма и сосредоточиться наконец на собственном «Я». Суть аргумента гораздо менее радикальна: речь идет о сужении нашей концепции жизненно важных интересов, резком сокращении глобальных военных миссий, отказе от устаревших альянсов и сдерживании нашего миссионерского рвения к построению демократии за рубежом.

Сокращение означает отказ от нашего высокомерного пренебрежения национализмом и суверенитетом и понимание того, что другие державы будут продолжать укреплять свои сферы влияния и защищать их.

И это означает признание того, что США могут управлять угрозами и противниками более эффективно, чем побеждать их.

Главный риск сокращения заключается в том, что оно заходит слишком далеко или происходит слишком быстро. Любая попытка отделить Соединенные Штаты от мира имеет свои недостатки.

Так, попытка президента Барака Обамы изменить условия американского участия на Ближнем Востоке дали нам важное предостережение. Его вдумчивая игра в длинную встретила несинхронизированные с ней страсти игры в короткую в регионе, создав значительные беспорядки и сомнения в американской мощи.

Есть и более серьезные структурные вопросы. Даже если США смирились со своим относительным упадком и сократили свои внешние амбиции, где же тот восходящий союзник, которому Америка может передать эстафету, как британцы передали ее США после Второй мировой войны? Как бы склеротичны ни были некоторые из наших союзов, насколько уверены американские лидеры в том, что они смогут лучше формировать нашу судьбу без этих альянсов? Нет ли опасности, что Соединенные Штаты превратятся в островную державу в мире, негостеприимном к островам, в мире, где Китай постепенно все больше доминирует на Евразийском континенте, Россия – его слабеющий союзник, а Европа – изолированный придаток?

И сможет ли Америка, сокращающая свою мощь, по-прежнему играть организующую роль в таких вопросах, как изменение климата, ядерное нераспространение и глобальная торговля, роль, которую сейчас не может играть ни одна другая страна?

ВОССТАНОВЛЕНИЕ (РЕСТАВРАЦИЯ)

Можно доказать, что первородным грехом является американская застенчивость, а не высокомерие. Глобальное лидерство США открыло эру беспрецедентного мира и процветания. Мы сдаемся на свой страх и риск. Сторонники концепции сокращения разделяют мнение дипломата Джорджа Кеннана о том, что чем скорее США откажутся от своего патерналистского альтруизма и станут просто еще одной большой страной, тем лучше для них. Реставрационисты, напротив, считают, что возложение на Америку такой роли в мире, лишенном руля, было бы роковой ошибкой.

Перефразируя бессмертные слова продюсера Брюса Дикинсона, мир лихорадит, и единственный рецепт – это больше лидерства США, какими бы несогласными с этим и эгоцентричными мы иногда ни были и как бы ни устали наши коллеги от выступления нашей Примадонны.

Обещанное исцеление, однако, оставляет многие вопросы без ответа. Есть ли у американского народа сейчас мужество и ресурсы для борьбы космических масштабов с авторитаризмом или для неограниченной конкуренции с Китаем? Являются ли максималистские цели, которые иногда используются в этом споре, необходимыми или достижимыми? Насколько наши союзники готовы и способны присоединиться к нам в общем деле? Ускорит или задержит обновление американского среднего класса более напористая международная позиция? Является ли сдержанность приглашением к беспорядку или лучшей защитой от него?

ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ

Существует альтернатива обоим подходам. Мы живем в новой реальности: США больше не могут диктовать события, как мы иногда думали прежде.

Администрация Трампа нанесла больший ущерб американским ценностям, имиджу и влиянию, чем любая другая за всю мою жизнь. И наша нация более разделена политической, расовой и экономической напряженностью, чем это было в поколениях. Но даже в этом случае, если мы не будем продолжать копать яму глубже для себя дома и за рубежом, мы остаемся в лучшем положении, чем любая другая крупная держава, чтобы мобилизовать коалиции и ориентироваться в геополитических порогах XXI века.

Мы не можем позволить себе просто нанести более скромную помаду на реставрационистскую по сути стратегию или, наоборот, применить более смелый риторический лоск к сокращению. Мы должны заново изобрести цель и практику американской власти, найти баланс между нашими амбициями и ограничениями.

Прежде всего американская внешняя политика должна поддерживать внутреннее обновление. Разумная внешняя политика начинается дома, с сильной демократии, общества и экономики. С большим количеством и лучшими рабочими местами, большей безопасностью, лучшей окружающей средой и более инклюзивным, справедливым и устойчивым обществом.

Благосостояние американского среднего класса должно быть двигателем нашей внешней политики. У нас давно назрела необходимость исторической коррекции курса. Мы должны стремиться к более инклюзивному экономическому росту

– к здоровому росту, который сокращает разрыв в доходах. Наши действия за рубежом должны способствовать достижению этой цели, а не препятствовать ей. Приоритет потребностей американских рабочих над прибылями корпоративной Америки имеет важное значение. Лидеры должны гораздо лучше работать над тем, чтобы торговые и инвестиционные сделки отражали эти императивы.

Однако это не означает, что мы должны отвернуться от торговли или глобальной экономической интеграции. Цепочки поставок в некоторых секторах с последствиями для национальной безопасности потребуют диверсификации и избыточности, чтобы сделать их более прочными, но политики не должны нарушать глобальные цепочки поставок, которые приносят пользу американским потребителям и подпитывают развивающиеся рынки. Усовершенствованный экономический подход мог бы включать элементы промышленной политики, сосредоточивая больше государственной поддержки на науке, технике, образовании и исследованиях. Это должно быть дополнено реформой нашей сломанной иммиграционной системы.

Второй важнейший приоритет новой внешней политики связан с глобальными вызовами – изменением климата, отсутствием безопасности в области здравоохранения, распространением оружия массового уничтожения и технологической революцией. Все эти проблемы напрямую влияют на здоровье, безопасность и процветание американцев. Ни одна из них не может быть решена Соединенными Штатами самостоятельно. Все это потребует международного сотрудничества, несмотря на усиление стратегического соперничества.

Этот подход требуют новой многосторонности – лоскутного одеяла коалиций государств-единомышленников, которые США все еще лучше, чем любая другая страна, могут собрать; жесткого подхода к реформированию международных институтов и гибкой дипломатии. Точно так же, как наше передовое военное базирование помогло справиться с угрозами безопасности во время «холодной войны», превентивная дипломатия может помочь смягчить наше общество от неизбежных потрясений и укрепить его устойчивость. (Автор использует много слов, чтобы указать косвенно на главную роль США в современном мире – роль защитника глобальных торговых цепочек, обеспечивающих прибыли транснациональных корпораций, в условиях, когда последние продолжают инвестировать массивную часть средств в экономику США. Защита ядерной монополии нескольких привилегированных государств планеты является частью этого процесса. – Прим.).

Третий жизненно важный приоритет – это наша самая большая геополитическая задача: управление конкуренцией с Китаем. В последние десятилетия недисциплинированное мышление заставило нас слишком много предполагать о преимуществах взаимодействия с Китаем. Сегодня недисциплинированное мышление иного рода заставляет нас слишком много предполагать о возможности разъединения и сдерживания и о неизбежности конфронтации. Тенденция, как это было в разгар «холодной войны», состоит в том, чтобы преувеличить угрозу, чрезмерно доказывать нашу ястребиную добросовестность, чрезмерно милитаризировать наш подход и сократить политическое и дипломатическое пространство, необходимое для управления конкуренцией великих держав.

Предотвратить подъем Китая США не по силам, а наши экономики слишком переплетены, чтобы отделиться друг от друга. США могут, однако, формировать среду, в которой поднимается Китай, используя сеть союзников и партнеров по всему Индо-Тихоокеанскому региону – от Японии и Южной Кореи до растущей Индии, союзников, которых беспокоит господство Китая. Для этого потребуется работать с ними и напрямую привлекать китайское руководство, чтобы ограничить соперничество с Пекином, определить условия сосуществования, не допустить, чтобы конкуренция превратилась в столкновение, и сохранить пространство для сотрудничества по глобальным вызовам.

Все зависит от разработки стратегии, которая усиливает, а не противопоставляет друг другу эти три взаимосвязанных приоритета. Очевидно, что Китай – это не единственный геополитический вызов Америки, но самый важный. Мы не можем игнорировать другие регионы, где у нас есть устойчивые интересы: Европа остается важнейшим партнером, а Северная Америка – нашей естественной стратегической базой, несмотря на редкий дипломатический подвиг нынешней администрации по отчуждению канадцев. Мы также не можем игнорировать неизбежные кризисы внутри страны и за рубежом, которые так часто срывают самые аккуратные стратегии.

Вооруженная четким пониманием приоритетов, следующая администрация должна будет заново изобрести американские альянсы и партнерства и сделать некоторые трудные и запоздалые выборы в отношении инструментов и условий участия Америки в делах всего мира. И ей придется действовать с дисциплиной, которая так часто ускользала от США во время их ленивого доминирования после «холодной войны».

Если «Америка прежде всего» будет отправлена на свалку, нам все еще придется изгонять демонов – нашу гордыню, нашу властность, нашу недисциплинированность, нашу нетерпимость, наше невнимание к нашему внутреннему здоровью, наш фетиш – использование военных инструментов и пренебрежение дипломатией. Но у нас еще будет шанс проявить нашу самую исключительную национальную черту – способность к восстановлению. И у нас еще будет шанс сформировать наше будущее, прежде чем оно будет сформировано для нас другими игроками и силами.

***

Уильям Джозеф «Билл» Бёрнс, или Бернс (англ. William Joseph "Bill" Burns; род. 4 апреля 1956, Форт-Брэгг, Северная Каролина, США) – американский государственный деятель и дипломат. Кандидат на пост главы Центрального разведывательного управления в администрации Джо Байдена. Заместитель Государственного секретаря США в 2011–2014 годах, и. о. Государственного секретаря США 20–21 января 2009 года. Посол США в Российской Федерации (2005–2008), посол США в Иордании (1998–2001).