Курдский лидер Абдулла Оджалан содержится в тюрьме строгого режима на острове Имралы с 15 февраля 1999 года, когда его задержали в Кении и доставили в Турцию против воли. Адвокаты не получают никакой информации ни от него, ни от трёх других своих клиентов, которые находятся в той же тюрьме строгого режима. Любое сообщение с тюрьмой остановилось после последнего прерванного телефонного разговора с курдским лидером, состоявшегося 25 марта 2021 года. С тех пор Оджалан и трое его товарищей по заключению полностью утратили связь с внешним миром. Последняя встреча семьи с Оджаланом состоялась 27 апреля 2020 года, а последний визит адвокатов из стамбульского адвокатского бюро «Асрин» на остров датируется 7 августа 2019 года – т.е., более 4,5 лет назад.

Адвокаты Абдуллы Оджалана провели ряд встреч с институтами Европейского союза в Страсбурге (Франция) и с представителями Европейского комитета по предупреждению пыток (ЕКПП).

Ибрагим Билмез, один из защитников Оджалана, принимавших участие во встрече, побеседовал с Сарой Глинн по случаю 25-й годовщины пленения Оджалана в результате международного заговора под руководством ЦРУ, закончившегося заключением курдского лидера на Имралы. Далее мы публикуем подробное интервью, которое было опубликовано на сайте Ocalan Vigil.

- Можете ли вы рассказать некурдской аудитории, почему фигура Оджалана имеет такое значение?

- Он – человек, который может изменить судьбу народа курдов. Курды были лишены своей идентичности. Родина этого народа была разделена на четыре части, и считалось, что их не существует, как единого народа. Идеологическая база Турецкой Республики подразумевает именно такой подход. Попробуйте представить себе общество из миллионов людей, существование которых не признавалось. После основания республики в разных частях Курдистана не раз начинались курдские восстания, а затем всё затихло на долгое время. Многие курды сдались. Они бежали от собственной идентичности, отрицали её и стыдились того, кто они есть.

В 1970-х годах, когда Оджалан и его товарищи начали отстаивать права своего народа, курды вновь обрели веру в себя и надежду на будущее. Люди организовались вокруг его группы, и с тех пор многое изменилось, особенно если вспомнить, что прежде это было феодальное и религиозное общество. Женщины получили больше влияния – по крайней мере, они начали бороться за свою свободу. Для такого места, как Ближний Восток, это большие перемены.

Стоит отметить, что Оджалан не ограничивался курдским вопросом. Он разрабатывал подходящие решения и трудился над перспективой для всего Ближнего Востока. Он искал способы преодоления рамок национального государства и проблем, которые создает подобная система. Исторически сложилось так, что курдский вопрос всегда отодвигался на второй план по сравнению с проблемами Палестины, но решение, которое предлагает товарищ Оджалан, гораздо масштабнее, чем ситуация в Палестине, потому что это решение подходит не только для Ближнего Востока, но и для всего мира. Это и есть ответ на ваш вопрос. У Абдуллы Оджалана есть наиболее адекватное предложение о том, как прийти к реалистичному решению проблем Ближнего Востока и даже за его пределами – решение разумное, реалистичное и прогрессивное. Как человек, которому посчастливилось встретиться с ним – а я встречался с ним много раз, будучи адвокатом, – я могу сказать, что он всегда честен, когда предлагает некий выход; даже Турция признала это. Все указанные причины говорят о том, что он очень важная фигура.

- Я читала, что в 2019 году, в последний раз, когда Оджалан встречался со своими адвокатами, он сказал, что может решить курдский вопрос за неделю. Что он имел в виду?

- Вдогонку к моему первому ответу – Абдулла Оджалан понимает, что области его знаний о Турции, Курдистане и Ближнем Востоке обширны. Он доверяет своим компетенциям. Он знает курдское сообщество, знает, как живут большие курдские семьи, каков характер этого общества. Он знает, что подобные проблемы решаемы и что он сможет сделать многое для выхода из кризиса за очень короткое время. Когда он говорит «неделя», он имеет в виду, что эта задача не составит для него труда, потому что у него есть глубокие знания и опыт.  Конечно, он знает, что курдская община и другие страны оказывают ему огромную поддержку всё это время. Он говорит, что для него важнее всего, чтобы переговоры с ним вел честный и серьезный человек, который также ищет решение.

Существует опыт периода начиная с 2013 года, когда был инициирован процесс мирного урегулирования, партизанские подразделения были выведены с фронта, а Оджалан отправил группу, представлявшую движение на мирных переговорах, в Турцию. Был создан Комитет мудрецов, представители которого проводили встречи с обеими сторонами. Всё это были его идеи. Находясь на Имралы, он исследовал ситуации, сложившиеся в других странах – Ирландии, Южной Африке и других, – чтобы изучить другие мирные процессы и извлечь пользу из чужих ошибок. Одним из его важных предложений было создание комитета искателей правды (комиссии по установлению истины) для изучения случившегося, чтобы выяснить доподлинно, что было сделано участниками курдского освободительного движения, а что стало результатом действий других сил, таких как «глубинное государство», проводивших акции от лица курдских партизан. Оджалан говорил, что может решить эти задачи, что у него есть возможности и властные полномочия решить курдский вопрос.

- Ваша роль адвоката заключается в том, чтобы использовать правовые возможности. При этом многие политики и активисты проводят кампании и выходят на улицы своих городов. Как эти кампании могут сподвигнуть Турцию к тому, чтобы действовать в правовых рамках?

- Дело господина Оджалана – серьезный случай, потому что оно связано с курдским вопросом и было политическим с самого начала. Оджалан говорил с нами об этом и писал об этом в своих тюремных дневниках. Сегодня мы делаем всё возможное и пытаемся достучаться до всех организаций, которые работают в этой области... Мы пытаемся говорить со всеми, с представителями всех уполномоченных институтов, но мы также знаем, что, поскольку это политический суд, нам нужна политическая борьба. Солидарность в Турции и Курдистане, а также в других странах мира, за пределами Турецкой Республики, очень важна для нас. Я верю, что мы добьемся конкретных результатов, если будем продолжать эту кампанию, расширяя фронт борьбы. По крайней мере, мы должны добиться того, чтобы узнать, что происходит в его островной тюрьме. Эта кампания поможет нам в решении задачи.

- Вы встречаетесь со многими политиками из разных стран в рамках этой инициативы. Как вы думаете, какую роль они могут сыграть?

- Важно проинформировать о происходящем всех и каждого, напомнив им, что, например, Комитет по предупреждению пыток (ЕКПП) подотчетен Совету Европы, а Совет и его Комитет министров должны выполнять свою работу. Мы информируем их о сложившейся ситуации и просим действовать. Очень важно говорить людям правду о том, что происходит на самом деле. Например, когда мы начали рассказывать о том, что никаких контактов с Абдуллой Оджаланом не было в течение трех лет, они удивились и стали проверять, соответствует ли это реальности. У многих нет информации, и это тоже часть изоляции. Люди не знают, что происходит на Имралы на самом деле, и поделиться с ними правдой – важная задача. Как мы увидели сегодня [в Совете Европы], когда мы сообщаем людям, что происходит в реальности, они понимают ситуацию и пытаются что-то сделать.

- Я хотела бы задать вам несколько более конкретных вопросов. В 2005 году, когда Европейский суд по правам человека постановил, что Оджалан не имел возможности защитить себя в рамках справедливого судебного разбирательства, что было дальше? Кажется, это просто ушло из фокуса внимания.

- К сожалению, мы столкнулись с новым неприятным опытом. Комитет министров, который отвечает за выполнение решений ЕСПЧ, пришел к соглашению с Турцией. Если бы суд настоял на праве на новое судебное разбирательство, пришлось бы проводить новые слушания не только по делу Оджалана – пришлось бы пересмотреть и другие процессы. Турция утверждала, что в этом случае окончательное решение не изменится, и Комитет сделал вывод, не привлекая к этому адвокатов, что необходимости проходить через этот процесс снова нет. Совет министров и Суд приняли аргументы Турции, как будто Турецкая Республика провела новый судебный процесс. Это был их консенсус.

- Почему Европейский суд согласился с этим?

- Чтобы сохранить свои отношения с Турцией. Суд поступил так по той же причине, по которой многие хранят молчание об изоляции сегодня.

- Значит, нет никакой возможности возобновить это дело – оно закрыто?

- По закону – нет. Официально оно завершено.

- Другое дело, о котором мы говорили, – постановление от 2014 года о праве на надежду [о том, что пожизненное заключение без права на досрочное освобождение представляет собой пытку] – расскажите, что произошло с 2021 года, когда Комитет министров рассматривал этот вопрос?

- С тех пор не произошло ничего нового. Турция занимается лишь тем, что тянет время и в некотором смысле бросает им вызов. Мы постоянно поддерживаем контакт с Комитетом министров. В уставе Комитета есть статья, которая дает адвокатам право подавать апелляции и комментировать решения суда, а ещё одна статья дает возможность НПО (например, правозащитным организациям, действующим в Турции) делать то же самое. Мы поступали так много раз. После всего этого министр юстиции Турции заявил, что разработает план действий, но так ничего и не сделал. Турции дали 1,5 года, чтобы заняться данным вопросом, но они ничего не сделали. Всё повторилось, и снова результат был нулевым. Турция даже не ответила Комитету министров, когда его представители спросили, сколько заключенных в стране оказались в подобной ситуации [пожизненного заключения без возможности условно-досрочного освобождения]. Мы упоминали об этом, когда я в последний раз был здесь на встрече с секретарем Комитета министров. Это произошло около 8-9 месяцев назад, и, к сожалению, после этого ничего не изменилось... Турция заявила, что может рассмотреть возможность введения в юридическую практику общего правила, сделав исключение для Абдуллы Оджалана и некоторых других, но решение Комитета гласит четко, что исключений быть не должно. Именно эту ситуацию мы и критикуем.

- Теперь я хотел бы задать вопрос о ЕКПП. Его правила не позволяют им опубликовать полный отчет о посещении Имралы без разрешения Турции, но вы просите их сделать публичное заявление в соответствии со статьей 10/2; какого рода информация может войти в подобное публичное заявление?

- Они были на острове восемь или девять раз, и каждый раз они говорили, что условия этой тюрьмы должны измениться – у Оджалана должно быть помещение большей площади, и у него должно быть право встречаться со своими адвокатами и со своей семьей... Он должен получать вещи, которые ему присылают, те же книги, и иметь возможность звонить по телефону. Всё это обычные фундаментальные права заключенного. Турцию просят об этом уже 24 года, а Турция ничего не делает. Но теперь мы оказались в ещё худшей ситуации, так как не можем получить никакой информации из этой тюрьмы. Мы сказали бы представителям ЕКПП – вы были там год назад и увидели, что ничего не изменилось. Вы должны признать, что Турция не выполняет ваши рекомендации.  Мы хотим, чтобы представители Комитета заявили об этом общественности во всеуслышание. Мир должен знать, что Турция не соблюдает правовые нормы. Четыре человека [Оджалан и трое других политзаключенных тюрьмы на Имралы] находятся в абсолютной изоляции.

- Как обстоят дела с Комитетом ООН по правам человека?

- В течение десяти лет в ЕСПЧ рассматривается дело об изоляции Оджалана. Это наше основное дело. Процесс длится уже десять лет, но они всё не вынесут решение, поэтому мы сочли необходимым обратиться с соответствующим запросом в Комитет ООН по правам человека. В конце 2022 года мы подали срочное ходатайство, объяснив, что не можем связаться с нашими клиентами или получить информацию об их положении, состоянии и т.д. Комитет принял наш запрос и обратился в министерство юстиции Турции, сообщив, что они должны срочно предоставить адвокатам возможность встретиться с клиентами. Затем имел место повторный запрос, но ничего не изменилось. Дело продолжается.

- Вы говорили, что один из четырех заключенных приговорен к обычному пожизненному заключению, а не к пожизненному с отягчающими обстоятельствами. Т.е., он может выйти на свободу после того, как отсидит тридцать лет?

- Только у него есть шанс выйти на свободу. Может быть, пройдет ещё несколько месяцев после истечения этих тридцати лет, но обычно в такой ситуации узник должен быть освобожден после тридцати лет тюрьмы.

- Как они выбирали кандидатуры других заключенных [для отправки на Имралы]?

- Это решение принимал министр юстиции. Они тоже находятся в тюрьме, как участники курдского освободительного движения. До этих трёх заключенных на Имралы побывало ещё пять человек. Их перевели во время процесса мирного урегулирования. Тогда общая атмосфера была лучше, чем на сегодняшний день. Они спрашивали мнение господина Оджалана о происходящем. Пять человек отправились туда, чтобы действовать в качестве секретарей Абдуллы Оджалана, как было в случае с Манделой. Тогда цель заключалась именно в этом. После того, как мирный процесс был заморожен турецкой стороной, двоих из них внезапно перевели в тюрьму Силиври, и на острове осталось только три человека из числа тех, кого доставили на Имралы. Изначально все они должны были способствовать тому, что мы называем мирным процессом.

- Почему Турция прибегла к подобной изоляции?

- Первая причина – политическая. Турецкие власти не хотят демократического и мирного решения курдского вопроса из-за принятой ими политики безопасности. Другая причина – они думают, что если изоляция продолжится, курды забудут о своей борьбе и ситуация Оджалана перестанет их волновать; тогда, возможно, этот народ перестанет требовать свободы. Но мы видели и прежде, что этот план никогда не приносил результатов.

- Вы упомянули, что Комитет министров опасается, что Турция отдалится от Совета Европы. Это правда?

- На прошлых встречах с секретарем Комитета министров они спрашивали меня, хочу ли я, чтобы Турция покинула европейскую систему. Я сказал им, что как гражданин этой страны я согласен с членством Турции в ЕС. Я хочу перемен, но не таким образом. Мы знаем, что в этой ситуации Турция не может быть членом Европейского союза и не должна состоять в Совете Европы, потому что её правительство не в состоянии решить курдский вопрос, следовательно, страна не может считаться демократической, что исключает такое членство. С тех пор Турция стремительно отступает всё дальше от демократии и закона. Тогда я сказал им, что если они будут молчать, наблюдая за всем, что делает Турция, то Турция перестанет уважать решения Европейского суда по правам человека.  Теперь мы видим, что так и вышло – как в случае с решениями по Осману Кавале и Селахаттину Демирташу, так и с решениями по делу Оджалана. Турецкие власти не уважают решения суда. На бумаге страна выглядят, как член Совета, а на практике её власти ведут себя иначе. Можно сказать, что ничего не изменится, если они перестанут быть официальным членом Совета Европы, потому что они всё равно ничего не делают.

- Могу ли я задать несколько вопросов о работе адвоката? Сколько человек трудится в адвокатской конторе «Асрин» над делом Оджалана и сколько времени вы тратите на него?

- В конторе восемь юристов, и дело г-на Оджалана – наша главная задача, которая занимает большую часть нашего времени.

- Вы были арестованы [за работу адвокатом Оджалана]. Висит ли это дело дамокловым мечом над вашей головой до сих пор и сколько лет прошло с момента начала процесса?

- Тринадцать лет. Я оставался в тюрьме [под следствием] 2,5 года. Это дело продолжается уже тринадцать лет.

- Полагаю, вы вышли из тюрьмы благодаря процессу мирного урегулирования?

- Да, это произошло в ходе так называемого «мирного процесса».

- Как вы решили работать над делом Оджалана?

- В детстве я рос под влиянием всех этих историй о героическом имени Оджалана, слушал песни, в которых пели о его делах, и людей, которые рассказывали мне о нём. Потом я начал читать его книги. Когда я учился на юридическом факультете, был реализован международный заговор. До этого я не собирался становиться адвокатом, но 15 февраля 1999 года [когда Оджалан был похищен и оказался в турецкой тюрьме] я понял, что не зря изучал право. В тот момент я и принял решение.

После этого, когда у меня появилась возможность встретиться с господином Оджаланом лично, я окончательно понял, насколько правильным было моё решение. Например, я видел, что он чувствовал ответственность за потерю каждого убитого в боях человека, и наблюдал за тем, сколько усилий он прилагал в тех тюремных условиях, чтобы это прекратилось...

- Мой последний вопрос касается голодовки [протестной голодовки, которую проводят политические заключенные по всей Турции]. Я не совсем понимаю, как всё это работает – это называют посменной голодовкой, но что это значит?

- Это своего рода предупреждение, чтобы привлечь внимание к проблеме. Голодают группы примерно по пять человек, находящиеся в разных тюрьмах. Они держат голодовку по десять дней, и, соответственно, эти группы меняются каждые десять дней. Их требования ясны – прекратить изоляцию и решить курдский вопрос на практике. Это своего рода предупреждение курдской общине с просьбой взять на себя больше ответственности и сделать что-то, чтобы остановить затянувшийся конфликт. В то же время это очередное предупреждение государству. Они говорят, что если потребуется заняться проблемой вплотную, они готовы пожертвовать собой. В прошлом они много раз объявляли голодовку. Вспомните 12 сентября 1980 года. Политзаключенные делали это и в 2019 году. Люди жертвовали собой без колебаний. Это их способ оказать давление на государство.

- Но это очень непростая ситуация. Как полагаете, чувствуют ли власти это давление, или просто думают – ну и ладно, пускай они покончат с собой?

- Тысячи заключенных турецких тюрем состояли в РПК. В 2019 году власти уже видели, что тысячи людей могут дойти до крайности, став на грань выживания. Даже такое государство, как Турция, уже не могло справиться с ситуацией. После их протеста власти разрешили встречу с Оджаланом.

А затем они снова закрыли двери.

- Хотите ли вы добавить что-либо ещё?

- Я хотел бы отметить ещё раз, что международная солидарность очень важна – это фундаментальное условие прогресса. Есть то, что важнее, чем западные государства, – это международное демократическое сообщество, которое готово заговорить.