В переплёте узких улиц, залитых лучами весеннего солнца, гуляют причудливые тени облаков. Город просыпается в объятиях золотистых горных хребтов и наполняет монотонным гулом каждый уголок. Временами заглядывая сквозь стёкла витрин многочисленных торговых лавок, прохожие обгоняют друг друга, исчезая в пёстрых переулках. Спокойным размеренным шагом Фадыль идёт вдоль маленькой аллеи и останавливается перед дверями книжного магазина «Омедья». За годы суровых испытаний, выпавших на долю его семьи, его душа не перестала верить в людей и будущее, источать добро и надежду. Книжный магазин, ставший особенным местом для молодёжи города, есть нечто большее, чем просто мечта. Это дом, в котором каждая страница книги, каждая полка, бережно хранящая печатные издания, пропитаны любовью и теплотой.  Его стены оберегают память о том, кого больше нет в живых, но о ком никогда не забудет сердце отца.

«По ряду причин у жителей города не было возможности читать книги на курдском языке: библиотек с курдской литературой попросту нет, трудно найти многие издания, да и выбор весьма ограничен, даже если повезёт отыскать. Наш магазин открылся не так давно, но история у него долгая. Когда Омедья (моя дочь) вступила в ряды РПК, мы нашли оставленное ею письмо – в нём она часто упоминала своего товарища Рохата. Рохат работал в прессе. Они любили читать книги, часами обсуждали прочитанное, делились впечатлениями. Мечтали открыть в городе библиотеку или книжный магазин, чтобы люди не забывали свой язык, узнавали новое о своём народе, о культуре.

В 2016 году вместе с десятками невинных людей Рохата заживо сожгли – это произошло в городе Ширнак (провинция Джизире). После трагедии Омедья не видела смысла оставаться в городе и решила уехать. 8 ноября 2016 года её не стало. 20 ноября 2016 года мы открыли магазин и дали ему имя «Омедья». «Омед» на курдском означает «надежда», МИДИЯ – пресса, есть ещё МЕД-империя, но это не главное. Главное – Омедья будет жить, потому что оживёт её мечта.

В коллекцию нашей библиотеки вошли собрания бесценных книг. Многих авторов уже нет в живых, большинство книг были написаны в тюрьмах, партизанских лагерях, среди гор. Ухаживая за книгами, за магазином, за цветами в его саду, мы будто заботимся о дочери и её товарищах, которые так много значили для неё и так много значат для всех нас. Если бы она была жива сейчас, то сидела бы в своём книжном магазине и ждала бы людей.

Мы с ней иногда представляли, каким будет магазин, как всё сложится: «Бабо, знаешь, если кто-то придёт и прочитает хотя бы одну страничку – это уже плюс! А если нет – что ж, значит, нужно больше работать, общаться с людьми, заинтересовывать, направлять. Нет, я не расстроюсь. Даже в полной тишине грустить не стану. Книги буду читать».

С первых дней, когда магазин открыл свои двери, нас не покидает ощущение, что Омедья и её товарищи рядом с нами расставляют книги, читают газеты, слышат нас, и каждый посетитель словно приходит навестить их... То, о чём когда-то мечтала моя дочь, стало воплощаться в жизнь. Особенно молодежь заинтересовалась магазином и библиотекой. Нас всех объединило нечто такое, что трудно объяснить парой фраз, – внутри словно загорелся огонёк! Каждый вносил свою лепту в общее дело, вместе мы открыли интернет-сайты, к нам начали поступать письма из разных стран. Люди писали, звонили, хотели увидеть своими глазами, как в их родных землях реализуются такие смелые идеи. Им не верилось, что не всё ещё исчезло и искоренилось. Даже из Европы и США приезжали молодые люди, чьи родители когда-то жили здесь.

Многие специально прилетали в Ван, чтобы внести свой вклад в развитие. Один студент из Америки пришёл в неописуемый восторг от увиденного! Изумлённо озирался по сторонам и громко вздыхал. Ему не хватало слов, чтобы в полной мере выразить удивление. Оказывается, он тоже мечтал открыть такой магазин в Ване. Именно в Ване! В городе, который его родители были вынуждены покинуть. Чувства людей понять нетрудно. Нашей семье тоже когда-то пришлось переехать. Омедья родилась в турецком городе Конья. Вернуться в Курдистан мы смогли только, когда ей исполнилось пять лет.

      Наша библиотечная коллекция росла, пополнялась. У коллектива появлялись новые идеи и планы. Большинство книг удавалось издавать официально. Мы искали все возможные пути, чтобы литература не попала под запрет ещё до того, как материалы уйдут в печать. Затем в городе был введён режим чрезвычайного положения – нас это не обошло стороной: последовали долгие судебные процессы, обыски, конфискации книг, аресты, расследования, допросы. В суде на вопрос, почему у магазина такое название, я открыто признал, что это имя моей дочки. Она погибла в Дерсиме, и магазин назван в её честь. Меня приговорили к восьми месяцам тюремного заключения. Главным для нас остаётся спасти коллекцию от уничтожения. Последний раз обыск закончился изъятием порядка тысячи двухсот курдских книг – их до сих пор не вернули и вряд ли вернут. Судебный процесс продолжается.

       Омедья была жизнерадостным, весёлым ребенком. Улыбчивая, шустрая девочка с длинными чёрными волосами и открытым взглядом. Я звал её «Reşê» – она обнимала меня и прижималась изо всех сил: «Babo!» Самое большое счастье в мире, самое дорогое сокровище! Никогда не забуду интонацию нежного голоса, задорный смех. С самого детства Омедья стремилась найти себя, стать полезной. Бывало, критиковала нас: «Почему вы такими пустяками занимаетесь? Давайте делать полезное!»

       Когда в 2010 году в Ване произошло землетрясение, наш дом разрушился. Мы временно переехали в Амед. Дочка продолжила учиться в средней школе и начала работать в газете Azadîya Welat (единственная ежедневная газета на курдском с 1992 года в Турции. На данный момент запрещена. – Прим. ред.). Каждое утро, забирая из типографии свежие выпуски, Омедья спешила раздать их заключённым в тюрьме Амеда. Помню, как сотрудники газеты добродушно шутили, умиляясь стараниями ребёнка: «Ты же такая маленькая! Столько газет взяла – ведь унести не сможешь. Тебя за ними не видно. Ты на две части подели всё: первую раздашь людям в тюрьме, вторую – тем, кто вокруг». Они очень любили её, всегда защищали, переживали, чтобы с ней не случилось плохое.

Когда мы вернулись в Ван, Омедья призналась, что не может больше учиться в государственной школе: «Я не воспринимаю такое образование. Мои мысли, мои стремления – всё внутри меня восстаёт. Эта система противоречит моему мировоззрению. Отец, это не мой язык, не мой мир, не мои ценности – это не даёт ничего полезного. Образование, которое мы получаем в таких школах, бессмысленно. Лучше я сама буду развиваться и совершенствоваться, чем тратить время впустую. Мне хотелось бы прожить свою жизнь осмысленно».

Школу Омедья бросила. Я не препятствовал дочери – она во всём старалась быть независимой, работала в пиццерии, усердно занималась самообразованием, много читала, участвовала в молодёжных движениях, организовывала конференции. Наши отношения всегда были дружескими и доверительными.

Ей было восемнадцать, когда шли работы на выборах 2015 года. Омедья подошла ко мне, заглянула в глаза и сказала, что хочет идти дальше и создавать нечто большее. Если позволю и не буду против, то поступит так, как велит душа.  Я спросил: «Можно более открыто?» Дочь ответила: «Бабо, ты должен понять: мы годами в этой борьбе, всех моих друзей сожгли. Мне нужно то, ради чего прошу твоего разрешения». Некоторое время мы оба молчали, потом я сказал: «Понимаю. Пусть в этой борьбе ваша дорога будет открытой. Мы в долгу перед нашим народом, перед теми, кто погибает в борьбе за общее будущее. Добивайся того, к чему стремишься!»

      Мы подолгу не получали от неё вестей, но я знал, что моя девочка идёт по выбранному пути, и гордился ею.

О смерти дочери узнал, будучи в другом городе. Хедже, моя супруга, тихо проговорила в телефонную трубку: «Приезжай. Нужно срочно вернуться». «Нуда погибла? Или Омедья?» – обе мои дочери состоят в рядах партизан. Ответ: «Омедья. В Дерсиме, вместе с товарищами. Их тела отвезли в Малатью».

        Морг. Опознание. Четырнадцать растерзанных тел, и лишь четыре лица можно различить. Среди погибших мы узнали свою дочь. Затем похороны. Могила Омедья тут, в Ване. Среди павших в борьбе товарищей.

        В нашей семье всегда кто-то занимался культурой, политикой, прессой. Омедья с детства участвовала в культурных работах, выступала на городских мероприятиях в составе ансамбля народного танца, очень любила говэнд и свой крас фистан, с гордостью носила национальные костюмы. Помню, даже на репетициях говорила учителю, что без крас фистана не чувствует танец. Её мысли всегда были честны и прозрачны. В любом начинании она отдавала себя полностью.

        Я верю: если бы она жила, то много чего дала бы народу. Возможно, и на высшем уровне представляла бы нас. Но, к сожалению, не сбылось. Жизнь Омедьи оборвалась, но её мечта продолжает жить в Ване – в магазине, в книгах, в молодёжи. Нашу новорождённую внучку назвали Омедья – теперь душа дочери живёт повсюду. Своими стремлениями и поступками мы продолжаем её борьбу и путь.

        До Омедьи погибло десятки тысяч детей Курдистана. Мы часть войны, мы видим всё изнутри, понимаем друг друга без лишних слов, поддерживаем и, если суждено принять смерть, примем ее, но защищая бесценный путь, завещанный нам нашими героями. Погасить огонь утраты в душе родителей невозможно. Предательство, ложь и безразличие к судьбе народа, к тому, за что умирают наши дочери и сыновья, – всё это обновляет раны на сердце, и боль становится вдвойне сильней. Мы помним всех погибших героев Курдистана и вечно будем благодарны тем, кто сорок лет назад пламенем своей души осветил путь сопротивления. Верю, что победа – за нашими детьми».

На основе материалов интервью с Фадылем Барыштыраном, активистом Демократической партии народов