Турция, которая в османскую эпоху была доминирующей силой во всем регионе и мировой державой первого порядка, до сих пор является одной из крупнейших и важнейших стран Ближнего Востока. Ее население равно иранскому – более 84 миллионов человек, это второе место в регионе после Египта (в действительности, население Турции больше с учетом 4 млн мигрантов и беженцев из Сирии, Ирака, Ливана, Палестины и т.д., также и в Иране находится несколько миллионов беженцев. – Прим.). Ее экономика – вторая по величине после Саудовской Аравии с ВВП в 744 миллиарда долларов, что делает ее членом G20. Расположение в Западной Азии, на юго-восточной окраине Европы, на берегу Восточного Средиземноморья и Черного моря, а также контроль над проливом Босфор придают Турции дополнительное стратегическое значение. Ее вооруженные силы являются вторыми по величине в НАТО после Соединенных Штатов.

Окончание «холодной войны» предоставило Турции большую свободу действий во внешней политике. Эта тенденция усиливалась по мере того, как администрация США во время президентства Обамы и Трампа стремилась ограничить участие США на Ближнем Востоке (США постепенно переориентируют свою политику в направлении восточной Азии, где они противостоят КНР, их интерес к Ближнему Востоку уменьшается).

 Эта новая международная реальность соответствовала амбициям Турции, ее намерению укрепить свой глобальный статус. 2002 год ознаменовался подъемом ПСР (Партия справедливости и развития), которая работает над восстановлением исламского характера страны наряду с переходом к авторитарному правлению и укреплением ее регионального и международного авторитета, открыто стремясь к славе Османского прошлого. В последние годы Турция стремится к достижению региональной гегемонии и подрыву существующего политического порядка на Ближнем Востоке и в Средиземноморском бассейне.

Несмотря на то что Турция является членом НАТО (альянса, в котором отсутствует механизм устранения спорного члена), она постепенно дистанцировалась от Запада. После неудачной попытки вступить в Европейский союз, которую правящая партия использовала как предлог для нейтрализации политической власти военных (исламисты ПСР и Эрдоган старались ограничить роль светской армии, неоднократно репрессировавшей в прошлом исламистов и предпринимавшей военные перевороты, с этой целью исламисты выдвигали – довольно лицемерно – рассуждения о демократии и мотивировали жесткий контроль над армией желанием Турции стать членом демократического Евросоюза. – Прим.)

Турция не обратила внимания на предостережение основателя современной и светской Турции Мустафы Кемаля (Ататюрка) против вмешательства в дела Ближнего Востока. В настоящее время Турция поддерживает военное присутствие в Ираке, Сирии, Персидском заливе (с базой в Катаре) и Сомали; она бросает вызов суверенитету Греции в Эгейском море и восточном Средиземноморье и стремится укрепить свое влияние на землях, которые в прошлом находились под властью Османской империи (Ливан, Сектор Газа, Ливия и Балканы).

Бесспорным лидером Турции с 2002 года является Реджеп Тайип Эрдоган, глава ПСР. Эту партию можно охарактеризовать как турецкую версию «Братьев-мусульман», хотя она также включает в себя более умеренные голоса. Источник ее могущества лежит в традиционных сельских районах и экономическом росте, который привел миллионы турок из бедной периферии и трущоб в средний класс. Поэтому Эрдоган опасается шагов, которые могут нанести ущерб турецкой экономике, ориентированной на экспорт, интегрированной в мировую экономическую систему и зависимой от туристического сектора.

Сначала осторожно, а затем с большей энергией Эрдоган дистанцировал свою страну от светского наследия (кемализма) Ататюрка, которое было навязано Турции основателями республики еще в 1927 году. Под его руководством Турция не скрывает неоосманских и исламистских аспектов своей политики, которые сегодня сочетаются с решительным турецким национализмом, проявляющимся в воинственной внешней политике и в символических актах, таких как превращение Святой Софии в мечеть. Этот национализм, который постепенно радикализировался на фоне изменений во внутренней политике Турции (среди прочего, повышение статуса Эрдогана и политическое партнерство между ПСР и националистической партией ПНД), порождает враждебную позицию по отношению к Израилю и видение «освобождения Аль-Аксы» (мечеть в оккупированном Израилем Восточном Иерусалиме).

В данной статье рассматриваются новые направления в политической системе и внешней политике Турции. Эти изменения глубоки, и даже если эпоха Эрдогана подойдет к концу, они вряд ли исчезнут. В приложении рассматривается баланс политических сил в Турции с прицелом на ближайшее будущее.

Внутренние изменения

Почти два десятилетия прошло с тех пор, как ПСР пришла к власти. Турецкая политическая система подверглась обширной чистке от «кемализма», хотя там все еще есть оплоты кемалистов и символы Республики все еще на месте. Между тем политика исламизации наложила свой отпечаток и на образование, и на общественную сферу.

Еще одной характерной чертой системы является переход ко все более авторитарному правлению, при котором оппоненты и некоторые средства массовой информации преследуются и замалчиваются. Эта политика распространилась на социальные сети. Несмотря на склонность отечественных и зарубежных критиков Эрдогана называть его султаном, он по-прежнему не придерживается идей о султанате и халифате, но публичная символика резонирует с темами Османского прошлого.

В системе образования идет постепенный процесс исламизации, который набрал обороты во втором десятилетии XXI века. Принцип, известный как «ататюркизм» (светский турецкий национализм), был исключен из учебной программы в 2012 году. В 2017 году был введен принцип джихада; в духе исламской апологетики он представлен как понятие, которое в основном касается внутренней борьбы [человека] за собственное улучшение, но имеет и другие значения. Во втором десятилетии нашего века число религиозных школ, называемых сетью имама Хатипа, увеличилось на сотни процентных пунктов. ПСР также взяла под свой контроль турецкий Совет высшего образования (YÖK) и добавила исламистов в штат университетов.

Исламизация произошла и в других областях. Как уже отмечалось, власть военных, защитников светского кемалистского наследия, была нейтрализована. Однако управление по делам религий (Diyanet) значительно укрепилось, и в последние годы власти жестоко преследовали конкурирующую и более умеренную религиозную фракцию Фетхуллаха Гюлена. В рамках усилий по сокращению общественного потребления алкоголя государство все больше проявляет активность, в том числе вводя высокие налоги на его продажу. Точно так же правительство вернуло музеям (в прошлом византийским церквям, которые в Османский период стали мечетями) статус мечетей. Самым известным из них является Айя София, чье превращение обратно в мечеть было отмечено военной церемонией, которая высветила Османское прошлое (в частности, завоевание Константинополя/Стамбула в 1453 году), и официальными сообщениями, которые представляют мечеть Аль-Акса в качестве следующей цели для «освобождения».

В течение многих лет президент и его партия ужесточали контроль над государственными институтами. Эрдоган (который сначала занимал пост премьер-министра в рамках парламентской системы) ослабил полномочия парламента и провел поэтапный переход к централизованному президентскому режиму. Конституционная трансформация была завершена в 2017 году, и она закрепила политический статус Эрдогана как всемогущего правителя. Режим становился все более авторитарным (и личным). Ограничения на свободу прессы росли, и компании, которые владели газетами и телевизионными станциями, были куплены соратниками премьер-министра – позже президента – под давлением властей. Военные и полицейские, а также высокопоставленные правительственные чиновники подвергались публичным судебным процессам и обвинялись в сотрудничестве против правительства. Партия также взяла под свой контроль правовую и банковскую системы. Ограничения были введены и в отношении НПО (неправительственных организаций), а в последнее время власти ужесточили контроль над социальными сетями.

Эрдоган провел обширные чистки среди высшего военного и полицейского руководства, особенно после неудачной попытки государственного переворота в 2016 году. Остатки высшего офицерского корпуса, выросшие на светском наследии, были выведены из организаций, уполномоченных применять силу. Оппозиция и те на Западе, кому не нравится направление, в котором движется Эрдоган, обеспокоены попыткой создать лояльное партии ополчение, предоставив разрешение на ношение оружия организации «Соседская гвардия» (Бекчи). В августе 2020 года Эрдоган создал еще одну организацию военного характера – Таквие. Его задача – охранять президента на территории Турции, а тренироваться она будет в рамках спецподразделений. В отличие от полиции и местной охраны, подкрепление находится под непосредственным командованием президента. Эрдоган создал президентскую гвардию, которая еще больше укрепит его личную власть.

У значительной части турецкого населения, особенно на периферии, в негородских районах и в районах, более удаленных от побережья и крупных городов, процесс кемалистской секуляризации, который шел сверху вниз, так и не укоренился. Отсюда и привлекательность исламистских посланий. Исламистская пропаганда, которая также укоренена в Османском наследии, как это сформулировал Эрдоган, и на котором основано его мировоззрение, также попала в очень внимательные уши. Кроме того, личная харизма и репрессии помогли Эрдогану взять под контроль политическую систему. Но это не единственные объяснения впечатляющей власти, накопленной Эрдоганом и его партией. Прежде всего их статус укрепило преодоление экономического кризиса в начале 2000-х и последующее процветание, позволившее миллионам турок в сельских и трущобных районах (Геконду) на окраинах крупных городов выйти из крайней нищеты. Эти достижения были приписаны Эрдогану и способствовали народной поддержке его руководства, что до недавнего времени проявлялось во время голосований на выборах.

Однако экономическое ухудшение последних двух лет затмило блеск лидера, и ситуация ухудшилась с кризисом COVID-19. Для Эрдогана и ПСР вопрос экономического роста превратился в ахиллесову пяту. На муниципальных выборах 2019 года ПСР потеряла важные опорные пункты, такие как муниципалитеты Стамбула и Анкары (ПСР потеряла все крупные города Турции). Особенно горьким было поражение в Стамбуле. Когда Эрдоган решил законно обжаловать поражение кандидата ПСР, это привело ко второму туру голосования и победе с гораздо большим отрывом оппозиционного кандидата. (Все это в самом сердце экономической и культурной жизни Турции, в Стамбуле, который был оплотом ПСР, где сам Эрдоган строил свою политическую карьеру при поддержке народа). Одной из причин проигрыша ПСР стал разрыв с курдскими жителями города, брошенными ради альянса Эрдогана с националистами из ПНД (Партия националистического движения). Более того, видные деятели ПСР покинули партию и заняли позицию, противостоящую Эрдогану. Наиболее заметными из них являются бывший премьер-министр Ахмет Давутоглу и бывший заместитель премьер-министра Али Бабаджан.

Эти события показывают, что гегемония ПСР не обязательно необратима. Следующие парламентские и президентские выборы намечены на июнь 2023 года. В настоящее время на горизонте нет ни одного потенциального лидера, который угрожал бы господству Эрдогана (это спорное мнение: некоторые данные соцопросов время от времени демонстрируют преимущество оппонентов Эрдогана – мэра Стамбула Экрема Имамоглу и мэра Анкары Мансура Яваша; оба представляют оппозиционную Ресупбликанскую народную партию – РНП. – Прим.). Однако партия Эрдогана, не имеющая абсолютного большинства в парламенте, скорее всего потеряет дополнительные места, и к тому времени кто-то может рискнуть баллотироваться против него. В любом случае экономика будет занимать первое место в списке приоритетов турецкого избирателя.

Изменения во внешней политике: региональная система

Внешняя политика Турции основана на представлениях о великой национальной мощи, которыми обладает политическая элита и элита сил безопасности; настроения, которые уже существовали на разных уровнях интенсивности до эпохи Эрдогана. Турецкие военные играли стабилизирующую роль в эпоху «холодной войны», и турецкие экспедиционные силы сражались вместе с Соединенными Штатами в Корее (но не во Вьетнаме) и в Афганистане. Членство в НАТО, в рамках которого Турция имела значительный военный и геополитический вес, усиливало эти чувства. Другими объективными факторами, которые повышают значение Турции как в ее самоощущении, так и в дипломатическом диалоге с Европой, являются ее роль «энергетического моста» с востока и ее способность регулировать нежелательную массовую миграцию. Открытие газового месторождения в Черном море, хотя его размер до сих пор не ясен и его использование потребует времени, уже изображается как ресурс, который сделает страну энергонезависимой и, возможно, даже позволит ей стать важным игроком на международном энергетическом рынке.

На идеологическом уровне все это сопровождается (с момента прихода к власти ПСР и тем более в последние годы) амбициозными попытками восстановить статус Турции как естественного лидера мусульманского мира. Некоторые круги даже призывают к обновлению халифата. Ататюрк и его преемники, стремившиеся к агрессивной секуляризации и стиранию истории (в том числе путем принятия латинского алфавита), отвернулись от османского наследия. Теперь все наоборот.

В настоящее время Турция активно участвует в Организации исламского сотрудничества (ОИС). В 2004 году турецкий представитель был назначен генеральным секретарем организации и занимал этот пост в течение 10 лет. Турция также принимала у себя два саммита организации (в 2016 и 2017 годах). Она также пыталась активизировать Организацию экономического сотрудничества, как это было предусмотрено бывшим премьер-министром Турции – исламистом Неджметтином Эрбаканом (1996-1997). Известная как Д-8, она включает в себя восемь крупных мусульманских стран (Бангладеш, Египет, Индонезию, Иран, Малайзию, Нигерию, Пакистан и Турцию).

В эпоху Эрдогана Турция объединила свои силы с финансовой мощью Катара для поддержки исламистских движений (включая ХАМАС). Несмотря на соперничество с Ираном в ряде областей и отличающиеся представления об исламе в шиитском Иране, суннитская Турция без колебаний приняла у себя президента Ирана Ахмадинежада (считающегося на Западе персоной нон грата) и до сих пор помогает Ирану, главным образом из экономических соображений, обойти экономические санкции, введенные США из-за иранской ядерной программы. Реза Зарраб, бизнесмен иранского происхождения и соратник одного из сыновей Эрдогана, был арестован в связи с этим сотрудничеством в США (2016). Турция дважды принимала у себя бывшего суданского диктатора Омара Хасана аль-Башира (2008), хотя Международный уголовный суд предъявил ему обвинение в военных преступлениях в Дарфуре. Когда последовала критика, Эрдоган, не колеблясь, защищал аль-Башира, говоря: «Мусульманин не может совершить резню».

Позиция Турции по отношению к ИГИЛ (организация запрещена в России) была в лучшем случае неоднозначной. Главной силой, которая изначально боролась с распространением «Исламского государства», были курды на севере Сирии, которых Турция считает врагами. Сильное давление Запада оказалось необходимо, чтобы заставить Турцию позволить курдским силам пешмерга достичь осажденного анклава Кобани, который находился под натиском Исламского государства. После того как была сформирована коалиция по разгрому ИГИЛ с США во главе, а также после серьезных терактов в Турции Турция заняла более решительную позицию, продолжая в то же время поддерживать сирийских ополченцев, выросших из организаций, связанных с «Аль-Каидой».

Поддержка Эрдоганом ХАМАСа (палестинского подразделения «Братьев-мусульман») вышла на первый план в его яростной реакции на израильскую операцию «Литой свинец» в Газе (декабрь 2008 – январь 2009 года). Вместе с Катаром Эрдоган работал над тем, чтобы положить конец этой военной кампании, а после этого публично раскритиковал президента Израиля Шимона Переса в ходе инцидента в Давосе. Он также оказывал тайную поддержку исламистской организации IHH и флотилии Мави Мармара в 2010 году. Когда израильские войска остановили флотилию на ее пути, Эрдоган ухудшил отношения с Израилем.

Даже после извинений Израиля и восстановления связей в 2013 году Турция продолжала открыто поддерживать ХАМАС, хотя Эрдоган избегает любого ущерба экономическим связям своей страны с Израилем, а также торговле с Иорданией и Персидским заливом, которая ведется через израильский порт Хайфа. Турция, однако, принимает у себя боевиков ХАМАС, в том числе некоторых, активно занимающихся террором, и недавно предоставила турецкое гражданство высокопоставленным деятелям ХАМАС. Эрдоган также занял воинственную позицию, критикуя соглашение между Израилем и ОАЭ и соглашения о нормализации отношений Израиля с Бахрейном.

Также проблематичной для Израиля является деятельность Турции в Иерусалиме. Она включает в себя поощрение и субсидирование визитов турецких паломников, чье присутствие способствует (экономически и морально) мусульманским институтам, связанным с ХАМАС и «Северной секцией» израильского Исламского движения (которое также является подразделением «Братьев-мусульман»). Кроме того, турецкое агентство внешней помощи (TIKA) поддерживает образовательные и социальные учреждения в мусульманских районах города, также Турция работает над тем, чтобы подорвать статус Иордании и помешать израильской деятельности на Храмовой горе.

На региональном уровне Турция стремится подорвать стабильность режима Сиси в Египте, которого Эрдоган считает нелегитимным узурпатором после свержения президента Мухаммеда Мурси в 2013 году. Активисты «Братьев-мусульман» (запрещена в РФ) из Египта нашли убежище и базу для операций в Турции, где они довольно активно участвуют в работе СМИ, в социальных сетях и в тенденциозных «исследовательских» публикациях. Это является частью продолжающихся усилий Турции по обращению к мусульманской общественности, включая запуск канала на арабском языке (в 2010 году) в государственной сети радио и телевидения. В том же году Анкара присоединилась к Лиге арабских государств в качестве наблюдателя.

Соперничество с Египтом за господство в регионе, которое восходит к эпохе Мубарака, еще более усилилось в эпоху Сиси и повлияло на гражданскую войну, идущую в Ливии с 2014 года. В этом конфликте протурецкое Правительство национального согласия (ПНС), правящее в Триполи и на северо-западе страны и связанное с «Братьями-мусульманами», борется с Ливийской национальной армией (ЛНА) Халифы Хафтара, которая господствует в восточной части страны и поддерживается Египтом.

С ноября 2019 года, возможно, также на фоне срыва муниципальных выборов Эрдоган (при поддержке своего партнера по националистической коалиции – ПНД, организации, также известной как «Серые волки») усилил военную интервенцию Турции в Ливию. Это положило начало цепи событий, которые подрывают стабильность в Средиземноморском бассейне и согласуются с доктриной «голубой Родины» (Мави Ватан). На основе меморандума о взаимопонимании с ПНС, за которым последовало одобрение парламентом прямого турецкого военного вмешательства, Эрдоган направил в Ливию подразделения ПВО, операторов беспилотных летательных аппаратов и другие силы, а также помог перебросить тысячи суннитских джихадистов из Сирии на ливийские поля сражений. Это вмешательство склонило чашу весов против Хафтара и побудило его войска отступить и снять осаду, которую они наложили на Триполи. В ответ Сиси угрожает (с одобрения египетского парламента) вторгнуться в Ливию, если протурецкие силы продолжат наступление на восток. В августе 2020 года при участии Германии и, по-видимому, США было достигнуто перемирие, которое временно стабилизирует ситуацию, но никакого политического решения не предвидится.

Изменение международной ориентации и конфликт в Средиземноморье

Наряду с поддержкой организаций и режимов исламистского характера Турция дистанцировалась от Запада и другими способами. Первым явным признаком этого нового направления стал отказ турецкого парламента в 2003 году одобрить транзит американских войск через свою территорию в Ирак.

Хотя США действительно все еще поддерживают важную авиабазу в Инджирлике (на которой хранится термоядерное оружие, перевозимое самолетами в-61, но теперь его необходимо вывезти на техническое обслуживание), а НАТО все еще поддерживает радиолокационную базу Куреджик, предназначенную для наблюдения за развитием событий в Иране, США, очевидно, не полагаются на помощь Турции в борьбе с «Исламским государством». Напротив, американскими союзниками на местах как в Ираке, так и в Сирии являются курды, связанные с ПДС (партия «Демократический союз»), рассматриваемые турками как «террористы» (включая военный истеблишмент Турции, который в этом вопросе видит ситуацию так же, как политическое руководство).

Напряженность между Турцией и Соединенными Штатами усилилась, когда Турция существенно отклонилась от политики НАТО в области вооружений и приобрела у России современные зенитно-ракетные комплексы С-400. В ответ на это (а также из-за скоординированного давления друзей Израиля и греческого лобби) США отменили участие Турции в проекте F-35, несмотря на то что части боевого самолета должны были производиться в Турции. Даже когда президент Трамп позволил Эрдогану захватить полосу земли у курдских сил в северной Сирии, это сопровождалось безобразным обменом репликами, в которых Трамп угрожал «уничтожить и стереть с лица земли» турецкую экономику, если Эрдоган будет вести себя как «дурак».

Эрдоган также не стесняется бросать вызов европейским лидерам (особенно Макрону), угрожая наводнить Европу волнами иммигрантов и осуждая США. Его грубые заявления в адрес кандидата в президенты США Джо Байдена являются лишь последним примером такой враждебности, даже когда фактическое поведение Эрдогана более осторожное.

Отношения Эрдогана с Путиным и с китайским лидером Си Цзиньпином также сложны, хотя он и проявляет к ним уважение. После инцидента, когда Турция сбила российский военный самолет, вторгшийся на ее территорию (ноябрь 2015 года), был найден способ снизить напряженность и даже прийти, как отмечалось, к оружейной сделке. Турция, Россия и Иран («астанинская группа») пытаются координировать свою политику в Сирии, но время от времени напряженность вновь вспыхивает, особенно после насильственных инцидентов между российскими и турецкими силами или их доверенными лицами в Сирии. Что касается китайцев, то они ведут себя с Эрдоганом осторожно, в том числе из-за заявлений Турции о поддержке уйгурского меньшинства (говорящего на тюркском языке) на северо-западе Китая.

В настоящее время основное внимание уделяется турецкой политике в восточном Средиземноморье. Давняя борьба Турции с Грецией переплетается с ливийским вопросом. Наряду с договоренностями о военном вмешательстве Эрдоган также продиктовал меморандум о соглашении с [триполитанским режимом] ПНС, согласно которому исключительная экономическая зона (ИЭЗ) в восточной части Средиземного моря будет запрещена Египту, Израилю и Кипру для доступа в Грецию и на европейский рынок без одобрения Турции. Турецкая позиция игнорирует права на зоны ИЭЗ, которые греческий суверенитет предоставляет, согласно международному праву, на таких островах, как Крит и Родос. Ранее Эрдоган уже оспаривал Лозаннский договор (1923), установивший границу между Турцией и Грецией (он также оспаривал границы с Сирией и Ираком). Старое предостережение Ататюрка против территориального расширения игнорируется.

Спор о границе ИЭЗ между странами явно воспринимается не только как борьба за ресурсы, но и как попытка Турции добиться гегемонии в регионе и разбить Восточно-средиземноморский газовый форум (EMGF), который был создан в начале 2019 года. Этот шаг ставит Турцию в конфликт с Грецией и Египтом, что проявляется в морских маневрах друг против друга и в отправке Турцией исследовательских геолого-разведывательных судов в экономически значимые воды, на которые претендует Греция. Это ставит Турцию в принципиальный конфликт и с Израилем. (Израиль, однако, избегает военных действий, будь то на стороне Греции или Египта, и ограничивается дипломатической деятельностью против турецкой позиции на американской арене.)

Следует отметить, что в этой кампании и ОАЭ (за неделю до объявления о прорыве в деле установления дипломатических отношений с Израилем), и Франция выступили однозначно в поддержку позиции Египта и Греции. В результате Франция, Греция и ОАЭ также провели совместные военно-морские учения в восточном Средиземноморье, что отражает растущую напряженность в отношениях с Турцией. Германия пытается посредничать в кризисе, в то время как в Вашингтоне идет полемика между влиятельными протурецкими элементами на ключевых постах в администрации и преобладающими в Конгрессе критиками Турции (что свидетельствует о растущей враждебности к Турции, в том числе и по вопросу геноцида армян) , а также критиками Турции среди тех в окружении Трампа, кто внимательно относится к Израилю, Египту и ОАЭ.

В этих условиях возрастает вероятность военного противостояния на средиземноморской арене. Как уже упоминалось, Турция имеет большую и хорошо оснащенную армию и не стесняется ее использовать. Она направила военные силы на ближневосточные арены северного Ирака, северной Сирии и западной Ливии, а также построила военные базы в Катаре и Сомали. Есть также признаки турецкой активности в Йемене, которые могут свидетельствовать о намерении получить влияние в Баб-эль-Мандебском проливе. В восточном Средиземноморье корабли турецкого флота сопровождают геолого-разведывательные суда в спорных районах и преследуют, в частности, израильский газоразведочный корабль в водах, на которые претендует Кипр. У берегов Триполи турецкие корабли оказались на грани столкновения с французским фрегатом, который попытался содействовать эмбарго на поставки оружия в Ливию. Операция Европейского Союза «Ирини» по обеспечению соблюдения эмбарго ООН на поставки оружия в Ливию позволила избежать дальнейших трений с турками.

Воинственная внешняя политика Турции сопровождается внутри страны стремлением создать крупную оборонную промышленность (в частности, в Ливии использовались турецкие беспилотники «Байрактар»). Заявленная правительством цель оборонной промышленности – к 2023 году обеспечить 75% потребностей турецкой армии в вооружении и достичь экспорта на сумму 10,3 миллиарда долларов.

Более того, в выступлении перед членами своей партии в сентябре 2019 года Эрдоган намекнул, что Турция не признает легитимность мирового порядка, основанного на гегемонии «пятерки», то есть постоянных членов Совета Безопасности ООН, которые также являются ядерными державами, признанными ДНЯО (Договор о нераспространении ядерного оружия). Это означает, что он не исключает расширения деятельности Турции в ядерной сфере, даже в направлении создания ядерного военного потенциала со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Общие положения

Следует предположить, что политические изменения в Турции не являются временными и не исчезнут после эпохи Эрдогана. Они вытекают из долгосрочных тенденций в турецком обществе. Повторяющиеся трения с Израилем, а в последнее время и призывы к «освобождению» Иерусалима и Аль-Аксы отражают дистанцирование от Запада и растущую солидарность с популярными антиизраильскими настроениями в мусульманском мире. Критическая позиция по отношению к Израилю также направлена на обретение легитимности и получение статуса приоритета среди мусульман, особенно среди арабской общественности, симпатии которой Турция стремится завоевать для себя и для «Братьев-мусульман». Эрдогану действительно удалось привлечь больше симпатий со стороны этой общественности, чем любому предыдущему турецкому лидеру. Таким образом, Турция под руководством Эрдогана превратилась в страну с гегемонистскими амбициями, которые угрожают стабильности региона.

Позиция Израиля

Несмотря на враждебные высказывания в его адрес, Израиль должен быть очень осторожен в своем поведении по отношению к Турции. Израиль не заинтересован в том, чтобы превратить эту могущественную страну в активного врага.

Следует иметь в виду, что Турция Эрдогана продемонстрировала определенную степень прагматизма по отношению к Израилю. Она не полностью разорвала дипломатические отношения с Израилем, а также поддерживает с ним обширные торговые связи наряду с взаимным воздушным сообщением, что важно для туристической отрасли Турции и с точки зрения доступа мусульман в Иерусалим и особенно на Храмовую гору.

Следовательно, Израиль должен будет проводить различие между нынешним лидером Турции и турецким обществом в целом, чтобы сохранить возможность улучшения отношений с будущим правительством, которое не находится под контролем ПСР, или правительством, основанным на умеренных элементах в партии. Светские круги турецкого общества (а также члены движения Гюлена) хотят хороших отношений с Израилем. Турция – это не Иран. Ее статус в «Большой двадцатке» и отношения с США важны для руководства Турции.

На этом фоне важно постоянно подчеркивать, что эти новые региональные объединения не стремятся исключить Турцию – если ее руководство решит сотрудничать.

В то же время Израилю необходимо определить рычаги влияния, которые позволят сдерживать амбиции нынешнего турецкого руководства. Это относится прежде всего к экономической сфере, которая была источником власти Эрдогана, а сегодня стала его ахиллесовой пятой. Цель состоит в том, чтобы помешать ему создавать угрозы жизненно важным интересам Израиля и его партнеров по региональному сотрудничеству (и, в частности, стабильности Египта). Израильская дипломатическая деятельность по турецкому вопросу должна быть сосредоточена на Вашингтоне, стремящемся использовать США (как администрацию, так и Конгресс) в попытке обуздать Эрдогана. Опыт последних лет показывает, что, несмотря на выражения презрения, Эрдоган с опаской относится к прямой конфронтации с Вашингтоном.

Тем временем Израиль будет работать вместе с Египтом, Грецией и Объединенными Арабскими Эмиратами над укреплением коалиции, которая пытается сдержать Турцию. Это может быть сделано в тандеме с мерами, принимаемыми сейчас Францией. Важно также повысить осведомленность европейцев о проблемном поведении Турции. Балканские страны тоже в прошлом страдали от османского ига и боятся Турции. Румыния и Болгария (которые являются членами ЕС), а также Сербия и Косово (которые стучатся в его двери) являются естественными партнерами в этих усилиях.

Израиль не может пойти на военные действия против Турции (конечно, если потенциальное столкновение с Ираном и его доверенными лицами остается главным приоритетом Иерусалима). Это должно быть откровенно объяснено израильским партнерам в восточном Средиземноморье. В то же время необходимо ясно дать понять, что Израиль без колебаний применит силу против действий Турции, которые непосредственно затрагивают жизненно важные интересы Израиля. Стоит напомнить, что Израиль, сорвав поход флотилии Мави Мармара (направлявшейся в Сектор Газа), предотвратил выход в море дополнительных враждебных флотилий и завоевал уважение Греции, Кипра и других стран региона.

С точки зрения сбора разведданных и исследований, а также в отношении компонентов наращивания сил, оборонное ведомство Израиля и разведывательное сообщество должны адаптироваться к реальности, в которой поведение Турции создает риски для Израиля и его жизненно важных интересов. Последствия усиления турецкого военно-морского флота должны быть тщательно продуманы.

Учитывая заявления Эрдогана, Израиль будет следить за развитием событий в турецкой ядерной сфере. Он также станет следить за турецкой активностью в Иерусалиме и нейтрализовать ее влияние среди мусульманского населения города. Иордания, Египет, Саудовская Аравия и страны Персидского залива являются естественными партнерами по противодействию турецкому влиянию в Иерусалиме.

В определенной степени Россию также беспокоят амбиции Турции из-за конфликта интересов в Сирии, в курдском вопросе, в Ливии (где российские наемники помогают армии Хафтара) и в проливе Босфор. Стоит специально рассмотреть возможность того, что Россия может помочь сдержать амбиции Турции, которые, возможно, способны рано или поздно вызвать волнения среди крупных мусульманских меньшинств в Российской Федерации.

Усилия по поиску слабых мест в турецкой системе в любом случае должны быть сосредоточены на экономическом вопросе, который, как уже отмечалось, играет центральную роль в укреплении или подрыве власти Эрдогана. Как отражено в резких предупреждениях Трампа, в 2019 году Турция уже находилась в трудном положении (падение курса лиры, застопорившийся рост, раздутый долг), что можно перевести в рычаги влияния. В настоящее время экономическая сфера Турции еще более уязвима. Кризис COVID-19 не был хорошо урегулирован (по крайней мере на первых этапах), и это вызвало экономический спад и лишило Турцию важного источника дохода в связи с крахом туристического сектора.

Уроки последних лет показывают, что Эрдоган может подвергаться сдерживающим воздействиям, особенно со стороны Вашингтона, когда понимает, что стоит перед решительной позицией и не может маневрировать вокруг нее. Израиль будет играть здесь сдержанную роль, одновременно разъясняя турецкой общественности, что он не считает ее врагом.

Несмотря на враждебность нынешнего правительства и выражения, граничащие с антисемитизмом, в Турции все еще существует небольшая еврейская община, которая нуждается в защите режима. (Он гордится гостеприимством, которое Османская империя проявляла по отношению к евреям, изгнанным из Испании). Необходимо учитывать и чувствительность этого сообщества.

Политическая карта Турции

Правящая партия ПСР

Карта турецких партий действительно изменчива, но партия Эрдогана – ПСР занимает доминирующее положение. На выборах в июне 2018 года ПСР получила 42,56% голосов. Глядя на выборы 2023 года, Эрдоган по-прежнему остается бесспорным лидером, и его контроль над его партией прочен и стабилен. В процессе концентрации власти и авторитета Эрдоган избавился от харизматических фигур в своей партии, таких как Давутоглу и Бабаджан. Вместо них он предпочитает работать с нехаризматичными, склонными говорить «да», такими, как бывший премьер-министр Бинали Йылдырым или нынешний вице-президент Фуат Октай. Но на волне восстания Давутоглу и Бабаджана впервые в декабре 2019 года начался тихий партийный разговор о том, кто возглавит ПСР после эпохи Эрдогана.

Оппозиционная газета Cumhuriyet провела опрос сторонников ПСР. Семьдесят три процента опрошенных заявили, что не могут представить себе другого председателя, кроме Эрдогана. Семнадцать процентов приняли вызов и выразили поддержку министру внутренних дел Турции Сулейману Сойлу. Заклятым соперником Сойлу является зять Эрдогана Берат Албайрак, (несостоявшийся) министр финансов, которому отдавали предпочтение всего 8%. Несмотря на то что его имя не было упомянуто в опросе, в свете его статуса бывшего начальника штаба и нынешнего министра обороны Хулуси Акар особенно хорошо подходит на пост будущего председателя партии.

Республиканская народная партия (РНП)

На выборах 2018 года ветеран турецкой политики, Республиканская народная партия или РНП, получила 22,64% голосов. После своей победы на выборах в местные органы власти партия, похоже, представила кандидата, который мог бы бросить вызов Эрдогану. Новый мэр Стамбула Экрем Имамоглу, несомненно, стал очень важной фигурой в этой светской партии. Его задача, однако, не из легких. Существует конкуренция за лидерство внутри РНП, в первую очередь между председателем Кемалем Кылычдароглу и Мухарремом Индже, который был кандидатом в президенты партии в 2018 году. Индже недавно заявил, что создал новое движение, не выходя из партии. Существует значительная вероятность того, что гонка между Индже и Имамоглу разрушит власть РНП и даже проложит путь к формированию новой светской партии.

Националистический лагерь

С момента основания Партии националистического движения или ПНД в 1969 году она считалась матерью всех турецких националистических партий. На выборах 2018 года она набрала 11,1% голосов. Благодаря альянсу, который она сформировала с ПСР в 2015 году, и бренду, который она создала, ПНД теперь рассматривается как важный игрок, имеющий влияние на формирование политической повестки дня. Следовательно, есть большая вероятность, что партия продолжит сотрудничество с ПСР. Эрдоган сделал ПНД естественным партнером своей партии, когда положил конец процессу примирения с курдами. В настоящее время турецкие военные операции на севере Сирии [направленные против курдов] укрепляют связи между ПСР и ПНД.

С момента своего создания ПНД всегда была партией, которая идет в ногу со своим лидером. Легендарным председателем-основателем ПНД был Альпарслан Тюркеш, который перед смертью избрал своим преемником Девлета Бахчели. Бахчели является председателем совета директоров партии с 1997 года. В 2017 году он боялся потерять свой статус и не позволил партии организовать праймериз, в результате чего его оппоненты вышли из партии и создали «Хорошую партию» (Iyi Parti).

Когда Мерал Акшенер стала главой новой партии, она внесла изменения в концепцию лидерства в турецкой политике. Вместо других харизматичных мужских фигур, таких как Синан Оган или Умит Оздаг, Акшенер сумела получить контроль над партией, но потерпела неудачу в предвыборной борьбе против Эрдогана. В результате, и в отличие от того, что является нормой в турецкой политике, Акшенер взяла на себя ответственность за провал и ушла в отставку. В то время, как все думали, что Оган или Оздаг заменят ее, большинство членов партии потребовали, чтобы она вернулась на пост председателя. Из-за давления со стороны сторонников партии Оган и Оздаг воздержались от того, чтобы официально бросить вызов Акшенер; в настоящее время они сотрудничают с ней. Тем не менее, если и когда произойдет очередной провал или будут праймериз в партии, вполне вероятно, что оба или один из них заявят о выдвижении своей кандидатуры. Не похоже, чтобы у Iyi Parti была стабильность.

Курдская партия – ДПН

На выборах 2018 года прокурдская партия ДПН (Демократическая партия народов) набрала 11,70% голосов. Эта партия поддерживала Эрдогана, который поначалу не был враждебен курдам и даже начал процесс примирения с ними, который закончился безрезультатно в 2015 году.

Уже во время президентских выборов 2014 года, на которых победил Эрдоган, курдская партия продемонстрировала оппозицию турецкому лидеру. Серьезным соперником Эрдогана стал председатель партии Селахаттин Демирташ, обладавший харизмой и ораторским мастерством. Кампания Демирташа выдвинула лозунг – «Мы не позволим Вам быть всемогущим лидером». Эрдоган, со своей стороны, расценил поступок Демирташа как своего рода предательство по отношению к нему. В ответ он заключил союз с турецкими националистами и проложил путь к краху процесса примирения с курдами. Оглядываясь назад, можно сказать, что срыв мирного процесса, делегитимизация курдской партии и тюремное заключение Демирташа (4 ноября 2016 года), по-видимому, были условиями для того, чтобы ПНД заключила союз с ПСР. В этот период были посажены в тюрьму и другие курдские лидеры. В их отсутствие ДПН выбрала двух новых председателей – Сезая Темелли и Первин Булдан. Но эти двое не имели харизмы Демирташа. Похоже, что до тех пор, пока Эрдоган укрепляет свое правление через союз с ПНД, на горизонте нет никакого прогресса в мирном процессе с курдами.

«Партия будущего» Ахмеда Давутоглу

13 декабря 2019 года Ахмет Давутоглу выступил перед камерами и объявил о создании новой оппозиционной партии под названием «Партия будущего». Будучи классическим неоосманистом, Давутоглу пытается заручиться поддержкой национально-религиозного лагеря, который не захочет существенных изменений во внешней политике Турции. Однако во внутренних вопросах Давутоглу надеется на радикальные перемены. Он заявил СМИ, что хочет упразднить президентскую систему и восстановить парламентскую. У Давутоглу, похоже, не так уж много шансов вызвать революцию в Турции. Для многих турок его образ ассоциируется с недавним периодом ПСР, то есть с терактами, международной изоляцией, провальной внешней политикой на Ближнем Востоке вообще и в Сирии в частности, а также с падением экономики. Таким образом, похоже, Давутоглу сможет заручиться поддержкой только турецких консерваторов, недовольных Эрдоганом. Однако учитывая, что Эрдоган недавно превратил Собор Святой Софии в мечеть, что вызвало большие симпатии в обществе, шансы Давутоглу достичь необходимого порога голосов – 10% – представляются очень малыми. Это означает, что существует значительная вероятность того, что он заключит союз с другими партиями, противостоящими Эрдогану, чтобы преодолеть 10-процентный порог.

«Партия решения» Али Бабаджана

По сравнению с Давутоглу шансы Бабаджана пройти избирательный порог выше, потому что у него более позитивный имидж. Многим туркам образ Бабаджана напоминает о начальном период ПСР, который был отмечен экономическим процветанием, а также прочными отношениями с Европейским Союзом и Соединенными Штатами. Несмотря на достижения Бабаджана в экономической сфере, важно отметить, что ему не хватает харизмы. Несмотря на все хорошие новости, которые он приносит для внешней и экономической политики, он вряд ли «украдет» значительное количество голосов у партии Эрдогана. Вместо этого очень вероятно, что он получит голоса из рядов РНП и «Хорошей партии». Как и в случае с партией Давутоглу, существует очень большая вероятность того, что «Партия решения» также заключит союз с партиями, выступающими против Эрдогана.

Ближайшее будущее в турецкой политике

Долгое правление Эрдогана показывает, что он способен удивить многих своих врагов и друзей. В значительной степени на его решения влияют политические союзы, которые он формирует. Его политическую эволюцию можно понять в этом свете: в прошлом он вербовал сторонников среди либералов и бизнесменов, которые хотели нейтрализовать политическую власть военных; среди гюленистов, которые хотели исламского окраса турецкого общественного пространства; среди курдов, которые стремились к культурной автономии; а в последнее время – турецких националистов, которые боятся устремлений курдов. Эрдоган использовал все эти группы как инструменты для поддержания контроля над страной. История с 2002 года показывает, что ни один политический субъект не исключен и не застрахован от дезертирства. Если Эрдоган придет к выводу, что турецкие националисты больше не служат его политическим потребностям, он может попытаться найти другого партнера, хотя в настоящее время он рассматривает националистов как естественного союзника.

Сегодня достижение парламентского большинства связано с курдским вопросом. Курдская партия играет ключевую роль в создании коалиции, которая пользуется стабильным большинством в парламенте. Согласно многим опросам, ПСР и ПНД вместе не могут получить более 50% мест в парламенте, но и оппозиционная коалиция не может этого сделать. В таблице ниже представлен расчет средних показателей по нескольким опросам, в которых спрашивалось, за кого бы проголосовали люди, если бы выборы состоялись в июне 2020 года:

Альянс ПСР-ДПН: 42%

Альянс РНП и Хорошей партии: 40%

ПСР: 34%

ПНД: 8.3%

РНП: 28%

Хорошая Партия: 12%

ДПН: 12.4%

Согласно этим выводам, ДПН получает статус «делателя королей» в парламенте – результат, который не идет на пользу Эрдогану. Не столь оптимистична для Эрдогана и картина, которая складывается перед президентскими выборами. Согласно этим опросам, если оппозиция сможет объединиться вокруг кандидатуры Экрема Имамоглу (что нельзя считать само собой разумеющимся) и если прокурдская ДПН сумеет преодолеть порог в 10 процентов, то есть шанс победить Эрдогана в урне для голосования. Поскольку прокурдская партия не является официальной частью антиэрдогановского альянса партий, она должна пройти 10-процентный барьер. Остальные партии в антиэрдогановском альянсе выигрывают от того, что альянс легко преодолеет этот порог.

Неясно, примет ли Эрдоган поражение. Можно разумно предположить, что он не признает результаты и будет работать над их отменой, как это было на первых муниципальных выборах в Стамбуле (в 2019 году). Стоит также отметить, что если курдская партия не сможет пройти высокий 10-процентный минимум, необходимый, чтобы получить места в парламенте, то ПСР, как вторая по величине партия в курдских округах, получит все мандаты, которые достались бы курдской партии. Действительно, если ДПН не преодолеет порог, то ПСР будет значительно усилена.

Несмотря на важность курдской партии, оба блока по-прежнему не спешат заключать союз с ДПН. Партнерство с курдской партией может отвлечь внимание от множества целевых секторов. Председатель «Хорошей партии» Акшенер недавно заявила, что место ДПН находится «рядом с террористической организацией РПК», и решительно отвергла вариант включения курдской партии в альянс с РНП. Но, несмотря на ее слова, избиратели и руководство ДПН хорошо понимают, что поставлено на карту, и осознают чувствительность каждой партии. Судя по всему, ДПН продолжит неофициально поддерживать антиэрдогановский альянс.

Если националистическая партия ПНД не переступит 10-процентный порог, она потеряет свое значение в глазах Эрдогана. Чтобы предотвратить эту ситуацию, у него есть намерения призвать к досрочным выборам до тех пор, пока опросы показывают, что ПНД находится выше порога. Такая мера, несомненно, может создать проблемы для партий Давутоглу и Бабаджана. Турецкое законодательство запрещает новым партиям баллотироваться, если у них нет фракции в парламенте (минимум 20 членов) или если у них нет филиалов по всей стране. Существует также требование о проведении праймериз за шесть месяцев до даты проведения общенациональных выборов. Есть вероятность того, что партия в парламенте «одолжит» законодателей другой партии, которая все еще не имеет парламентского представительства. Из-за этой возможности ПНД и ПСР совместно работают над принятием закона, запрещающего перевод членов парламента из партии в партию с целью перекрытия пути Давутоглу и Бабаджану в парламенте.

Если этот шаг увенчается успехом, политика правительства Эрдогана в отношении курдов не изменится. Однако если Давутоглу и Бабаджану удастся баллотироваться в парламент и если ПНД потеряет власть, Эрдогану придется искать новых союзников на политической карте и тогда может произойти изменение его политики в отношении курдов.

Существует большая неопределенность относительно контуров турецкой политики. Возможно, удастся положить конец правлению Эрдогана в 2023 году, но его политических навыков [и ресурсов, включая силовые] может оказаться достаточно, чтобы преодолеть политические препятствия.

Во всяком случае, Эрдоган оставил свой след в политической системе Турции. Страна стала более религиозна, централизована и амбициозна.