Пройдя через столетие революций, контрреволюций и смены режимов в Иране, Ария Захеди исследует социальную, политическую и идеологическую напряженность, которая постоянно толкает эту страну на грань восстания.

***

Прошло сорок пять лет с момента массовой революции, свергнувшей диктатуру Мухаммеда Реза-шаха и приведшей к созданию Исламской Республики. И вот уже больше года прошло с тех пор, как убийство Жины Махсы Амини в 2022 году патрулем полиции нравов, вызвало восстание, достаточно масштабное, чтобы вызвать сравнения с революцией 1979 года.

Хотя разговоры о скором падении Исламской Республики сейчас кажутся преждевременными, ситуация далека от того образа порядка и стабильности, который иранское государство хотело бы представить широкой публике.

За прошедший год государство отреагировало на протесты серьезными репрессиями, в том числе показательными судебными процессами, закончившимися казнями участников беспорядков. Работники различных отраслей были уволены. В связи с приближением годовщины восстания семьям погибших и казненных было запрещено проводить памятные мероприятия. Тем не менее, по всей стране продолжаются акции. Забастовки и демонстрации не прекращаются, а в провинциях время от времени насильственные столкновения, хотя и с меньшей интенсивностью. Жестокость репрессий отнюдь не является признаком силы, она свидетельствует о том, насколько хрупкой остается ситуация.

Любому ясно, что прошлогоднее восстание было связано не только с дресс-кодом. Оно стало результатом глубоких противоречий внутри самой системы. На протяжении последнего десятилетия в Иране каждый год происходят восстания. Хотя большая часть этих потрясений коренится в общественной системе страны, их также следует рассматривать в рамках более общего социального кризиса глобальной капиталистической системы. Социальные причины, спровоцировавшие прошлогодний взрыв, по-прежнему присутствуют, формируя кризис, который невозможно преодолеть и который, по всей вероятности, будет только усугубляться.

Подобные взрывы не только участились, но и становятся все более масштабными и глубокими. Тем не менее последний взрыв действительно стал переломным моментом. Ранее разрозненные источники недовольства (на фоне важных вопросов, которые задавали себе представители различных социальных групп — прим.) начали сливаться в единый поток, позволяя поставить под сомнение всю систему.

Проживет ли Исламская Республика еще год или десять лет, никто не может предсказать. Несомненно не только то, что новый взрыв неизбежен, но и то, что в Иране тем временем вновь пробудилось подлинное революционное движение и культура. Мы видим не отдельные, спонтанные или случайные взрывы возмущения, а реакцию на глубокое отчуждение и бесправие все более широких масс людей. Возможно, в нем нет формальностей, присущих революционным движениям прошлого, но, возможно, нам следует оставить некоторые из них в прошлом.

Нынешняя революционная борьба важна не только для будущего Ирана, но и будет иметь последствия для всего региона. Как и в последнее десятилетие шахского режима, Исламская Республика стала важным участником межимпериалистического соперничества. Поскольку нынешние конфликты на Ближнем Востоке грозят перерасти в более масштабную войну, важно понять иранский режим, то, что он собой представляет и как он связан со своей широкой империалистической периферией. Одновременно, ведя революционную борьбу против «собственного» правительства иранский рабочий класс находится под перекрестным огнем потенциальной межимпериалистической войны. Поскольку так называемые «прокси-войны» между Ираном и США/Израилем (одним из театров которых является нападение на Газу) грозят перерасти в более масштабную войну, революционная борьба приобретает значение не только для Ирана, но и для всей политики региона, так же как события в окружающем регионе влияют на происходящее внутри Ирана.

Хотя империализм часто обсуждается в связи с Ираном и Ближним Востоком, это обычно делается в однонаправленном ключе и касается в первую очередь внешнего господства. Меньше внимания уделяется связи между внешним империалистическим господством, с одной стороны, и внутренними классовыми конфликтами, с другой. Но именно эта связь между внутренним и внешним оказывается наиболее показательной.

Империализм, капитализм и государство

Чтобы понять текущую ситуацию, мы должны сначала демистифицировать иранскую политическую систему.

Иран следует понимать как капиталистическое общество, а его государство, как до, так и после революции, — как капиталистическое государство. Никакие демагогические заявления не могут изменить того факта, что иранское государство, обладая многими характерными именно для него специфическими чертами, тем не менее является особой формой правления буржуазного класса, что видно не только по его внутренним социальным отношениям, но и по той роли, которую оно играет в мировой системе.

На протяжении XIX века Иран пережил процесс интеграции и в растущую капиталистическую мировую систему и периферизации (т.е. занял место на ее периферии в качестве поставщика топлива для промышленных и технологических центров — прим.).

Династия Каджаров (1794-1925), взошедшая на Павлиний трон, быстро оказалась втянута в «Большую игру» между царской Российской империей и Британской империей, поскольку обе эти державы становились все более настойчивыми в Азии. Военные поражения привели к заключению неравноправных договоров, которые, в свою очередь, не только привели к потере территории, но и включали условия, устанавливающие политическое и экономическое господство этих держав. Иран был открыт для европейских товаров, а внутреннее производство все больше ориентировалось на мировой рынок.

Каджарский Иран представлял собой систему, которую можно охарактеризовать как феодально-племенную.3 Государство здесь не было централизованным современным государством. Шах (король) управлял страной через различных местных дворян, помещиков, племенных вождей и высшее духовенство, которые составляли земельную аристократию и играли роль соответствующих властей в своей местности. Эти представители крупных землевладельцев (земельной аристократии — прим) управляли огромной массой оседлых крестьян-селян и кочевых племен. Национальной армии не существовало, были только армии, привязанные к местным лордам и вождям. Люди делились на этнические группы, племенные или религиозные секты и говорили на разных языках и диалектах.

В городах, которые часто служили столицами провинций, центром экономической жизни был — и в значительной степени остается до сих пор — базар, традиционный торговый центр городского Ближнего Востока. Купцов и ремесленников, населявших его, называли базари.

Базар был не только центром торговли и магазинов. Здесь также часто располагались общественные бани, чайные дома, а также центральная мечеть. Обычно базари и духовенство состояли в родственных отношениях. Богатые базари финансируют мечети и духовные семинарии, религиозные процессии, делают пожертвования в благотворительные фонды и являются основной финансовой поддержкой многих религиозных проектов. (Базари часто отдают своих детей в обучение в религиозные семинарии, поэтому семьи шиитского духовенства и торговцев часто связаны — прим.).

Земельные владения высшего духовенства и богатых купцов увеличились в течение XIX века, причем духовенство получило землю благодаря религиозным пожертвованиям и пожертвованиям богатых аристократов и купцов. Эти отношения между базаром как традиционной буржуазией и духовенством важны для понимания политики современного Ирана и, в частности, революции 1979 года, поскольку именно этот клерикально-базарный альянс лег в основу революции, послужив базой для нового послереволюционного государства — Исламской республики.

Процесс интеграции в мировой рынок, особенно в форме европейского господства, способствовал развитию буржуазного национального сознания среди купцов, духовенства и ремесленников. Борьба против иностранных концессий и других форм иностранного господства становилась все более распространенной по мере того, как купеческая буржуазия базара становилась все более уверенной в себе, укрепляя буржуазную форму национального сознания. Сочетание материально-финансовой силы купечества и идеологической силы духовенства превращало традиционную буржуазию в реальную политическую силу.

Интеграция и периферизация, характерные для XIX века, привели к тесным экономическим связям между иранскими и русскими купцами, но также способствовали зачаточному развитию современного рабочего класса. Реальность этого процесса стала очевидной в Иране, когда мировая депрессия 1870-х годов спровоцировала падение цен на сельскохозяйственную продукцию. Ухудшение условий жизни в сельской местности вынудило крестьян покинуть свои деревни в поисках работы. Естественно, их тянуло в растущие промышленные центры российского Кавказа, особенно в новую нефтяную промышленность, центром которой стал город Баку.

Нефтяные промыслы Баку были горнилом для радикализма рабочего класса. В конце XIX века город привлек сотни тысяч иранских рабочих-мигрантов в развивающуюся промышленность, где они столкнулись с организацией Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП), которая сама была создана в 1898 году. Но не только иранцы, но и люди со всего региона приезжали в Баку и устраивались на работу в промышленность, в результате чего город мог похвастаться большим полиэтническим и многоконфессиональным рабочим классом. Работодатели часто разжигали вражду, и иранские рабочие активисты в регионе принимали участие во многих забастовках, организованных партией. Именно волна забастовок в Баку послужила толчком к событиям, которые привели к русской революции 1905 года. В ходе этой волны рабочие приобрели важнейший опыт партийной деятельности и забастовок, и именно в том же году была основана Социал-демократическая партия Ирана (СДПИ). (Баку был не только важным центром социал-демократического движения. Здесь действовала одна из наиболее мощных группировок рабочих анархо-коммунистов в царской России. Хотя эта сила состояла из множества независимых течений и групп, в общей сложности она насчитывала несколько тысяч активистов, инициировавших забастовки и вооруженные выступления рабочего класса против бизнеса. Также в Баку действовали влиятельные группы эсеров и армянских националистов — дашнаков. Все эти течения делили влияние: так внутри рабочего движения шла война между партией «Дашнакцутюн» и рабочими-анархистами. Автор переоценивает значение РСДРП — прим.)

Русская революция 1905 года оказала непосредственное влияние на буржуазные национальные революции в таких странах Азии, как Китай и Турция, но, учитывая их близость и исторические связи, наиболее остро она ощущалась в Иране. Для российских и иранских социал-демократов революция в Иране была непосредственно связана с революцией против царя.

Вслед за царской реакцией к северу от границы многие революционеры обратили свое внимание на юг, на Иран. Революционная волна, докатившаяся до Ирана в конце года, стала решающим поворотным пунктом, положив начало двадцатому веку с Конституционной революции и гражданской войны (1906-1911 гг.). Эта иранская революция имела ряд параллелей с российской и даже может рассматриваться как продолжение последней, поскольку она оказалась такой же буржуазной национально-демократической революцией с сильным социал-демократическим элементом. Хотя ей не удалось кардинально изменить государственные и экономические отношения, она, тем не менее, имела огромное культурно-политическое значение, и все политические тенденции, которые в дальнейшем будут формировать общественный ландшафт Ирана XX века, берут в ней свои истоки. Она также продлила альянс базара и духовенства, сложившийся в ходе протестов против иностранных концессий, но при этом привнесла революционный элемент в зарождающееся движение рабочего класса и социал-демократов. Наряду с борьбой за создание национального собрания, или меджлиса, мы также наблюдаем появление и рост анжуманов, или провинциальных советов, которые, как и русские Советы, стали источниками народной власти, продвинувшими революцию дальше. В 1909 году в Тегеране был создан первый современный общепромышленный профсоюз среди работников типографий и газет. В 1910 году произошла первая общеотраслевая забастовка, в которой приняли участие все крупные газеты Тегерана. Их требования включали, среди прочего, восьмичасовой рабочий день и установление минимальной заработной платы.

***

Столкнувшись с угрозой революции снизу и восходящей Германией, которая все активнее заявляла о себе на Ближнем Востоке, Российская и Британская империи отложили свои разногласия и пришли к соглашению в Азии, которое было оформлено как Англо-русский договор 1907 года. Это соглашение официально закрепило раздел Ирана на российскую и британскую сферы влияния и стало решающим шагом в создании альянсов, которые в итоге выльются в мировую войну.

Российско-британское вторжение и оккупация Ирана в декабре 1911 года положили конец революционной волне, продолжавшейся с 1905 года. В частности, царские войска устроили террор против иранских и российских революционеров. Парламент сохранился, но лишь как основа для аристократического правления.

Конституционная революция впервые поставила в Иране все еще актуальный вопрос: как радикальные социалисты должны относиться к более широкой народной демократической революции? И она продемонстрировала еще одну непреложную истину: перед лицом социальной революции буржуазные демократы обратятся к империализму и реакции.

***

Через два года после англо-русской интервенции, положившей конец Конституционной революции, империалистическое соперничество переросло в мировую войну 1914 года. Хотя иранское правительство официально объявило о нейтралитете, оно оказалось бессильным предотвратить превращение Ирана в часть ближневосточного театра военных действий между англо-русским альянсом («державы Антанты») и османо-германским альянсом («Центральные державы»). Война имела разрушительные последствия для Ирана, как и для любого другого места, которое рассматривалось как поле битвы для империалистической бойни. Около двух миллионов человек погибли от военного насилия, голода и болезней. Эта ситуация подчеркивала колониальное положение Ирана, поскольку страна была беспомощна перед лицом иностранных держав, которые фактически делали все, что хотели, в пределах ее границ.

В этот момент Иран оказался независимым государством только по названию, а центральное правительство служило лишь тенью для других держав. Как и до конституционного периода, центральное правительство не имело реальной власти за пределами столицы страны, и даже там эта власть постоянно нарушалась иностранным вмешательством. Местные племенные вожди и аристократы воспользовались возможностью заявить о себе и к концу войны явно представляли собой фактическую власть в своих регионах. Дошло до того, что они заключали сделки и договоры с империалистическими державами напрямую, без какого-либо участия или посредничества центрального правительства.

***

Русская революция 1917 года в корне изменила ситуацию и вдохнула новую жизнь в революционные силы. Большевики вывели российские войска из Ирана, отменив все российские договоры и концессии в отношении страны. Падение царя Романова также ознаменовало лишение власти Каджаров их главного покровителя.

После вывода российских и османских войск в конце войны британцы стали доминирующей империалистической державой на Ближнем Востоке. Поначалу британцы думали превратить Иран в протекторат, но эта возможность оказалась несостоятельной. Антибританские настроения росли, в то время как британцы просто-напросто слишком растеряли свои силы.

А главное, Октябрьская революция принесла новую угрозу социальной революции. Присоединившиеся к большевикам иранские социалисты сформировали партию «Адалат» (Справедливость), которая в 1920 году стала Коммунистической партией Ирана. Больше, чем что-либо другое, Октябрьская революция угрожала как британцам, так и местной правящей аристократии. К 1920 году эта угроза распространилась и на северную провинцию Гилан с созданием Советской Социалистической Республики Иран. Теперь Красная армия официально присутствовала на иранской земле, и ей удалось вытеснить из этого района как британские, так и иранские войска.

Это присутствие заставило изменить империалистическую стратегию британцев. Если до сих пор они поддерживали различных местных вельмож и племенных вождей, пытаясь сохранить свое влияние, то перед лицом большевистской угрозы эта тактика (помимо прямой оккупации) оказалась ненадежной. Вместе со многими представителями иранского правящего класса британцы стали искать сильного человека, который мог бы захватить власть, восстановить порядок и защитить их интересы от угрозы социальной революции.

Именно в этом контексте офицер из казачьих бригад по имени Реза Хан проявил себя как лучший кандидат на эту должность. Ему было предложено организовать переворот, результатом которого стало бы обеспечение безопасности и вывод британских войск из региона.

Режим Пехлеви

Февральский переворот 1921 года, приведший к власти генерала Реза-хана, положил начало созданию современного централизованного иранского национального государства. Государство Пехлеви следует рассматривать в одном ряду с другими правыми националистическими режимами, возникшими в это время в ответ на распад, вызванный Первой мировой войной и угрозой Октябрьской революции. (Автор переоценивает значение октябрьского переворота в России. Революционная волна в Европе и мире, связанная с протестами и восстаниями рабочего класса и крестьянства была вызвана глубокими социальными противоречиями — жестокой эксплуатацией и экономическими неурядицами, спровоцированными войной. В ней принимали участие самые разные силы, включая тех, кто негативно относился к режиму большевиков. Европейская и мировая контр-революция, которая привела к созданию националистических режимов, была направлена против всей этой революционной волны рабочих восстаний — прим).

Реза-шаха можно плодотворно сравнить с его современником в Турции, Ататюрком, а также с моделями авторитарного национализма, наблюдавшимися в Германии, Италии и Японии. Как и в этих последних случаях, режим Пехлеви был «продуктом контрнаступления слабого капиталистического класса против революционного движения в стране, которая отстала в процессе капиталистического развития. Этот класс мог исправить положение только с помощью репрессий и управляемого государством экономического роста».

Политическую логику этого периода можно кратко охарактеризовать как государственное строительство. Как только новое правительство договорилось о выводе советских и британских войск, оно принялось подавлять все оставшиеся формы оппозиции и центры власти. Мощные племенные армии были приведены в движение, автономные и местные власти, а также соперничающие в погоне за властью офицеры были раздавлены. Была собрана современная армия, способная эффективно утверждать государственную власть, а вскоре последовали общенациональная воинская повинность, государственные удостоверения личности, отмена аристократических титулов. Поскольку центральными опорами «нового порядка» стали современная армия и бюрократия, режим стремился распространить власть государства на все сферы жизни общества. Местные языки были запрещены, а официальным языком государства стал персидский. Была создана современная система образования, неподконтрольная духовенству, то же самое было сделано и с судами, что позволило создать современную правовую систему, независимую от религиозных орденов. Пожалуй, самым символичным из этих изменений стал запрет на чадру, который, наряду с другими подобными реформами, вызывал постоянный гнев духовенства.

Многие реформисты, и даже некоторые левые, первоначально поддержали Реза-хана. Подобно лассальянцам, поддерживавшим Бисмарка, они считали, что, поддержав Реза-хана, они смогут провести многие реформы, которые зашли в тупик при использовании исключительно демократических средств. В 1925 году династия Каджаров была упразднена, но в отличие от Ататюрка, который основал республику, в следующем году Реза Хан короновал себя Реза-шахом Пехлеви и основал новую династию.

Новый властитель продолжал укреплять свое правление железным кулаком. Режим пропагандировал шовинистическую националистическую идеологию, которая апеллировала к имперской славе доисламской Персии. Государство в этот период можно охарактеризовать как военно-монархическую диктатуру.

Несмотря на репрессивную обстановку, проекты индустриализации этой эпохи привели к росту численности и значимости рабочего класса, в рамках которого коммунисты (т.е. сторонники Ленина и Сталина — прим.) организовали успешные профсоюзные движения. Кульминация наступила в 1929 году, когда вспыхнула забастовка на нефтеперерабатывающем комплексе в Абадане, находившемся под властью и контролем Англо-иранской нефтяной компании. Забастовка потрясла правящие классы как Ирана, так и Великобритании. Она стала не только ключевым событием в истории рабочего движения в Иране, но и проверкой способности государства поддерживать социальный порядок. Правительство отреагировало на это с большой энергией, усилив репрессии против коммунистов. В 1931 году был принят новый закон, который криминализировал преподавание и пропаганду «коммунистической» идеологии, запретил профсоюзы, сделал забастовки незаконными и положил начало новой волне репрессий, в результате которых активисты социалистического движения и интеллигенция были заключены в тюрьму.

Хотя государство Пехлеви пользовалось определенной независимостью от господствующих классов, это также косвенно способствовало господству последних. При обоих пехлевийских шахах именно через государство происходило капиталистическое развитие и индустриализация. Именно через государство происходило укрепление и расширение современного капиталистического класса, что не в меньшей степени относится и к современной Исламской Республике Иран. Во многих отношениях можно утверждать, что и режим Пехлеви, и Исламская Республика имеют общие черты с имперским государством Наполеона III после переворота 1852 года: последний построил государство, которое было относительно автономным от правящих классов, но в конечном итоге было выгодно этим классам в целом, «уничтожив политическое господство буржуазии только для того, чтобы сохранить ее социальное господство».

Правление Реза-шаха закончилось со Второй мировой войной. За прошедшие годы иранский режим сблизился с державами оси, особенно с Германией, с которой его связывали как политические, так и идеологические отношения. Число немецких советников, инженеров и рабочих значительно увеличилось. Когда Германия вторглась в Советский Союз в 1941 году, союзники хотели использовать Иран для отправки оружия из Персидского залива на русский фронт. Когда Реза-шах отказался, союзники быстро вторглись в страну и оккупировали ее. Реза-шах отрекся от престола в пользу своего малолетнего сына Мухаммада Резы и прожил остаток жизни в изгнании.

Вторжение союзников в 1941 году, которое привело к падению диктатуры Реза-шаха, открыло период политической мобилизации и активности населения. Были освобождены политические заключенные, воссозданы профсоюзы, начали формироваться политические партии. Хотя вторжение привело к падению Реза-шаха, союзники все еще сохраняли иранское государство, в особенности институт монархии и армию. Союзники оккупировали Иран до конца войны, причем советские войска снова заняли север страны, а британские — юг. Это также начало американского участия в делах Ирана: в страну была направлена военная миссия для восстановления армии.

Когда заключенные-коммунисты были освобождены, ядро из них основало партию Туде [массы], которая стала официальной промосковской коммунистической партией в Иране. Партия придерживалась демократическо-популистской платформы и привлекала многих интеллектуалов и представителей среднего класса. Она также имела большое влияние в среде промышленного рабочего класса, организовав к концу десятилетия крупнейшую на Ближнем Востоке конфедерацию профсоюзов.

После войны Иран станет ареной противостояния в ходе множества социальных конфликтов, а также первого конфликта холодной войны. В 1946 году Советский Союз продолжал оккупировать север страны после согласованного вывода союзных войск. Под защитой Красной армии были основаны две автономные республики — Махабадская и Азербайджанская. В то же время ряд коммунистов был включен в состав послевоенного коалиционного правительства.

Когда СССР вывел свои войска, имперская армия перешла к жестким репрессиям. Коммунисты были вытеснены из правительства, как это произошло с падением коалиционных правительств Франции и Италии в 1947 году. Это была первая победа нового военного альянса США и Ирана, начавшегося во время Второй мировой войны.

После Второй мировой войны движение за национальную независимость Ирана пережило всплеск, сфокусированный на требовании национализации иранской нефти. В центре этого всплеска оказался Национальный фронт, возглавляемый доктором Мухаммадом Моссадехом, который вскоре завоевал массовую популярность и в 1951 году стал премьер-министром.

Национальный фронт был не партией с единой идеологией, а альянсом различных партий, объединенных вокруг национальной независимости через нефтяной вопрос. Когда парламент проголосовал за национализацию нефтяной промышленности, британцы немедленно отреагировали, установив экономическую блокаду Ирана. Это привело к огромной нагрузке на экономику и значительному росту социальной напряженности.

Партия Туде все больше демонстрировала свою силу. Соединенные Штаты опасались, что неопределенная ситуация создаст возможность для захвата власти данной [промосковской] партией. Это послужило началом успешного переворота, совершенного прошахскими правыми военными генералами в 1953 году.

Переворот 1953 года закрыл дверь для социальных движений, открывшихся после Второй мировой войны. Последующий период был периодом жестоких репрессий. Переворот укрепил позиции шаха и военных против всех соперников и конкурирующих источников власти. Он также утвердил Соединенные Штаты в качестве доминирующей империалистической державы, вытеснив британцев.

Основная тяжесть репрессий пришлась на коммунистов из партии Туде. Сеть партии была выкорчевана, а конфедерация профсоюзов уничтожена. Многие активисты были заключены в тюрьмы, казнены или отправлены в изгнание.

Именно для обеспечения нового порядка США помогли режиму создать новую тайную полицию — Организацию информации и безопасности страны, известную под персидской аббревиатурой САВАК. Ее название стало синонимом репрессий и пыток при диктатуре шаха.

Классовая борьба, автономия и государство в Иране
Ария Захеди


Белая революция: диктатура и неравномерное капиталистическое развитие (1963-1979)


Присоединившись к прозападному военному альянсу СЕНТО (также известному как Багдадский пакт) в 1955 году, Иран стал ключевым союзником в США. В начале 1960-х годов пример Кубинской революции привел к изменению политики американского империализма. Новая администрация Кеннеди призвала некоторые страны провести реформы, которые, как считалось, будут способствовать капиталистическому развитию, а также устранят угрозу социальной революции. В результате произошло относительное ослабление репрессивной среды, на фоне чего имел место всплеск политической активности. Результатом стала Белая революция 1963 года.

Идея заключалась в том, что, расширяя народную базу режима, государство могло также разрушить оппозицию, включив элементы ее программы. По иронии судьбы, именно результаты этих реформ, открыв период быстрого и неравномерного капиталистического развития, самым непосредственным образом подготовили почву для революции.

Хотя новые реформы были призваны расширить базу поддержки государства, они были встречены массовыми демонстрациями, которые переросли в насилие.

Левые поддерживали эти меры правительства, одновременно выступая против диктаторского характера государства, в то время как духовенство было непримиримо в своей полной оппозиции реформам, особенно земельной реформе, которая угрожала их земельным владениям, а также изменением статуса женщин и меньшинств.

Оппозиция реформам привела к народному восстанию под руководством духовенства (в частности, аятоллы Хомейни), которое было быстро подавлено с применением крайнего насилия и репрессий, в результате чего многие были убиты и заключены в тюрьмы. Хотя у левых и демократов были иные, чем у духовенства, причины противостоять режиму, восстание 1963 года продемонстрировало возможность некоего союза между ними. Разногласия стирались в движении единого фронта — в этом его можно было рассматривать как «генеральную репетицию» революции 1979 года.

Самым драматичным элементом политики Белой революции стала земельная реформа. Программа земельной реформы фактически положила конец феодальным отношениям в Иране и заменила их капиталистическими отношениями. Власть помещика была заменена властью государства.

Однако было бы неправильно думать, что аристократия оказалась лишена политических прав. Феодалы-помещики по-прежнему получали выгоду от такого развития событий при условии, что они были готовы стать капиталистами. Землевладельцы, которые механизировали и нанимали рабочую силу или сдавали ее в аренду агробизнесу США, смогли сохранить свои поместья. Другие землевладельцы нашли способы сохранить землю самого высокого качества, перераспределив землю самого низкого качества. Аристократам из старых могущественных семей были предоставлены министерские должности в торговле для поддержки государства, а землевладельцам было предложено инвестировать в промышленность.

Крупные помещичьи имения были разделены и распределены между крестьянами практически без технической помощи. Затем государство стало работать над развитием крупномасштабного капиталистического сельскохозяйственного производства. Многие бывшие крестьяне продали свою землю и перебрались в города. Массы людей стекались в городские районы в поисках работы на государственных строительных и промышленных проектах, а те, кто остался, устроились на работу в агробизнесе в качестве наемных работников, фактически превратившись в сельскохозяйственных пролетариев. Весь процесс занял всего десятилетие. За короткий промежуток времени с 1963 по 1973 год население Тегерана удвоилось, поскольку пополнились ряды его рабочего класса. Эти недавно пролетаризированные крестьяне поселились во постоянно расширяющихся трущобах, образуя огромную армию «городской бедноты». Некоторые вошли в производственный и промышленный сектор, но многие другие — когда они вообще могли найти работу — занимались физическим трудом в постоянно расширяющейся строительной отрасли, строя небоскребы и жилые дома для богатых.

Другие реформы также способствовали капиталистическому развитию. Новые инициативы в области образования, авторитарные по своей природе, способствовали росту современной бюрократии. Дополнительные стипендии и возможность учиться за границей создали современный образованный средний класс, многие представители которого вскоре стали политизированными. Наделение женщин правами, сопровождавшееся расширением возможностей трудоустройства и образования, также способствовало модернизации. Что было упущено или, по крайней мере, недооценено режимом, так это то, в какой степени вся эта политика создавала материальную основу для социальной революции. Как и при любом капиталистическом развитии, результаты были неравномерными: страна в целом становилась более развитой, в то время как классовые различия становились все более выраженными.

Именно в этот период государство начало всерьез продвигать радикальную программу развития, которая должна была превратить Иран в современное капиталистическое государство. Государственная программа модернизации благоприятствовала «компрадорской буржуазии»: государственные займы предоставлялись крупным промышленникам, многие из которых выступали в качестве посредников для преимущественно американских корпораций.

Тем временем традиционная буржуазия базаров, тесно связанная с духовенством семейными отношениями и финансирующая религиозные пожертвования, праздники, мечети и т. д., становилась все более отчужденной от шахского режима в экономическом, политическом и культурном плане.

В годы после 1963 года молодое поколение активистов, вдохновленное кубинским, алжирским и вьетнамским примерами, перешло к вооруженной борьбе. Двумя основными группами стали Народные партизаны Федиайяна, вышедшие из Туде и левого крыла Национального фронта, и Народные моджахеды, вышедшие из религиозного крыла Национального фронта и придерживающиеся левой исламистско-популистской идеологии. Несмотря на то, что в этот период активизировалось городское партизанское движение, волнения среди населения в целом оставались минимальными.

В начале 1970-х годов забастовки рабочих возобновились, но, по крайней мере, на данный момент режиму удавалось сдерживать их. Это было связано не только с репрессиями (которые, безусловно, проводились), но и с исключительным ростом экономики, которого оказалось достаточно, чтобы держать под контролем значительную часть среднего класса и значительное число белых и синих воротничков. В связи с невероятным ростом цен на нефть на международном рынке начало 1970-х годов стало пиком мании величия шаха, утверждавшего, что он превратит Иран в «Великую цивилизацию». Однако он укрепил позиции Ирана как региональной державы и антикоммунистической силы. При Никсоне-Киссинджере США полностью поддержали шахский режим как жандарма Ближнего Востока, предоставив ему оружие и политическую поддержку.

К 1975 году мировые цены на нефть упали, что вызвало общий спад в Иране. Оптимизм по поводу постоянно растущей экономики начал ослабевать. Попытки правительства обуздать инфляцию лишь усугубили общественный гнев, вызвав всплеск безработицы. В ответ на нарастающий кризис государство стало проявлять все больше диктаторских амбиций, арестовав большое количество базарных торговцев и еще больше взбудоражив традиционную буржуазию и ее исторических союзников — духовенство. С конца 1977 года к «народному» движению присоединялись различные слои и классы, пока режим окончательно не оттолкнул от себя большинство населения.

В подобной ситуации автономия государства оказалась слабым местом режима. Шаху удалось отторгнуть от себя все классы, за исключением небольшого компрадорского правящего круга, включавшего королевскую семью и двор, высших военных генералов и «крупную буржуазию», состоявшую из промышленников и элитных семей, связанных с транснациональными корпорациями.