Гражданская война в Судане
В условиях эскалации боевых действий общественные движения страны призывают к немедленному прекращению огня
В условиях эскалации боевых действий общественные движения страны призывают к немедленному прекращению огня
15 апреля разгорелся конфликт между военным диктатором Судана Абделем Фаттахом аль-Бурханом и его заместителем Мохаммедом Хамданом «Хемедти» Дагало, командующим так называемыми Силами быстрого реагирования (СБР). Этот конфликт, разразившийся в управляющем совете Судана, сорвал поддержанный международным сообществом план перехода к гражданской демократии.
С тех пор вооруженные столкновения охватили значительные территории страны. Через четыре года после свержения исламистского автократа Омара аль-Башира массовым движением и через 18 месяцев после военного переворота, страна, похоже, стоит на пороге гражданской войны.
Сара Аббас – берлинский политолог, работающий в организации SudanUprising Germany. Высказанные здесь мнения являются ее собственными.
Поскольку новости изнутри страны все еще трудно получить, Андреас Боне из Фонда Розы Люксембург встретился с суданской активисткой Сарой Аббас, чтобы узнать, как начался нынешний конфликт, какие субъекты в нем участвуют и что осталось от революционного движения, свергнувшего аль-Башира в 2019 году.
- Какова сейчас ситуация на местах в Хартуме? Поддерживаете ли вы связь с людьми там?
- Да, я поддерживаю связь с семьей, друзьями и товарищами с тех пор, как начались боевые действия, но в некоторых районах с тех пор пропало электричество.
Ситуация сейчас очень плохая. Хартум сильно пострадал, но тяжелые бои идут и в других частях страны, особенно в Генейне, Аль-Фашире и Ньяле в Дарфуре на западе страны, Эль-Обейде в Кордофане и в Мероу на севере. Есть большие потери как в Хартуме, так и в Дарфуре и других районах – к 21 апреля было убито около 420 и ранено 7 300 человек. Количество погибших и раненых солдат, будь то военные или Силы быстрого реагирования, неизвестно.
Бои наносят большой ущерб, поскольку происходят в густонаселенных городских районах. Воюющие стороны используют пушки, бронетехнику, РПГ и даже истребители и зенитные ракеты. Повреждено множество объектов инфраструктуры, включая аэропорты. Также были повреждены больницы, электростанции и другие объекты инфраструктуры.
В больницах в основном закончились медикаменты, которых и так было мало, а так как многие больницы стали мишенью для прямых ударов или были насильно эвакуированы, многие были вынуждены закрыть свои двери и бессистемно эвакуировать пациентов. Во многих районах было отключено электричество, но наибольшее беспокойство вызывает водоснабжение, а также запасы продовольствия, которые отсутствуют или находятся на опасно низком уровне во многих местах, где происходят столкновения.
Сначала местные комитеты сопротивления и организации гражданского общества рекомендовали людям укрыться дома или в любом ближайшем безопасном месте. Люди эвакуировались из некоторых районов, потому что оставаться там стало невозможно – например, мой отец и три семьи моих тетушек в Хартуме были вынуждены покинуть свои дома и укрыться у родственников в других районах города. Многие семьи не знают, где находится их близкий человек, потому что в момент начала боевых действий он был в дороге и не добрался до дома.
Некоторые мобильные сети перестали работать, а интернет стал доступен лишь нескольким провайдерам. Также поступает много сообщений о том, что солдаты, особенно солдаты СБР, входят в дома людей и грабят их.
В последние дни, когда стало ясно, что ситуация ухудшается, многие бежали в другие районы или на север в сторону Египта, надеясь пересечь границу. Чад рано закрыл свои границы, поэтому тысячи дарфурцев застряли там. За последние два дня западные страны в большинстве своем эвакуировали сотрудников своих посольств, если не всех своих граждан. Некоторые другие страны сделали то же самое.
- Международные СМИ изображают конфликт как конфликт между суданской армией и СБР. Что представляют собой последние, и кого они представляют в суданском обществе?
- Это две основные стороны конфликта, но в большинстве сообщений СМИ отсутствуют нюансы. Часть суданских военных, стоящих за этим насилием, представляет собой то, что в Судане известно как «Комитет безопасности аль-Башира» – высшие генералы, которые были частью диктатуры Омара аль-Башира и взяли на себя власть, когда он был свергнут в результате народного восстания в апреле 2019 года.
Эту группу возглавляет Абдель Фатах аль-Бурхан, который контролирует вооруженные силы и их огромную экономическую империю. Это те же люди, которые делили Совет суверенитета с гражданскими лицами в период разделения власти с августа 2019 года по октябрь 2021 года, пока генералы и их враг, Силы быстрого реагирования (СБР), не совершили государственный переворот, который положил конец этому соглашению. С тех пор военные проводят кампанию террора для укрепления власти.
За военным Комитетом безопасности стоят остатки исламистского движения аль-Башира, которые управляют тем, что мы называем «теневыми бригадами». Они не являются официальными органами, а работают тайно, основываясь на лояльности и покровительстве определенных лиц. Бывший режим хочет восстановить себя контрреволюционными методами, и лучший способ сделать это – то, что они делали с самого начала революции: разжигание конфликта и нагнетание этнической напряженности.
Революционный проект в Судане – одно из самых значительных движений за перемены в современном мире.
СБР – это ополчения, под командованием Мохамеда Хамдана Дагало, известного как «Хемедти». Они были сформированы аль-Баширом из остатков «арабских» ополчений, набранных из скотоводческих общин Дарфура и известных как «Джанджавид». Джанджавиды стали ключевым инструментом режима в осуществлении геноцида в Дарфуре.
Сделавшись подозрительным по отношению к собственным военным, аль-Башир номинально превратил СБР в компонент вооруженных сил и предоставил им базу в Хартуме в 2017 году. С этого момента СБР стала не только военизированной группой по борьбе с повстанцами (на Юге страны – прим), но и инструментом для подавления протестов в столице и других городах за пределами «зон боевых действий».
Ополчение сильно выросло и диверсифицировалось, захватив контроль над прибыльными золотыми приисками и получив покровительство региональных держав – Саудовской Аравии и Объединенных Арабских Эмиратов. Они также воевали на стороне Халифы Хафтара в Ливии и являются «пограничниками» на западной и северо-западной границах – результат миграционной программы Европейского союза.
- Учитывая, что обе стороны в нынешнем конфликте – выходцы из вооруженных сил, где лежат разногласия между ними?
- Когда в апреле 2019 года аль-Башир был отстранен от власти и к власти пришел его комитет безопасности, Дагало, лидер СБР, вошел в него в качестве заместителя [нового диктатора Бурхана]. Поддержанный Западом конституционный документ от августа 2019 года, который положил начало соглашению о разделении власти, еще больше укрепил СБР, узаконив эту военизированную группировку и легитимировав ее как организацию, параллельную вооруженным силам.
Многие военные уже давно испытывали беспокойство по поводу растущей мощи СБР. Но конкуренция – это не только вопрос статуса или политической власти, это еще и экономический вопрос. И военные, и СБР владеют огромными кусками экономики: больницами, недвижимостью, землей, золотыми приисками, строительными компаниями, даже целыми отраслями промышленности. Они сотрудничали, хотя это было и непросто (но, порой, эффективно), в течение многих лет, и делили пирог между собой и приближенными аль-Башира.
Теперь, когда пирог уменьшается из-за полного краха суданской экономики в условиях военного правления, и когда растет давление в пользу гражданского контроля над государством, каждый из них стремится устранить другого. В результате суданский народ оказывается под перекрестным огнем.
Бурхан и Дагало не смогли консолидировать власть или сформировать правительство с момента своего переворота в 2021 году. Экономический кризис достиг беспрецедентных масштабов, а государственная казна пуста. Несмотря на аресты и подавление, революционное движение, возглавляемое комитетами сопротивления, профсоюзами и другими общественными организациями, не угасло. Оно продолжает организовываться и делает невозможным для Бурхана и Дагало вернуть Судан к «обычному порядку вещей».
- Что привело к такой внезапной эскалации?
Вот уже несколько месяцев СБР и военные вынуждены вести переговоры с гражданскими «Силами за свободу и перемены» (ССП), с которыми они подписали соглашение о разделении власти в 2019 году. Переговоры организованы Департаментом ООН по политическим вопросам, а возглавляет их представитель ООН в Судане Фолькер Пертес. Его поддерживают различные структуры, включая «Тройку» в составе США, Норвегии и Великобритании, которые являются игроками на суданской политической сцене с момента заключения так называемого «Всеобъемлющего мирного соглашения» в 2005 году, которое в конечном итоге привело к независимости Южного Судана.
Переговоры проходят за закрытыми дверями с участием элитных политических сил, как гражданских, так и военных. Общение с суданским народом за пределами этих кругов сводится к повторному использованию аргументов в пользу неудачной сделки по разделению власти 2019 года и попыткам продать на рынке идею о том, что военные и ополченцы добровольно отдадут власть. Комитеты сопротивления – ведущая революционная сила в стране – в большинстве своем полностью отвергли не только сделку, но и любые переговоры.
В последние месяцы один за другим срывались сроки подписания соглашения, а совсем недавно появились признаки растущих разногласий между военными и СБР по поводу мер безопасности. Они сосредоточены вокруг вопроса интеграции СБР в армию и соответствующих временных рамок этой интеграции.
Я была в Хартуме до начала этого месяца, и в городе уже появились признаки усиления милитаризации. Машины СБР начали скапливаться в определенных местах, а военные в ответ наращивали свой собственный аппарат. По данным источников гражданского общества в Хартуме, это происходит с момента подписания рамочного соглашения в январе. Ситуация обострилась 15 апреля – СБР утверждает, что военные атаковали их в районе аэропорта Мероу на севере страны и в других местах в рамках скоординированной кампании. Вскоре после этого военные объявили СБР врагом государства.
- Некоторые западные комментаторы утверждают, что наоборот, нападение СБР было спровоцировано или, по крайней мере, поддержано Кремлем. Есть ли в этих утверждениях доля правды?
По крайней мере, до сих пор эти утверждения не были обоснованы.
Вообще, в Судане заинтересованы многие державы, в том числе и Россия. СБР близки к Кремлю – Россия некоторое время была бенефициаром контрабанды золота из Судана через СБР, Кремль использовал это золото для создания резервов для конфликта Украиной, чтобы компенсировать эффект санкций.
В Судане уже несколько десятилетий идет гражданская война, только в регионах, удаленных от столицы.
Россия также заинтересована в создании базы на побережье Красного моря в Судане и ведет переговоры с другими державами, но пока безуспешно.
Группа Вагнера также активно действует в регионе, особенно вдоль границы Судана с Центральноафриканской Республикой. Считается, что группа Вагнера и российское государство имеют решающее значение для разведки СБР и ее медийного аппарата, и, в особенности, для пропагандистских возможностей, но и у военных также есть свои покровители и пропагандистский аппарат.
-А как насчет других государств? Принимают ли они чью-либо сторону в текущем конфликте?
- Суданские военные близки к своему «старшему брату» – египетским военным. Египет всегда рассматривал Судан как свой собственный задний двор, как место, с которым связаны его важнейшие экономические и стратегические интересы.
Правительство аль-Сиси в Египте ничем не отличается от суданского. Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты (ОАЭ) также являются его покровителями: Бурхан и Дагало долгое время добивались расположения этих двух стран, обе из которых выступают в качестве контрреволюционных сил с момента начала революции в декабре 2018 года.
Турция и Израиль также являются игроками в той или иной степени.
ЕС вел дела с аль-Баширом в области миграции и по-прежнему вкладывает значительные средства в «стабильность» и «управление границами», поскольку Евросоюз рассматривает Судан как основной источник и транзитную страну для мигрантов.
После переворота в октябре 2021 года Дагало публично обратился к ЕС, заявив, что в его интересах сотрудничать с новым правительством. За последний год мощная медиа-машина СБР распространила множество видеороликов на нескольких европейских языках, представляя себя в качестве гуманитарного актора на границах страны.
Конфликт в Ливии, в котором НАТО сыграли свою роль, политика ЕС в отношении границ и беженцев, «война с террором» под руководством США в Сахеле также повлияли на Судан – как в плане циркуляции наемников, в которой СБР принимала участие и от которой получала выгоду, так и в плане циркуляции оружия.
Как гражданское общество отреагировало на насилие? Как насчет квартальных комитетов и левых сил, которые были движущей силой восстания 2019 года?
- Во-первых, я считаю важным отметить, что восстание в Судане продолжается с декабря 2018 года. Несмотря на то, что движение то затухает, то разгорается снова, оно никогда не прекращалось. Поэтому, прежде чем ответить на ваш вопрос, я должна рассмотреть его в определенном контексте.
Революционный проект в Судане является одним из самых значительных движений за перемены в современном мире – он не только антиавторитарный, но и антиколониальный по своей сути. Это связано с тем, что с момента обретения независимости Суданом управляют элиты из регионов бассейна Нила, которые охотятся на другие регионы и поддерживают национальную иерархию, основанную на регионе, классе, поле и этнической принадлежности.
Октябрьский военный переворот 2021 года только углубил революционное движение, помог ему наметить видение за пределами политики протеста, о чем свидетельствует Революционная хартия народовластия, ставшая результатом интенсивной работы в местных общинах. Вся эта работа – годы наращивания организационной мощи, жизни нашей молодежи, отданные при защите революции, – все это находится сегодня под угрозой из-за нынешней войны.
С момента начала насилия комитеты сопротивления и другие органы работали в своих районах, помогая организовать взаимопомощь. В первый день боев координационные органы комитетов сопротивления Хартума выступили с четким заявлением:
«Мы призываем все национальные гражданские и политические силы поддержать единство Судана, наш народ и нашу землю. Мы призываем их бить тревогу, работать над созданием самого большого фронта за мир и защитить суданскую революцию от краха. Граждане и уважаемые революционеры, пока не пройден этот критический этап, мы просим вас не поддаваться подстрекательским и контрподстрекательским речам, которые уже начали распространяться от враждующих сторон. Пожалуйста, сохраняйте безопасность ваших районов и городов, не участвуйте в призывах к насилию и ношению оружия».
Идет идеологическая, а не только физическая борьба за то, как представить эту войну: как войну между двумя вариантами [военной диктатуры], СБР или ВС Судана, или, скорее, как войну между милитаризованным государством во всех его формах и революцией, основным требованием которой с самого начала было полностью гражданское, демократическое, управляемое народом государство. Война – это не просто борьба за власть, это попытка воспроизвести диктатуру, представив военных в роли спасителя.
Комитеты уже давно призывают к двойной стратегии в отношении милитаризации страны: с одной стороны, распустить СБР и другие военизированные формирования, а с другой – провести фундаментальную реформу вооруженных сил, поставив их под гражданский контроль, устранив исламистские элементы аль-Башира в их рядах, реструктурировав их по профессиональному, а не этническому признаку, и устранив их удушающий контроль над экономикой.
Одной из самых больших проблем, с которыми сталкиваются люди в Хартуме, являются ужасные пропагандистские кампании, проводимые обеими сторонами, из-за которых трудно понять, что происходит на самом деле. Процветают слухи.
Комитеты сопротивления, профсоюзы врачей и другие гражданские организации пытаются противостоять этому, предоставляя информацию через социальные сети, особенно для того, чтобы предотвратить попытки людей бежать из города через небезопасные маршруты.
Группы художников и молодых людей в комитетах сопротивления и других гражданских организациях также мобилизуются и начинают создавать культурные и политические послания – видео, стихи, граффити и так далее – чтобы создать «третий голос», который будет не за СБР или военных, а за революцию и продолжение работы по созданию низовых революционных структур, которые смогут отменить власть военных.
Только после того, как прекратятся убийства и разрушения, мы сможем приступить к решению вопроса об управлении и переходном периоде.
Различные группы, особенно комитеты сопротивления, также координируют свои действия с Союзом суданских врачей, – действия по созданию «медицинских кабинетов» на местах для оказания помощи раненым, которых невозможно доставить в больницы, и для оказания помощи жителям. Эти организации, а также обычные граждане помогают доставлять продукты питания и лекарства тем, кто в них остро нуждается. Поскольку во многих районах города передвигаться очень рискованно, большая часть координации осуществляется путем распространения конкретных просьб в социальных сетях и обмена информацией об общем местонахождении и контактах нуждающихся. Но доступ к интернету сейчас находится под серьезной угрозой.
Хотя эти усилия свидетельствуют об организационной глубине и широте революционного движения в Судане и суданской культуре взаимопомощи, их недостаточно. Необходимо срочно прекратить огонь, обеспечить медицинскую и гуманитарную помощь, а также безопасные маршруты внутри городов и за их пределами.
- Опасаетесь ли вы, что Судан может скатиться к гражданской войне, или же переворот может спровоцировать вторую революцию?
- Мы должны помнить, что в Судане уже несколько десятилетий идет гражданская война, только в регионах, удаленных от столицы. Забывая об этом, мы рискуем стереть из памяти дарфурцев и других людей, которые давно страдают и которые вступают в новую фазу насилия крайне уязвимыми.
Однако уже сейчас можно сказать, что конфликт усиливается – он приобретает невиданные ранее широту и глубину. Обе стороны хорошо вооружены и располагают многочисленными силами. Хартум, столица страны, никогда раньше не подвергался обстрелам и не переживал войну напрямую. Из-за его размеров и плотности [застройки], а также из-за того, что там находится большая часть инфраструктуры Судана, включая инфраструктуру здравоохранения, это вызывает невероятную тревогу.
Поэтому, да, существует огромный риск скатиться в пропасть. Это будет иметь разрушительные последствия не только для населения, но и для революционного проекта. Это вызовет волновой эффект в регионе, поскольку люди будут бежать в соседние страны. Некоторые беженцы в Судане уже находятся в нашей стране в поисках безопасности от войн в Тыграй, Сирии и других странах – теперь им снова грозит перемещение.
- Судан уже имеет одну из самых высоких популяций перемещенных лиц в мире. Что произойдет, если конфликт перерастет в тотальную войну?
- Самые срочные действия сейчас – это призыв к обеспечению безопасных маршрутов для гражданских лиц, медицинских конвоев и гуманитарных организаций – к немедленному прекращению огня и мерам, которые прерывают поток оружия или другой материальной поддержки любой из сторон. Например, на прошлой неделе мы узнали, что греческое правительство заключило контракт на продажу оборудования для наблюдения (Predator) суданским военным!
ЕС должен немедленно убедиться, что все его страны-члены и союзники не разжигают войну, и закрыть все лазейки. Усилия должны включать давление на членов иронично названной «Группы друзей Судана» – группы государств, созванной Германией в разгар революции в 2019 году, в которую входят ОАЭ, Саудовская Аравия и Египет, – чтобы они не вмешивались в боевые действия и оказали давление на ВС Судана и СБР с целью прекращения войны между ними.
Все правительства и организации, имеющие рычаги влияния, должны призвать к немедленному прекращению огня по всей стране и обеспечению беспрепятственного доступа гуманитарных организаций, как местных, так и международных, а также свободы передвижения для гражданского населения. Они должны призвать к соблюдению прав человека и международного гуманитарного права и практики. Нужно противостоять рассуждениям о том, что военные представляют собой «меньшее зло» – вместо этого люди должны усилить голоса суданского народа, который вот уже четыре года четко заявляет: «Нет СБР и нет военным, да – гражданскому, демократическому государству».
По моему мнению, целевые санкции против руководства переворота 2021 года, как СБР, так и военных, давно назрели. Необходимо также ввести запрет на поездки этих деятелей за границу, чтобы не дать им возможности избежать ответственности или уйти и перегруппироваться в другом месте. Оружие и финансовые потоки в обе стороны должны быть прерваны более решительно – это означает оказание давления на союзников ЕС и США в регионе с целью прекращения их вмешательства в дела страны.
Необходимо поддержать гражданское общество Судана, чтобы собрать и сохранить доказательства преступлений, совершенных обеими сторонами в последние дни. Все сделки, которые продлевают власть военных или дают иммунитет их лидерам или СБР, также должны быть отвергнуты.
Опять же, сейчас все усилия должны быть сосредоточены на гуманитарной стороне и прекращении боевых действий. Я считаю, что это должно стать непосредственным приоритетом, наряду с устранением барьеров для передвижения беженцев. Только после того, как прекратятся убийства и разрушения, мы сможем приступить к решению вопроса об управлении и переходном периоде.