Художники восстанавливают общественные пространства с помощью граффити и музыки, стенды с лозунгами дают протестующим заряд энергии. (Протестующие требуют работы и улучшения положения с экологией и социальными услугами. Около 40 процентов молодых ливанцев лишены работы, — прим.)

Но на улицы выходят не только ливанские граждане. Согласно последним данным, в Ливане насчитывается более 1,5 миллиона сирийских беженцев и около 174 000 палестинских беженцев, и многие из них протестуют на площади Риад-Эль-соль. Ливанский плавильный котел, окрашенный пересекающимися региональными разломами и травмами, позволяет различным группам населения протестовать и выражать надежду на лучшее будущее вместе.

«Это люди [сирийцы и палестинцы], которые живут в этой стране, — сказала Аль-Монитор Римма Маджед, социолог из Американского университета Бейрута. — Эта революция не только для ливанцев. Какие бы решения ни принимало правительство, это имеет последствия для их жизни, поэтому, конечно, они являются частью [протестов]».

Недовольство ливанцев возросло после сирийского кризиса, особенно потому, что многие обеспокоены тем, что сирийцы забирают их рабочие места.

«Исправление ливанской ситуации исправит сирийскую ситуацию и восприятие сирийцев, — сказал «Аль-Монитор» сирийско-филиппинский рэпер, известный как Chyno. — Это похоже на то, что мы все участвуем в крысиной гонке, и пирог так мал, поэтому вы всегда чувствуете, что должны кого-то винить; но если все будут есть, особенно ливанская община, тогда не будет такого восприятия сирийцев, которое есть сегодня».

Но то, что вбило клин между этими общинами — безработица, — теперь свело их вместе.

«За год до выпуска [из университета] у вас есть план, что через год вы будете иметь свою собственную работу, переедете из дома своих родителей, купите машину, — говорит Мохаммад, 28-летний гражданин Сирии. — Жить у своих родителей, есть их еду, работать на ужасной работе — это плохо. Вы впадаете в депрессию как сириец, потому что это причина, по которой они [ливанцы] вас не принимают на работу. Но если вы посмотрите вокруг, ливанцы тоже не находят работу. Итак, верю ли я, что это [революция] повлияет на нас, иностранцев? В конце концов, да. Но я не думаю, что это может быть сделано до тех пор, пока революция не удовлетворит потребности ливанских граждан».

Палестинские граждане борются с теми же противоречиями, с дополнительным акцентом на вопросе их постоянной борьбы за гражданство и легитимность пребывания в Ливане.

«Я чувствую ту же боль, которую чувствуют они, потому что мы также угнетены, поэтому это та же самая ситуация — мы все проходим через одно и то же, — сказала «Аль-Монитор» Яра Закка, палестинка, родившаяся и выросшая в Ливане. — Если сектантская система будет отменена, то это будет иметь значение, потому что это — единственная причина, по которой они не дают палестинцам [ливанское] гражданство, ведь для властей Ливана проблема заключается в том, что число мусульман в Ливане увеличится. Поэтому, если исчезнет сектантская система выборов, у них не будет причин не давать нам гражданство». (Согласно ливанским законам в парламенте равное число мест закреплено за христианами и мусульманами. Поэтому существуют опасения политиков, что изменение этно-религиозного баланса принесет расшатывание прежней политической системы, — прим.)

Во время недавних протестов палестинцы носили куфии (символ интифады и палестинского движения, — прим.), а сирийцы выкрикивали хорошо знакомые им лозунги [сирийского восстания, Сауры]: «Народ хочет свергнуть режим!» Выход на улицы добавляет еще один слой неопределенности для этих беженцев, особенно для тех, кто является нелегалом или находится в процессе получения вида на жительство.

«Если ливанец попадает в такие ситуации, это оправданно, — сказал Мохаммад. — Но если сирийский парень попадется, это просто конец. И они спрашивали меня, зачем ты это делаешь, если это небезопасно для тебя? Но на самом деле, это небезопасно для всех».

В то время как барьеры страха рушились, когда протестующие проклинали своих лидеров, барьеры национальной идентичности также разрушались, о чем ясно свидетельствовали настроения неливанских протестующих.

«Когда я был слишком ленив, чтобы прийти сюда [на площадь], я чувствовал себя очень виноватым, — отметил Мохаммед. — Хоть я и не ливанец, но все равно живу здесь. К тому же они — мои братья и сестры, я вырос вместе с ними. Мы живем здесь, наши семьи здесь, наши друзья здесь. Покинуть эту страну так же тяжело для нас, сирийцев, как и для ливанцев — я имею в виду, что это то же самое. Ливан — наш дом».

«Я часть этой страны, даже если это не так на бумаге. Я родилась здесь, и я не выбирала быть апатридом, или к какой религии я принадлежу, — сказала Закка. — Когда они поливали нас слезоточивым газом, я кричала, и все остальные кричали и помогали друг другу; это было приятно, потому что никому не было дела, откуда я родом. Я чувствовала себя одной из них, когда они помогали мне, потому что обычно, когда люди узнают, что я палестинка — в аэропорту, например, — никто нам не помогает, они просто позволяют нам страдать».

«Иностранное» участие в протестах было встречено неоднозначной реакцией со стороны ливанских граждан.

«В конце концов, эта революция для ливанцев, — сказал «Аль-Монитор» 28-летний ливанец Лайал. — В целом присутствие палестинцев и сирийцев в Ливане, в основном нелегальное, является одной из причин коррупции, с которой мы сталкиваемся. Поэтому, конечно, я не согласен с этим; они являются частью проблемы».

«Сейчас настал момент, когда молодые люди впервые могут представить себе будущее, — сказал 23-летний палестинец Джуд Сварки в интервью «Аль-Монитор». — Есть эта новая волна более связанного арабизма в разных странах с момента Арабской весны 2011 года. Так что это не просто революция для Ливана, это революция для мысли, это вдохновение».

21 октября премьер-министр СаадХарири ответил на протесты списком экономических реформ, которые по большей части кажутся недостижимыми. Это было встречено явным неприятием со стороны протестующих на местах, которые призвали к всеобщей забастовке в ответ на заявления политиков.

Доверие к власти подорвано, люди жаждут перемен. Об этом говорят протестующие, которые отмахиваются от вопросов о речи Харири и его обещаний. Звучат призывы к совершенно новому режиму в надежде, что он принесет перемены и улучшит уровень жизни.

«Это самые простые права человека — работа, шанс просто иметь будущее, даже не самое лучшее будущее, — говорит Мохаммед. — Интересно, заработаю ли я когда-нибудь достаточно денег, чтобы даже подумать о создании семьи, покупке дома? Ответов на эти вопросы нет. Даже если заглянуть на пять или десять лет в будущее, то не увидишь ни единого лучика надежды. Так было до [последнего] вечера четверга [когда начались протесты]».