После убийства Израилем лидера ХАМАС Исмаила Хании в Тегеране в июле и последовавших затем убийств лидера «Хезболлы» Хасана Насраллы и генерала Аббаса Нилфороушана из Корпуса стражей исламской революции (КСИР) в Бейруте Иран предпринял открытую, существенную и прямую атаку на своего заклятого врага. Сегодня ирано-израильский конфликт подтолкнуть весь ближневосточный регион к войне.

Однако, независимо от того, состоится ли эта война, обмен ударами между Ираном и Израилем уже привел к новому региональному уравнению сил, значение которого простирается далеко за пределы этой конкретной конфронтации. Стали очевидны семь далеко идущих стратегических последствий ирано-израильского конфликта.

Во-первых, основа национальной безопасности и военной стратегии Ирана постепенно смещается от опоры на негосударственных военных союзников в регионе (Хезболла, ХАМАС, шиитские ополченцы Ирака, хуситы и т.д.) к новой форме сдерживания. Эту глубокую трансформацию можно наблюдать при замене ключевых фигур в военной организации Ирана: от генерала Кассема Сулеймани, бывшего командующего силами КСИР\Кудс, который отвечал за экстерриториальные военные операции Ирана в регионе, к генералу Амиру Али Хаджизаде, командующему воздушно-космическими силами КСИР. Это говорит о том, что иранская стратегия «серой зоны», в рамках которой приоритет отдавался непрямому конфликту с участием негосударственных союзников Тегерана, включая ХАМАС и «Хезболлу», теперь становится дополнительным подходом, в то время как центр тяжести переносится на аэро-космические подразделения. (Имеется в виду, что Иран использовал своих союзников в Ираке, Сирии, Ливане, Йемене и Палестине для проекции своего регионального влияния и для вооруженного противостояния в борьбе за власть в регионе с Израилем и США; сегодня, по мнению автора, он намерен перенести акцент на свои аэрокосмические силы — прим.).

Во-вторых, Иран также отказался от своей позиции «стратегического терпения». С момента окончания кровопролитной восьмилетней войны с Ираком, иранские военачальники избрали скрытую стратегию, основанную на том, чтобы не причинять существенного вреда противнику, но при этом наносить ответные удары в любое удобное для них время. Тем не менее, десятилетия непрерывных израильских диверсий на иранской территории привели к тому, что «стратегическая неопределенность» Ирана превратилась в так называемое пассивное стратегическое терпение, характеризующееся отсутствием ответных действий. Несмотря на очевидное нежелание Ирана принимать смелые решения, он во второй раз потерял стратегическое терпение. В ситуации сильного давления влиятельных сторонников и части общественного мнения внутри страны, стало казаться, что неспособность Тегерана нанести ответный удар по Израилю ознаменует стратегический перелом [в пользу Израиля].

В-третьих, Иран в настоящее время проводит публичную политику сдерживания. Решительный ответный удар КСИР продемонстрировал волю и способность Ирана нанести серьезный удар по Израилю. В отличие от первого удара в апреле, когда большинство иранских ракет и беспилотных летательных аппаратов были перехвачены, второй ракетный удар оказался более успешным, имело место проникновение в передовые системы обороны Израиля. Несмотря на то, что Израиль обладает одним из наиболее защищенных воздушных пространств в мире, оснащенным самыми современными противоракетными технологиями, нескольким иранским ракетам удалось поразить ключевые аэродромы в Израиле. Это подчеркивает центральную роль ракетной мощи в стратегии национальной безопасности Ирана, подтверждая тот факт, что его ракетный потенциал, скорее всего, сохранится и это не подлежит обсуждению на будущих переговорах с Западом.

Возможно, теперь у Тегерана появится дополнительная мотивация для наращивания своего военного потенциала, что может включать в себя развертывание истребителей Су-35, закупку систем противоракетной обороны российского производства и расширение военного сотрудничества с Москвой.

В-четвертых, также определена новая «красная линия» Ирана в отношении Израиля. В течение почти 15 лет Тель-Авив наносил разрушительные удары по иранским военным базам в Сирии, и даже непосредственно по иранским высокопоставленным генералам. Однако бомбардировка Израилем консульства Ирана в Дамаске в начале апреля, указала на то, что Иерусалим перешел критический порог. Это побудило Иран нанести ответный удар по Израилю, применив две недели спустя менее совершенные ракеты и беспилотные летательные аппараты. Это ознаменовало крах традиционных для Ирана «красных линий» в отношениях с Израилем.

В ответ на продолжающиеся действия Израиля, включая убийство лидера ХАМАСА в Тегеране и лидера «Хезболлы» в Бейруте, ответные действия Ирана были направлены на восстановление уровня сдерживания. В следующий раз Иран пересек две важные красные линии: нанес удар по территории Израиля с его собственной территории и нацелился на государство, обладающее ядерным оружием.

Интересно, что Иран нанес удар по территории другой ядерной державы, Пакистана, менее чем за 10 месяцев до этого.

Послание Тегерана было ясным: неприкосновенность его собственной территории является фундаментальной красной линией как для правительства, так и для общества, даже если оно не может полностью защитить свои военные базы в Леванте от израильских авиаударов. В отсутствие четко установленной красной линии, способной сдержать ирано-израильское соперничество, обе стороны, вероятно, будут стремиться изменить границы возможного путем продолжения взаимных ударов, особенно в преддверии президентских выборов в США в этом году.

В-пятых, влияние Ирана на арабской улице, по-видимому, возросло. Усиление «мягкой силы» в результате этого недавнего нападения потенциально может восстановить популярность Ирана в мусульманском мире, которая была подорвана неизменной поддержкой Тегераном режима Асада в Сирии. После войны с ХАМАСом в Газе поддержка Ирана среди палестинцев и арабских общин заметно возросла.

Победа Масуда Пезешкиана на недавних президентских выборах в Иране в сочетании с сильным влиянием регионального сотрудничества, возглавляемого вице-президентом по стратегическим вопросам Мохаммадом Джавадом Зарифом и министром иностранных дел Аббасом Аракчи, может способствовать снижению напряженности между Тегераном и арабскими государствами Персидского залива.

Тем не менее, Ирану по-прежнему не хватает сильной региональной инициативы, и он может столкнуться с трудностями, если не сумеет в полной мере воспользоваться этой возможностью и преобразовать свое влияние в ощутимые сдвиги в расстановке сил в регионе.

В-шестых, ответная операция Израиля против Ирана может кардинально изменить ситуацию и трансформировать ядерную политику Тегерана. В Иране, преимущественно в лагере сторонников жесткой линии, звучат сильные голоса, выступающие за использование ядерной программы в качестве стратегического средства восстановления полного потенциала сдерживания страны. Эти сторонники жесткой линии утверждают, что наиболее эффективным средством сдерживания агрессии Израиля является стратегическое решение Ирана создать ядерное оружие. Аргументация, лежащая в основе этой идеи, может значительно усилиться после любого потенциального ответного удара Израиля по иранской ядерной инфраструктуре.

В результате перспектива любого израильского военного удара может привести к дальнейшему ускорению развития ядерной энергетики Тегерана. Одержимость Запада полным разоружением Ирана в сочетании с предоставлением Израилю карт-бланша для оказания [военного] давления на негосударственных союзников Ирана в Леванте и даже на иранской территории может привести к непреднамеренным последствиям: Иран создаст ядерное оружие.

В-седьмых, этот конфликт подчеркивает столкновение между технологической и геополитической мощью. В то время как Иран пользуется значительными геополитическими преимуществами (это огромная богатая ресурсами страна с населением, приближающимся к 100 млн — прим), ахиллесова пята Израиля заключается в его геополитической уязвимости, поскольку он ограничен крошечной территорией между рекой Иордан и Средиземным морем. Это геополитическое различие сформировало различные стратегии сторон. Иран предпочитает проводить операции в «серой зоне» при поддержке своей сети негосударственных союзников, в то время как Израиль полагается на свою стратегию первого удара, основанную на технологическом превосходстве. Технологии играют все более важную роль в военных революциях, но и геополитические факторы по-прежнему играют существенную роль в формировании траектории региональных соревнований. Технологии ослабляют влияние устойчивых геополитических реалий, но никогда не смогут полностью их стереть. (Геополитика — здесь политика, которая имеет основанием вопросы, связанные с географическим пространством. — прим.).

В этом смысле обострившийся ирано-израильский конфликт также бросает вызов упрощенным представлениям о «конце Ближнего Востока» во внешней политике США.

В более широком контексте судьба грандиозных состязаний Вашингтона в Индо-Тихоокеанском и Евроатлантическом регионах зависит от ситуация на оси Персидский залив — Левант, где Тегеран укрепляет свои связи с Москвой и Пекином.

Эта динамика, со своей стороны, оказывает влияние на геополитику Ближнего Востока. Ирано-израильский конфликт является одним из его ранних проявлений, но он также далек от завершения.