14 октября, в первом личном интервью после своего заключения в тюрьму в ноябре 2016 года, Селахаттин Демирташ, бывший сопредседатель Демократической партии народов (ДПН), ответил на вопросы Берил Эски из Kısa Dalga в комнате, выделенной для встреч с адвокатами, где они сидели, разделенные стеклянным экраном.

По словам Эски, Демирташ выглядел бодрым. Это отрывок из интервью, которое она взяла у Демирташа.

***

– У вас были серьезные проблемы со здоровьем, и ваш врач сказал, что у вас может случиться сердечный приступ. Как сейчас обстоят дела с вашим здоровьем?

– До заключения у меня уже были хронические заболевания, в том числе такие, которые, к сожалению, нельзя лечить в тюрьме, а здесь они обострились. Особенно обострились те, что связаны с желудком и пищеводом. Но я все равно стараюсь следить за собой.

– Можете ли вы получить доступ к медицинским услугам?

– Я могу получить доступ к ограниченным медицинским услугам в тюрьме, когда чувствую в этом необходимость.

– Есть ли какие-либо отличия от тех услуг, которые доступны другим заключенным? Достаточно ли их?

– Я могу сказать, что меня держат в изоляции. Я нахожусь в камере на двух человек, и, кроме моего сокамерника, у меня не было контактов с другими заключенными в течение пяти лет моего пребывания здесь. Поэтому у меня нет прямой информации о том, какие медицинские услуги получают другие заключенные. Но, насколько я слышал от своих адвокатов и прессы, они также не получают достаточного медицинского обслуживания.

– Я хочу перейти к недавним дискуссиям о собеседниках по курдскому вопросу. После заявления Республиканской народной партии (РНП) о том, что они рассматривают ДПН в качестве собеседника по курдскому вопросу, председатель ДПН Сезаи Темелли сказал, что «собеседником является тюрьма Имралы», где содержится Абдулла Оджалан. Затем вы сказали, что ДПН является собеседником не только в курдском вопросе, но и во всех вопросах. Почему в партии такой разлад?

– Я не думаю, что в этом вопросе есть какие-то разногласия. Партия отрицала бы свое существование, если бы не рассматривала себя в качестве собеседника в решении любого вопроса. С другой стороны, утверждение, что в процесс решения должны быть вовлечены другие субъекты, поскольку вооруженная борьба и насилие также являются частью курдского вопроса, не исключает роли ДПН как собеседника. Вполне возможно, что внутри ДПН существуют различные мнения. Но важным является решение партии в целом, и ДПН добилась хороших результатов, позиционируя себя в качестве подлинного собеседника.

– Были комментарии о том, что высказывания Сезаи Темелли подтверждают утверждение правительства о том, что РПК и ДПН – одно целое. (РПК – Рабочая партия Курдистан).

– Те, кто говорит, что РПК и ДПН – одно и то же, не только ошибаются, но и обманывают других. ДПН не представляет никого, кроме масс, которые ее поддерживают, и не является политическим филиалом или продолжением РПК. ДПН – это конституционная партия, ведущая демократическую политическую борьбу.

– Впервые за последние пять лет Эрдоган высказался в пользу процесса урегулирования курдского вопроса в своей речи, которую он произнес в июле в Диярбакыре. Считаете ли вы, что это может быть сигналом к началу нового процесса урегулирования?

– Нет, я не считаю, что Эрдоган думает о начале нового процесса урегулирования. На самом деле, он постоянно говорит, что никакого курдского вопроса не существует. Зачем ему начинать процесс решения того, что, по его мнению, даже не существует? С другой стороны, я уверен, что Эрдоган сожалеет о прекращении процесса урегулирования, потому что с тех пор он так и не смог взять себя в руки. Он попытался компенсировать утраченную легитимность, став более авторитарным. На самом деле у него аллергия на демократию. За последние пять-шесть лет он существенно отклонился от нее и потерял ее безвозвратно. Теперь его будут помнить как авторитарного лидера, и точка.

– Что пошло не так в процессе решения проблемы?

– Мы много говорили об этом. Самыми негативными моментами были отсутствие прозрачности в процессе переговоров и неспособность заручиться полной поддержкой народа и вынести вопрос на рассмотрение Национального собрания (турецкий парламент). За этот процесс должно было отвечать Национальное собрание, а не отдельные люди. В то время мы не смогли справиться с этим. Мы изо всех сил пытались привлечь Республиканскую народную партию (РНП, ныне ведущая оппозиционная партия Турции. – Прим.) к вынесению вопроса на Ассамблею, но постоянно наталкивались на препятствия. Например, Эрдоган хотел все контролировать сам.

Вы можете себе представить, что мы, сопредседатели Демократической партии народов (ДПН), не смогли встретиться с ним ни разу в процессе решения проблемы? И Турция должна знать одну вещь: после заключения соглашения Долмабахче 28 февраля 2015 года РПК была готова объявить о прекращении вооруженных действий в течение 10 дней. Но Эрдоган не позволил этого сделать. Группа мудрых людей (группа гражданских лиц, созданная турецким правительством для целей процесса урегулирования) должна была в последний раз посетить Имралы и вернуться с сообщением о прекращении вооруженной борьбы. Остальное должно было быть решено в ходе демократических процессов и в парламенте. Эрдоган прекратил процесс, как только увидел, что постоянный мир будет не в его пользу и не выгоден его партии на выборах. Человеком, который не позволил группе мудрых людей посетить Имралы, был сам Эрдоган. После этого последовали мои слова: «Мы не позволим вам стать президентом».