После дождливой ночи я направился в лагерь беженцев Бархвадан (Сопротивление), расположенный в районе Фафина. Я хотел посмотреть, как живут люди, вынужденные бежать из Африна.

Стояла жара. Солнце в зените. Хотя ночью прошёл ливень, и в палатках всё теперь было мокрым. Все матрасы и простыни. Это была их первая такая ночь, но не последняя.

Жители лагеря начали свой день с восходом солнца. Женщины вытаскивали вещи из палаток. Ничего, кроме гуманитарной помощи— тонких матрасов и простыней – в них не было. Женщины носили простыни на плечах, чтобы дать им просохнуть на солнце.

Мужчины были заняты заполнением отверстий для воды, носили гравий. Некоторые детишки помогали им и носили воду из больших грузовиков. Некоторые играли с гравием.

Лица людей казались такими разными. Но когда смотришь в их глаза, в каждом взгляде можно увидеть надежду и ожидание, желание вернуться в свои дома.

Меня остановила пожилая женщина, сидящая перед своей палаткой. Она пристально смотрела на меня. Она развесила одеяло и села под тенью.

Она выглядела уставшей, перебирала в руках четки, быстро дергала бусинки и молилась. Я спросил ее, почему она молится в спешке.

Она подняла на меня взгляд и указала рукой сесть рядом с ней.

Я сел. Вдруг она протянула ко мне руки и провела рукой по моим волосам и плечам. Она улыбнулась и сказала хриплым голосом: «Ты того же возраста, что и она».

– Кто? – спросил я.

– Фатима... моя дочь... Она оставила меня… О, моя дорогая Фатима, как я скучаю по тебе.

Она держала меня за руки и продолжала говорить: «Они убили мою дочь Фатиму». Все слова, казалось, давались ей с трудом.

Я спросил ее, кто убил её дочь.

Она ответила: «Я не знаю, кто был за рулем этого проклятого самолета, который разбомбил мой дом в деревне».

Она начала рассказывать мне о своей дочери, о том, как она заботилась о ней в старости. Она рассказывала, как они жили в своем маленьком домике в деревне, и о своей любви к козам и маленьким ягнятам, о которых она заботилась, и как она бегала за птицами и бабочками. «Она была полна жизни и энергии», - сказала женщина.

Я слушал молча. Она вдруг спросила, могу ли я опереться головой на ее колени, как это делала ее дочь.

Я улыбнулся ей и сделал, как она хотела, думая, что, возможно, я могу облегчить ее боль хотя на несколько секунд.

Она спросила меня: «Теперь, вы хотите знать, почему Бог забрал мою дочь так рано?»

«Я надеюсь, что Бог не оставит наших молодых женщин и мужчин в их борьбе против этих злодеев», -- её лицо залилось слезами, и она начала петь грустную песню.

«Я хочу вернуться в свой дом, в свою деревню, чтобы собрать останки тела моей дочери. Я укрою её под оливковыми ветвями и виноградной лозой в нашем саду. Я спрячу ее, чтобы никто не мог навредить ей».

«Я хочу похоронить ее в поле рядом с домом и посадить много роз на ее могилу... Фатима любит розы».

Она добавила: «Я никогда не понимала, что весь мир собрался вместе, чтобы убить Фатиму... Я слышал, что американцы и русские вместе против нас... это правда?»

Я утвердительно кивнул.

Она сказала: «Я хочу, чтобы эти ублюдки знали, что мать Фатимы проклинает их и что она никогда не откажется от своей земли и вернется на родину несмотря ни на что».

Убитая горем мать хотела воззвать к человеческой совести. Возможно мир, когда-нибудь очнётся.

Мама Фатимы – одна из сотен женщин в Африне, которые потеряли своих маленьких детей и членов семьи из-за войны.

Многие из них не смогли даже похоронить тела из-за постоянных обстрелов и бомбардировок. В сердцах этих женщин гнев и возмущение против оккупантов. Они обещают, что скоро их земля будет свободна от оккупантов.