Почему проблемы женщин Ближнего Востока малообсуждаемы в России

Интервью с Гелей Бессмертной, представителем и координатором Новосибирской феминистской инициативой против торговли людьми с целью сексуализированной эксплуатации «Эвридика».

 Широкой аудитории в России торговля людьми представляется весьма отдалённой от повседневных реалий проблемой. Само определение вызывает стереотипные образы, увиденные в кино. Тем не менее, проблема гораздо ближе, чем мы думаем. Какие бы формы не обретало насилие в отношении женщин, оно имеет единое происхождение. Что такое эксплуатация? «Брак по договорённости» – традиция или торговля людьми? И почему нарушения прав женщин на Ближнем Востоке мало обсуждают в России. На эти и другие вопросы ответила Геля Бессмертная, представительница и координатор Новосибирской феминистской инициативы против торговли людьми с целью сексуализированной эксплуатации «Эвридика».

– Геля, расскажите, что на самом деле мировые общественные и правозащитные организации понимают под «торговлей людьми»?

 – Понятие торговли людьми в международном правовом поле определяет Палермский договор. Он был принят в 2000 году и ратифицирован впоследствии более чем 90 странами, в том числе и Российской Федерацией. Протокол определяет торговлю людьми как совокупность действий и средств, направленных на эксплуатацию другого человека с целью материальной выгоды.

Торговля людьми:

• осуществляемые в целях эксплуатации вербовка, перевозка, передача, укрывательство или получение людей путем угрозы силой или ее применения или других форм принуждения, похищения, мошенничества, обмана, злоупотребления властью или уязвимостью положения, либо путем подкупа, в виде платежей или выгод, для получения согласия лица, контролирующего другое лицо. Эксплуатация включает, как минимум, эксплуатацию проституции других лиц или другие формы сексуальной эксплуатации, принудительный труд или услуги, рабство или обычаи, сходные с рабством, подневольное состояние или извлечение органов;

• согласие жертвы на запланированную эксплуатацию не принимается во внимание, если было использовано любое из средств воздействия.

На сегодня это наиболее полное и точное юридическое определение, но и оно не покрывает всех форм торговли людьми. Например, некоторые современные формы не требуют перемещения подневольного человека из одной локации в другую или физического ограничения свободы пострадавших. В случае с сексуализированной эксплуатацией в онлайн-формате человек может находиться у себя дома, но при этом преступники дистанционно контролируют его, принуждают к определённым действиям. 

 – Принудительные браки – это тоже форма торговли людьми?

Да, принудительные браки также причисляются специалистами к формам торговли людьми наряду с эксплуатацией репродуктивных функций и принудительным усыновлением\удочерением.

– Официально в Турции запрещены ранние браки, но среди стран Восточной Европы и Центральной Азии Турция занимает второе место по количеству браков, в которых невестами становятся девочки в возрасте 9-12 лет. И также второе место по официально зарегистрированным бракам несовершеннолетних девочек в возрасте от 15 лет. Таких детей называют «невеста-ребёнок». Физическая и сексуальная эксплуатация девочек-невест является лёгким способом обогащения для их семей и не преследуется в большинстве случаев. Преступление против детей и детства объясняется «традицией». Что на самом деле пролегает в истоках проблемы, с точки зрения правозащитных движений?

 – Общества из разных уголков планеты на протяжении истории имели немало пугающих обычаев, связанных с эксплуатацией женщин. Их источником выступает патриархальный уклад, универсальный даже для тех культур, между которыми тяжело найти иные сходства. К сожалению, мы живём при патриархате и имеем дело с его последствиями.  

В патриархальном обществе власть и ресурсы находятся в руках мужского полового класса, а женщины занимают подчинённое положение. Их воспитывают быть всегда готовыми обслужить мужские интересы и ставить их выше собственного благополучия. Женщины и дети в патриархальной семье – это собственность мужчин. А собственностью можно выгодно распорядиться. Выдав замуж малолетнюю девочку, семья может не только снять с себя ответственность за её дальнейшую судьбу и содержание, но и получить взамен хорошее приданое.

Если в определённой культуре по умолчанию девочки менее ценны, чем мальчики, такие ситуации будут возникать снова. Но в современном мире мы не можем больше оправдывать нарушения прав человека традициями.

 – В ходе войн и так называемых военных операций на Ближнем Востоке тысячи женщин без вести пропадают, становятся живым товаром, и лишь немногих удаётся спасти и вернуть семьям. Женские движения России и российская общественность в целом не ощущают происходящее общей трагедией или существуют иные причины, по которым ситуация не обсуждается на всех уровнях общественного активизма?

– Я думаю, что достаточно широкая дискуссия по этому вопросу будет возможна, если сложится глубокий межкультурный диалог, который объединит женщин разных наций в борьбе за их права. Причина, почему проблемы женщин Ближнего Востока не обсуждается в достаточном для их решения масштабе, лежит в том, что женские движения России ограничены внутрироссийским дискурсом и редко в деталях осведомлены о том, что происходит с женщинами в других странах.

Ещё мне кажется, здесь имеет место страх. Российские активистки видят, как жестоко расправляются в мусульманских странах с женщинами за малейшие провинности перед религиозным законом. Это может выглядеть слишком пугающим, чтобы найти силы и ресурсы на противостояние.

 – Почему торговлю людьми редко связывают с политикой конкретных государств и обозначают, как «проблема в мире»? Ведь степень поражения не во всех странах одинакова: в некоторых странах Европы иммигранты ущемлены в оплате труда, а в Турции и Афганистане принуждают детей к проституции. Разве государство не несёт ответственности за патологические процессы?

 – Мы в «Эвридике», как и многие активисты в сфере анти-траффикинга, признаём зависимость ситуации с торговлей людьми в конкретной стране от существующего в этой стране законодательства. Так, государства, легализующие проституцию, становятся соучастниками преступления против личности, т.к. они получают легитимизированные доходы от торговли людьми. Государства, закрывающие глаза на эксплуатацию мигрантов, детей и других уязвимых групп, ничем не лучше самих эксплуататоров.

– Как Вы думаете, насколько россиянки чувствительны к проблемам женщин других стран? Что волнует, вызывает чувство солидарности, а что ощущается «чужим и далёким»?

 – Мне сложно судить о чуткости всех россиянок. Среди моих знакомых достаточно эмпатичных людей, неравнодушных к проблемам других. Но эта выборка может быть не репрезентативной, потому что в моём окружении большинство женщин – феминистки или сочувствующие им.

У меня сложилось впечатление, что сильнее всего волнует то, что отличается в худшую сторону от усреднённой ситуации с правами женщин в России. Такие практики, как запрет на получение образования для женщин, убийства чести, женское обрезание, насильственные браки, продажа невест, военные изнасилования. Такие случаи контрастируют с привычной картиной мира россиянок, хоть они на самом деле и встречаются на территории РФ в том или ином виде.

Споры могут вызывать, например, принуждение к ношению религиозной одежды (кто-то считает это выбором), ограничения на доступ к определённым профессиям для женщин, разница в оплате труда мужчин и женщин (к этому и мы в России привыкли). Но это больше мои наблюдения и домыслы.

Кстати, проблему эксплуатации женщин в проституции и суррогатном материнстве многие тоже не признают. Либеральные и интерсекциональные феминистки приравнивают такое использование женских тел к любой обычной работе, которую можно выбрать. 

 – В ходе военных экспансий, проводимых Турцией в северной и восточной Сирии, в том числе при участии радикальных протурецких группировок, женщины подвергаются чудовищной волне насилия. За 19 дней с начала агрессии погибло более 50 человек, среди них дети. Турцией совершено 60 воздушных ударов, 7.227 артиллерийских ракетных обстрелов, разбомблены 217 деревень и провинций, разрушены 2 главные больницы, заводы, электростанции, продуктовые и пшеничные склады, мечети. 50% инфраструктуры уничтожено. Правозащитные организации по всему миру выступают с осуждением происходящего. С чем может быть связано молчание российской общественности?

– Про общественность предположу, что она погружена в свои насущные проблемы, которых в 2022 году только прибавилось. Оценок такому поведению здесь давать не буду.

Также могу предположить, почему молчат провластные СМИ. Турция является геополитическим сторонником действующей власти в РФ. Осуждать её действия – значит ставить под угрозу это союзничество.

– В сфере освещения проблемы насилия активно обсуждается вопрос, допустимо ли называть погибших и пострадавших «жертвами». Ближневосточные войны, к примеру, отличаются особым кровавым символизмом: люди приносятся в жертву в прямом смысле слова. Нередко с атрибутикой религиозных обрядов. На женщин ведётся целенаправленная охота и насилие над ними любой формы призвано деморализовать население, оно служит символом устрашения. Как представитель правозащитной организации, считаете ли Вы, что в данной ситуации необходимо отступать от тенденций и называть происходящее именно тем, чем оно является на самом деле, т.е. «приношением человека в жертву»?

– Говоря о человеческих жертвоприношениях, имеет смысл использовать слова в их прямом значении. Если установлен факт религиозного убийства, использование слова «жертва» в этом контексте справедливо. Я не встречала, чтобы с этим кто-то спорил.

Но мне известна дискуссия о том, верно ли называть пострадавших от насилия и траффикинга жертвами, несколько в другом контексте. Слово «жертва» в русском языке связано с негативной коннотацией. В последнее время активисты отказываются от использования этого слова, т.к. считают, что оно перекладывает вину за преступление на пострадавшего человека: «синдром жертвы», «поведение жертвы», «жертва обстоятельств», как будто можно быть виновным в том, что против тебя совершают насилие.

Поэтому в международных руководствах для активистов в сфере противодействия торговле людьми рекомендовано называть переживших траффикинг выжившими (‘survivors’) или потерпевшими/пострадавшими. Слово «выживший» связано с внутренней силой человека, способностью преодолевать ужасный опыт, а «потерпевший» – это юридическое понятие. Мы придерживаемся такой терминологии.

Однако, многие официальные документы содержат именно термин «жертва», т.к. были написаны до возникновения дискуссии о терминах. Поэтому было принято разделение терминов: «жертва торговли людьми» – это человек, всё ещё находящийся под контролем преступников, «выживший, переживший торговлю людьми» – это тот, кто уже находится на свободе.

– Из практики Вашей организации и Ваших коллег, что ощущают женщины, пострадавшие от принуждения к проституции на различных этапах реабилитации? Как семье, близким и друзьям помочь им?

 – Неизменным спутником женщин, переживших проституцию, является комплексное посттравматическое стрессовое расстройство. Оно может проявляться в тяжёлом психологическом состоянии, навязчивых воспоминаниях о травмирующем опыте, диссоциации и дереализации. Женщины могут сталкиваться и с другими последствиями для ментального здоровья, например, РПП (расстройством пищевого поведения), депрессией, сложностями в построении романтических отношений и в сексуальной сфере, социальной тревожностью и другими. Список этот очень большой.

Они могут чувствовать себя потерянными, грязными, ненужными, неспособными ни на что. Это происходит из-за самой природы секс-индустрии: плата за секс неразрывно связана с дисбалансом власти и с отчуждением у женщины её тела и сексуальности.

Начав получать психологическую помощь и социальное сопровождение, пострадавшие сталкиваются с необходимостью взглянуть в глаза своему опыту, признать его и интегрировать в историю своей жизни. Важно понять, что их опыт не определяет их самих, не делает их хуже.

Первый этап работы с последствиями травмы – самый сложный, т.к. он связан с повторным переживанием тяжёлых эмоций вместе с психологом. Кого-то он даже отталкивает от продолжения работы. Но последующие уже даются легче. Подавляя неудобные воспоминания и отказываясь с ними сталкиваться, мозг человека тратит на это все силы. Начав работу с психологом, наши подопечные отмечали, что со временем у них появляются ресурсы на то, чтобы больше принимать себя и устраивать новую жизнь.

На всём протяжении восстановительного процесса очень важна поддержка близких и семьи. Для этого важно дать понять, что вы принимаете человека, не осуждаете за то, что произошло, готовы быть рядом, верите в его силы. Можно также спросить саму пострадавшую, какие ваши действия могли бы её сейчас поддержать.

Полезно бывает изучить популярную литературу о восстановлении от травмы. Так вы будете лучше понимать, что происходит с близким человеком в данный момент. Например, есть очень хорошая книга «Травма и исцеление» Джудит Герман.

– Как Вы считаете, почему женщины в разных уголках мира по-прежнему остаются наедине со своей трагедией в то время, как ведущие международные организации признают наличие проблем? Почему правозащитная о общественная деятельность в борьбе за безопасность женщин до сих пор сталкивается с отсутствием помощи со стороны государств в необходимых объёмах?

 – Международные организации бессильны в странах, которые не признают международное законодательство. Если государство не планирует ратифицировать документы, призванные защитить права уязвимых групп, никто извне не заставит их это сделать. Но и ратификация не является гарантией соблюдения этих прав в дальнейшем. Есть примеры стран, в которых действуют международные соглашения, но де-факто к их исполнению относятся попустительски. Как может государство защитить права женщин, если оно живёт по архаичным религиозным законам, отрицающим эти права?

Что могли бы делать международные организации, так это финансировать низовые движения и активистов, которые работают «в полях». Но здесь, как говорится, есть нюансы. К примеру, не так давно я наткнулась на описание грантового конкурса одной крупной международной организации. Они были готовы предоставить финансирование организациям, борющимся с торговлей людьми, но только таким, которые были бы зарегистрированы официально. К сожалению, такой отбор исключает заявки из тех стран, где официальная регистрация правозащитной НКО невозможна. Но для граждан этих стран как раз в разы выше риск пострадать от торговли людьми.

В России, мы знаем, получение зарубежных грантов чревато статусом иностранного агента, который значительно затрудняет дальнейшую деятельность. В то же время, государственные и про-государственные гранты в этом году не получила ни одна из известных мне организаций в сфере борьбы с траффикингом, несмотря на многочисленные заявки и то, что они получали такие гранты ранее. В России движение против торговли людьми может рассчитывать только на пожертвования от частных лиц и бизнеса, которых с началом военных действий на территории Украины становится всё меньше.

Материал подготовлен Татьяной Одинцовой, членом Межрегионального общественного движения курдских женщин.