Автор: Бранко Миланович

Спутник изменил не только отношение США к СССР, но и понимание ими своих собственных приоритетов. Он на непродолжительное время поставил Советский Союз впереди Соединенных Штатов в решающей технологической области.

В ответ на советские достижения США инвестировали в космические технологии и стремились лучше понять (и подорвать) коммунистическую идеологию. Университеты расширили русскоязычные программы. В конечном счете, примерно три десятилетия спустя, модернизированная американская версия программы «Спутник» – Стратегическая оборонная инициатива (СОИ) – была признана одним из толчков, приведшим к распаду Советского Союза и краху коммунизма. Можно сказать, что «феномен спутника» сработал в обратном направлении.

Пандемия COVID-19 может стать таким спутником для Китая. Благодаря быстрому и эффективному реагированию на пандемию, выявлению зависимости мира от китайского производства медицинских материалов и очевидной глобальной необходимости восстановления экономики Китай достиг совершеннолетия в глазах американской двухпартийной элиты и мировой общественности. Взгляд на Китай в Соединенных Штатах и во всем мире после этого кризиса уже никогда не будет таким, как раньше.

По этой причине, в частности, разнонаправленные реакции США и Китая на угрозу пандемии привели к тому, что конкурирующие политические системы двух стран резко ослабли. Две сверхдержавы уже соперничали за глобальное влияние, поэтому успех одной системы по сравнению с другой не является тривиальным вопросом.

Я бы описал китайский и американский подходы к рынку как политический и либеральный капитализм соответственно. Каждый из них проявляет свои сильные и слабые стороны.

Самым большим преимуществом китайского правительства в управлении кризисом стала централизация власти и ее способность контролировать огромные ресурсы. Благодаря этой вертикали власти Китай смог чрезвычайно быстро навязать драконовскую политику и переместить активы (включая человеческие – врачей и медсестер) в те области, где они были наиболее необходимы. Без этих мер Китай не смог бы достичь таких замечательных результатов: Шанхай, город с населением 24 миллиона человек, показал уровень смертности от коронавируса, выраженный в двухзначных цифрах. Всего спустя три месяца после введения карантина Ухань стал свободным от новых случаев заражения.

Итак, Китай достиг совершеннолетия в глазах американской двухпартийной элиты и мировой общественности. Но централизованная политическая система также имеет уязвимые места. Экономист Сюй Чэнган описал китайскую систему как систему регионального децентрализованного авторитаризма (или Авторитарное децентрализованное регулирование – АДР. - Прим.). В рамках такой системы провинциальные власти обладают широкими полномочиями, если они используют их для достижения целей, определенных центром. Приоритеты центрального правительства включают максимизацию экономического роста, привлечение иностранных инвесторов и, иногда, контроль загрязнения окружающей среды. Система эффективна тем, что позволяет провинциальным и местным властям добиваться указанных целей, используя средства, которые они лучше всего понимают и считают наиболее подходящими. Но центральные власти вознаграждают местные власти исходя из того, насколько хорошо те управляют своими регионами, поэтому у местных властей также есть стимул скрывать нежелательные события.

Судьбоносная реакция местных властей провинции Хубэй на первые случаи COVID-19 была не аномалией, а неотъемлемой частью китайской системы регионального децентрализованного авторитаризма. Провинциальные власти реагировали нерешительно или даже отрицали проблему, потому что не хотели создавать впечатление отсутствия контроля или плохого управления. Они передавали в центр как можно меньше информации о таинственной инфекции, даже когда семена пандемии были посеяны. Только когда проблема стала слишком очевидной и ее невозможно было скрывать, истине позволили течь вверх по течению. В этот момент центральное правительство Китая отреагировало с эффективностью и профессионализмом, которые компенсировали некоторые потерянные позиции.

Американская политическая система отреагировала на вирус совершенно противоположным образом, нежели китайская. Центральные власти – федеральное правительство США и его агентства – представляли собой пример хаоса и дилетантства. В первые минуты пандемии федеральное правительство вообще отсутствовало... Но американский федерализм отводит штатам роль, которая помогла компенсировать слабость центра.

Когда же федеральное правительство США исчезло, поглощенное бессмысленными пресс-конференциями, штаты взяли на себя управление кризисом. При этом они продемонстрировали мощь и устойчивость федерализма, который, в отличие от «регионального децентрализованного авторитаризма», передает реальные полномочия штатам, даже если они могут противоречить федеральным приоритетам.

Штаты по-разному принимали меры социального дистанцирования, отдавали приказы о закрытии территорий, укрепляли системы здравоохранения, закупали средства индивидуальной защиты для врачей и медсестер и разрабатывали свои собственные режимы тестирования и отслеживания контактов больных. Некоторые штаты приняли эти меры даже вопреки рекомендациям или графику, опубликованным Федеральным правительством.

Сможет ли только устойчивость американского федерализма преодолеть пандемию или какофония подходов и приоритетов между различными правительствами штатов будет способствовать ее продолжению – еще предстоит выяснить. Природа инфекции такова, что в такой интегрированной стране, как США, самые лучшие усилия одного штата могут быть подорваны плохими решениями или безответственным поведением соседнего.

Мир внимательно наблюдает, как две системы – политический и либеральный капитализм, децентрализованный авторитаризм и федерализм – реагируют на идентичный кризис. Многие люди упустят из виду происхождение кризиса и будут сравнивать китайскую реакцию с американской.

Китай в конце концов возвращается к нормальной жизни, которая вызывает зависть и тоску: компании возвращаются на работу, открываются розничные магазины, расслабленные посетители Starbucks потягивают кофе.

Пока что политический капитализм побеждает. Но «момент спутника» Советского Союза оказался мимолетным. «Момент спутника» Китая тоже может оказаться непродолжительным, если другая сторона решит воспользоваться своими значительными преимуществами, такими как гибкость принятия решений, подотчетность местных органов власти и прозрачность. Преимущество последнего выражается, например, в том, что американцы имеют доступ к нескольким альтернативным подсчетам потерь, в то время как в Китае существует только один, имеющий сомнительную достоверность. Эти преимущества США тесно совпадают с различиями во внутренней организации двух стран, а именно: предоставляются ли полномочия на уровне штатов или провинций центром или, естественно, принадлежат административным единицам второго уровня. И это различие, в свою очередь, проистекает из определяющих особенностей политического и либерального капитализма.

Гонка между США и Китаем, а также между двумя видами капитализма только намечалась до кризиса, но теперь она происходит в открытом поле.

Примечание

Китай – капиталистическая страна с резким преобладанием частного сектора (результат реформ последних 40 лет) и масштабным государственным регулированием экономики. Британский экономист Бранко Миланович называет это «политическим капитализмом» (в противовес американо-европейскому «экономическому капитализму»).

КНР не имеет механизмов представительной демократии. Это самоназначенная диктатура. Правление КПК поддерживается не выборами, а постоянным экономическим ростом. Легитимность режима обеспечивается ростом в 6 процентов ВВП или больше. При росте меньших масштабов или спаде, по мнению китайских социологов, системе угрожают бунты и революции. Высокая плотность населения и высокая активность рабочего класса в этом людском муравейнике способны породить протестную волну гигантских масштабов. Страх имеет определяющее влияние на политику режима. Верховная политическая власть, хорошо осознавая ситуацию, активно вмешивается в экономику и пытается добиваться ее постоянного роста, поскольку от этого зависит выживание диктатуры КПК. Таким образом, рост экономики КНР – вопрос политический

В США легитимность правящего режима достигается иначе – путем выборов. Обществу предоставляется раз в четыре года возможность передать власть одной из двух олигархических группировок. Правительства более устойчивы. Поэтому экономика более автономна, меньше связана с государством («экономический капитализм»). Это несет некоторые дополнительные возможности развития (более прозрачные правила игры и законодательство, большая независимость судов по вопросам собственности и финансов, большая заинтересованность инвесторов, которым не угрожают непредсказуемые изменения правил госрегулирования). Но модель КНР имеет преимущества, связанные с колоссальной государственной поддержкой компаний, использующих передовые технологии: им обеспечивается доступ к современным технологиям, часто украденным в США и Европе, дешевые кредиты. Кроме того, режим защищает их протекционистскими барьерами. В рамках кампании «Сделано в Китае 2025» режим КНР рассчитывает вырастить за этими барьерами собственные зубастые компании, которые к середине десятилетия смогут вытеснить американские и европейские ТНК с международного рынка. Это вызывает растущие опасения и острую реакцию в США в виде экономических санкций против КНР.