Главное из них – чудовищная неэффективность госсектора экономики КНР.

Госпредприятия, эти неэффективные гиганты, контролируют почти 30 триллионов долларов активов и потребляют примерно 80 процентов доступных банковских кредитов страны, но они дают только от 23 до 28 процентов ВВП. Другое фундаментальное противоречие – установление режима личной власти Си Цзиньпина, растущая централизация принятия решений и фактический переход страны в режим ручного управления. Одна из вероятных причин того, что Пекин не предпринял агрессивных действий по сдерживанию вспышки коронавируса на раннем этапе, заключалась в том, что немногие важные решения в КНР могут быть приняты без прямого одобрения Си Цзиньпина. При такой системе растет вероятность ошибок из-за сосредоточения чрезмерных полномочий в руках одного лица в условиях его ограниченной компетентности и из-за сложности исправления его ошибок (ибо их признание может нанести ущерб личному авторитету сильного человека у власти). На этом фоне обращает на себя внимание информация о провале авторитета Си в начале коронавирусного кризиса.

***

За последние несколько лет подход Соединенных Штатов к Китаю резко изменился, и баланс между сотрудничеством и конкуренцией в американо-китайских отношениях резко склонился в сторону последнего. Большинство американских политиков и комментаторов считают эту новую конфронтационную стратегию ответом на растущую самоуверенность Китая, воплощенную, в частности, в спорной фигуре председателя КНР Си Цзиньпина. Но в конечном счете эта продолжающаяся напряженность – особенно с учетом дополнительного давления новой вспышки коронавируса и экономического спада – вероятно, обнажит хрупкость и незащищенность, которые лежат под поверхностью утверждений Си Цзиньпина и Пекина о твердости и силе.

У Соединенных Штатов есть ограниченные средства воздействия на закрытую политическую систему Китая, но дипломатическое, экономическое и военное давление, которое Вашингтон может оказать на Пекин, поставит Си Цзиньпина и китайскую Коммунистическую партию (КПК), которую он возглавляет, в напряженную ситуацию. Действительно, длительный период стратегической конфронтации с Соединенными Штатами, подобный тому, который сейчас переживает Китай, создаст условия, способствующие кардинальным изменениям.

По мере роста напряженности в отношениях между Соединенными Штатами и Китаем, в Америке велись громкие дебаты о сходстве и, возможно, более важных различиях между американо-китайской конкуренцией сейчас и американо-советской конкуренцией во время «холодной войны». Каковы бы ни были ограничения этой аналогии, китайские лидеры серьезно задумались над уроками «холодной войны» и распада Советского Союза. По иронии судьбы Пекин, возможно, повторяет некоторые из наиболее серьезных ошибок советского режима.

Во время многоплановой конкуренции времен «холодной войны» жесткость советского режима и его лидеров оказалась самым ценным активом Соединенных Штатов. Кремль удвоил количество неудачных стратегий, придерживаясь умирающей экономической системы, продолжая разрушительную гонку вооружений и поддерживая неподъемную глобальную империю – вместо того, чтобы смириться с потерями, которые могли бы повлечь за собой радикальные реформы. Китайские лидеры также находятся в жестких тисках своей собственной системы и поэтому ограничены в своей способности исправлять политические ошибки. В 2018 году Си Цзиньпин решил отменить ограничения президентского срока, сигнализируя о своем намерении остаться у власти на неопределенный срок. Он провел жесткие чистки, вытесняя видных партийных чиновников под видом борьбы с коррупцией. Более того, Си Цзиньпин подавил протесты в Гонконге, арестовал сотни правозащитников и активистов и ввел самую жесткую цензуру в средствах массовой информации за всю эпоху после Мао. Его правительство построило лагеря «перевоспитания» в Синьцзяне, где оно заключило в тюрьму более миллиона уйгуров, казахов и других представителей мусульманских меньшинств. Кроме того, правительство КНР централизовало процесс принятия экономических и политических решений, направляя государственные ресурсы в государственные предприятия и оттачивая свои технологии наблюдения за населением. Однако все вместе эти меры ослабили КПК (правящую Коммунистическую партию Китая). Рост государственных предприятий искажает экономику, а надзор подпитывает сопротивление. Распространение нового коронавируса только усилило недовольство китайского народа своим правительством.

Экономическая напряженность и политическая критика, проистекающие из американо-китайской конкуренции, в конечном счете могут оказаться теми «соломинками», которые сломают спину этому верблюду. Если Си Цзиньпин продолжит двигаться по указанной траектории, подрывая основы экономической и политической власти Китая и монополизируя ответственность и контроль, он подвергнет КПК катастрофическим изменениям.

БУМАЖНЫЙ ТИГР

С момента прихода к власти в 2012 году Си Цзиньпин заменил коллективное лидерство правлением сильного человека. До Си Цзиньпина режим неизменно демонстрировал высокую степень идеологической гибкости и политического прагматизма. Такая система избегает ошибок, полагаясь на процесс принятия решений на основе консенсуса, который учитывает мнения соперничающих группировок и их противоречивые интересы. КПК также избегала конфликтов за рубежом, оставаясь в стороне от спорных споров, таких как конфликты на Ближнем Востоке, и воздерживаясь от деятельности, которая могла бы посягнуть на жизненно важные национальные интересы Соединенных Штатов. У себя дома правящая элита Китая поддерживала мир, делясь трофеями управления. Такой режим отнюдь не был идеальным. Коррупция была широко распространена, и правительство часто откладывало важные решения и упускало ценные возможности. Но режим, предшествовавший централизации Си Цзиньпина, имел одно неоспоримое преимущество: врожденную склонность к прагматизму и осторожности.

За последние семь лет эта система была демонтирована и заменена качественно другим режимом, отличающимся высокой степенью идеологической жесткости, карательной политикой в отношении этнических меньшинств и политических инакомыслящих внутри страны, а также импульсивной внешней политикой, воплощенной в инициативе «Пояс и путь» – инфраструктурной программе стоимостью в триллион долларов с сомнительным экономическим потенциалом, которая вызвала сильное подозрение на Западе.

Централизация власти при Си Цзиньпине создала новые слабые места и подвергла правящую партию еще большим рискам. Если положительной стороной правления сильного человека является способность быстро принимать трудные решения, то отрицательной стороной является то, что подобная система значительно повышает вероятность совершения дорогостоящих ошибок. Процесс принятия решений на основе консенсуса в более раннюю эпоху, возможно, был медленным и неэффективным, но он не позволил радикальным или рискованным идеям стать политикой КНР.

При Си Цзиньпине исправление политических ошибок оказалось трудным делом, поскольку отмена решений, принятых лично сильным лидером, подорвала бы представление о его непогрешимости. (Политически легче отменить плохие решения, принятые под коллективным руководством, потому что вину берет на себя группа, а не отдельный человек.) Требование лояльности Си также сдерживает дебаты и инакомыслие внутри КПК. По этим причинам у партии отсутствует гибкость, необходимая для того, чтобы избежать и обратить вспять будущие ошибки в ее конфронтации с Соединенными Штатами. Результатом этого, скорее всего, станет растущая разобщенность внутри режима. Некоторые партийные лидеры, без сомнения, осознают риски и все больше встревожены тем, что Си без нужды поставил под угрозу авторитет партии. Ущерб авторитету Си Цзиньпина, нанесенный его дальнейшими ошибками, также придаст смелости его соперникам, особенно премьеру Ли Кэцяну и членам Политбюро Ван Яну и Ху Чуньхуа, которые имеют тесные связи с бывшим президентом Ху Цзиньтао. Конечно, убрать сильного человека в однопартийном режиме практически невозможно из-за его жесткого контроля над военными и силовиками. Но ползучие раздоры, по крайней мере, подпитывали неуверенность и паранойю Си, еще больше подрывая его способность прокладывать устойчивый курс.

Сильный человек, переживший неудачи – подобно Мао Цзэдуну после «Большого скачка» (программы модернизации, централизовавшей производство продовольствия, приведя к 30 миллионам смертей от голода в начале 1960-х годов) – естественно, боится, что его соперники воспользуются возможностью устроить заговор против него. Чтобы предотвратить такие угрозы, сильный лидер обычно прибегает к чисткам, которые Мао стал проводить через несколько лет после окончания «Большого скачка», запустив культурную революцию –движение, направленное на ликвидацию «буржуазных элементов» в обществе и правительстве. В ближайшие годы Си Цзиньпин, возможно, будет больше полагаться на чистки, которыми он уже занимается, что еще больше усилит напряженность и недоверие среди правящих элит.

ТРУДНЫЕ ВРЕМЕНА ВПЕРЕДИ

Ключевым компонентом стратегической конфронтации Вашингтона с Пекином является экономическое «разъединение» – значительное сокращение обширных торговых связей, которые Соединенные Штаты и Китай строили последние четыре десятилетия. Те, кто выступает за разъединение – например, президент США Дональд Трамп, начавший торговую войну с Китаем в 2018 году, – считают, что, отрезав Китай от обширного рынка Соединенных Штатов и сложных технологий, Вашингтон может значительно уменьшить потенциальный рост мощи Китая. Несмотря на перемирие в торговой войне после промежуточной сделки, которую Трамп заключил с Си Цзиньпином в январе 2020 года, американо-китайское экономическое отдаление почти наверняка продолжится в ближайшие годы независимо от того, кто находится в Белом доме, потому что снижение экономической зависимости Соединенных Штатов от Китая и сдерживание роста мощи Китая теперь являются целью обеих основных партий.

Поскольку китайская экономика сегодня в меньшей степени зависит от экспорта как двигателя роста (экспорт в 2018 году составил 19,5 процента ВВП по сравнению с 32,6 процента в 2008 году), разъединение может не так сильно разрушить экономический рост Китая, как надеялись сторонники данной стратегии. Но это, безусловно, окажет чисто негативное воздействие на китайскую экономику, которое может быть усилено внутренним экономическим спадом страны. Причем сам по себе этот спад является продуктом растущего долга, истощения инвестиционного роста и быстрого старения населения. Замедление темпов роста может быть еще более усугублено попыткой Пекина поддержать краткосрочный рост с помощью неустойчивой политики, такой как увеличение банковского кредитования и инвестиций в расточительные инфраструктурные проекты.

По мере ослабления экономики КПК, возможно, придется бороться с падением народной поддержки, вызванной снижением или стагнацией уровня жизни. В эпоху после Мао КПК в значительной степени опиралась на экономическую эффективность (быстрый рост. – Прим. пер.) для поддержания своей легитимности. Действительно, поколения, родившиеся после «культурной революции», переживали неуклонный рост уровня жизни. Продолжительный период посредственных экономических показателей – скажем, несколько лет, в течение которых темпы роста колеблются в пределах трех-четырех процентов, что исторически является средним показателем для развивающихся стран, – может серьезно снизить уровень народной поддержки КПК, поскольку рядовые китайцы борются с растущей безработицей и неадекватной системой социальной защиты.

В таких неблагоприятных экономических условиях признаки социальных волнений, таких как беспорядки, массовые протесты и забастовки, станут более распространенными. Самая глубокая угроза стабильности режима будет исходить от китайского среднего класса. Хорошо образованным и амбициозным выпускникам колледжей будет трудно получить желаемую работу в ближайшие годы из-за слабых экономических показателей Китая. По мере того как их уровень жизни падает, китайцы среднего класса могут обратиться против партии. Поначалу это не будет очевидно: китайский средний класс традиционно избегает политики. Но даже если представители среднего класса не участвуют в антирежимных акциях протеста, они вполне могут выражать свое недовольство косвенно, в демонстрациях по таким вопросам, как охрана окружающей среды, здравоохранение, образование и продовольственная безопасность. Китайский средний класс также мог «голосовать ногами», эмигрируя за границу в большом количестве.

Экономический спад также разрушит покровительственную структуру КПК, льготы и привилегии, которые правительство предоставляет своим родственникам и коллегам. В недавнем прошлом бурно развивающаяся экономика обеспечивала правительству обильные доходы – общий объем доходов в абсолютном выражении утроился в период с 2008 по 2018 год – обеспечивая КПК ресурсами, необходимыми для обеспечения лояльности аппаратчиков среднего звена, руководителей провинций и руководителей государственных предприятий. По мере того как китайское экономическое чудо будет ослабевать, партии будет все труднее обеспечивать привилегии и материальные блага, на которые такие чиновники привыкли рассчитывать. Партийные элиты также должны будут более жестко конкурировать между собой, чтобы получить одобрение и финансирование своих любимых проектов. Недовольство среди элит может нарастать, если ценные приоритетные проекты Си, такие как «Пояс и путь», будут по-прежнему получать преференции, а на всех остальных будут экономить.

Наконец, в случае резкого замедления экономического роста китайское правительство, скорее всего, столкнется с еще большим сопротивлением на беспокойной периферии страны, особенно в Тибете и Синьцзяне, где проживают наиболее шумные этнические меньшинства Китая, а также в Гонконге, который до 1997 года был британской территорией и сохранил иную систему управления с гораздо большим количеством гражданских свобод. Безусловно, эскалация напряженности на периферии Китая не приведет к падению КПК. Но она может стать дорогостоящим отвлекающим фактором. Если партия прибегнет к чрезмерно жестким ответам, чтобы утвердить свой контроль над данными регионами, как это, скорее всего, и произойдет, страна подвергнется международной критике и новым жестким санкциям. Эскалация нарушений прав человека в Китае также способствовала бы сближению Европы с Соединенными Штатами, что способствовало бы в свою очередь формированию широкой антикитайской коалиции, которую Пекин отчаянно пытается предотвратить.

Хотя недовольство среднего класса, этническое сопротивление и продемократические протесты не заставят Си уйти, такое повсеместное «недомогание», несомненно, еще больше подорвет его авторитет и поставит под сомнение его способность эффективно управлять страной. Экономическая слабость и деморализация элиты могли бы тогда подтолкнуть Пекин к краю пропасти, приведя КПК к катастрофе.

БАРАБАННЫЙ БОЙ НАЦИОНАЛИЗМА

Теоретически КПК должна быть способна избежать ущерба от экономического спада или смягчить его. Эффективная стратегия должна была бы включать в себя некоторые ценные уроки, извлеченные предшественниками Си Цзиньпина из распада Советского Союза.

Москва продолжала оказывать значительную помощь Кубе, Вьетнаму и нескольким вассальным государствам Восточной Европы вплоть до заката Советского Союза. Режим также проводил дорогостоящую военную интервенцию в Афганистане и финансировал своих доверенных лиц в Анголе и Юго-Восточной Азии. Чтобы избежать подобных ошибок, Пекин должен уделять приоритетное внимание сохранению своих ограниченных финансовых ресурсов для поддержания открытого конфликта великих держав. В частности, Китай должен отказаться от своих экспансионистских проектов, таких как гранты и льготные кредиты, которые он предоставил Камбодже, Кубе, Венесуэле и нескольким развивающимся странам Африки. Пекин может понести значительные краткосрочные издержки в случае отказа, а именно потерю престижа. Но в долгосрочной перспективе Китай избежит опасностей имперского перенапряжения и сохранит достаточно средств для рекапитализации своей банковской системы, которая в последнее десятилетие была истощена чрезмерным кредитованием.

Пекин также должен будет наладить более тесные связи с союзниками США, чтобы помешать Вашингтону завербовать их в широкую антикитайскую коалицию. Для этого режим должен будет предложить огромные экономические, дипломатические, военные и политические уступки, такие как открытие китайского рынка для Японии, Южной Кореи и Европы; обеспечение защиты интеллектуальной собственности; значительное улучшение положения в области прав человека; отказ от некоторых территориальных претензий. Правительство Си Цзиньпина уже предприняло шаги по восстановлению связей с Японией. Но чтобы по-настоящему обхаживать союзников США и предотвратить замедление экономики, Си или его преемники должны будут пойти дальше, предпринимая рыночные реформы, чтобы компенсировать экономические потери, вызванные разъединением. Хорошо бы начать с масштабной приватизации государственных предприятий. Эти неэффективные гиганты контролируют почти 30 триллионов долларов активов и потребляют примерно 80 процентов доступных банковских кредитов страны, но они дают только от 23 до 28 процентов ВВП. Прироста эффективности, который был бы высвобожден путем обуздания прямой роли государства в экономике, было бы более чем достаточно, чтобы компенсировать потерю американского рынка. Экономист Николас Ларди подсчитал, что подлинные экономические реформы, в частности, нацеленные на государственные предприятия, могут в ближайшее десятилетие увеличить ежегодный рост ВВП Китая на целых два процентных пункта.

Однако Си вряд ли примет эту стратегию. В конце концов, это противоречит его глубоко укоренившимся идеологически обусловленным взглядам. Большинство недавних инициатив Китая в области внешней политики и политики безопасности несут на себе печать его личных устремлений. Сокращение или отказ от них будет рассматриваться как признание его личной неудачи. В результате КПК может ограничиться лишь тактическими корректировками: развитием государственно-частного партнерства в экономике, дерегулированием отдельных секторов или сокращением государственных расходов. Такие шаги будут способствовать улучшению ситуации, но, вероятно, не принесут достаточного дохода и не будут достаточно сильно привлекательны для союзников США, чтобы решительно изменить ход американо-китайского противостояния.

Вместо этого Си Цзиньпин, вероятно, будет бить в барабаны китайского национализма, чтобы противостоять Соединенным Штатам. Начиная с протестов на площади Тяньаньмэнь в 1989 году, которые потрясли партию до глубины души и привели к правительственному подавлению инакомыслия, КПК постоянно эксплуатировала националистические настроения, чтобы укрепить свою легитимность. В случае разобщения и экономического спада партия, скорее всего, будет наращивать эти усилия. Поначалу это не должно быть трудно: большинство китайцев убеждены, что Соединенные Штаты начали нынешний конфликт, чтобы помешать подъему Китая. Но по иронии судьбы раздувание пламени национализма может в конечном итоге затруднить переход партии к более гибкой стратегии, поскольку принятие энергичной антиамериканской позиции приведет к конфликту и ограничению политических возможностей Пекина.

Тогда партии пришлось бы обратиться к социальному контролю и политическим репрессиям. Благодаря своему обширному и эффективному аппарату безопасности партия не должна испытывать особых трудностей в подавлении внутренних вызовов своему авторитету. Но репрессии обойдутся дорого. Столкнувшись с растущими волнениями, подпитываемыми экономической стагнацией, партия должна была бы выделить значительные ресурсы на обеспечение стабильности, главным образом за счет других приоритетов. Строгий социальный контроль также, вероятно, приведет к отчуждению некоторых элит, таких как частные предприниматели, видные ученые и писатели. Эскалация репрессий может вызвать еще большее сопротивление на периферии Китая – в Тибете, Синьцзяне и Гонконге – и вызвать международную критику, особенно со стороны европейских стран, за которыми Китай должен по идее ухаживать.

ПОСЛЕ ПОТОПА

КПК все еще далека от смерти. Если Китай не проиграет прямой военный конфликт с Соединенными Штатами, то эта партия вполне может удержаться у власти. Тем не менее, режим, окруженный множеством вызовов, среди которых экономическая стагнация, растущие социальные беспорядки внутри страны (забастовки, социальные бунты и выступления этнических меньшинств. – Прим. пер.) и конкуренция великих держав за рубежом, по своей сути хрупок. Режим КПК, вероятно, будет распадаться по частям. Гниение начинается медленно, но затем оно быстро распространяется.

Возможно, но маловероятно, что растущее недовольство внутри режима могло бы побудить высокопоставленных членов партии организовать дворцовый переворот, чтобы заменить Си. Партия, однако, использует сложные методы защиты от переворота. Главное управление Центрального Комитета КПК мониторит связи между членами ЦК – единственного органа, который мог бы предположительно устранить Си. Более того, лоялисты Си доминируют в составе Политбюро и Центрального комитета, а военные всецело находятся под его контролем. При таких обстоятельствах заговор против высшего лидера было бы чрезвычайно трудно осуществить.

Другой возможный сценарий – кризис, который создаст раскол среди высших элит Китая, что, в свою очередь, парализует грозный репрессивный аппарат режима. Такое событие может быть спровоцировано массовыми протестами, которые силовики не в состоянии сдержать. Как и в случае с протестами на площади Тяньаньмэнь, среди высших руководителей могут возникнуть разногласия по поводу того, как вести себя с протестующими, что позволит движению набирать обороты и привлекать широкую поддержку по всей стране. Но этот сценарий вряд ли осуществится, поскольку партия вложила значительные средства в наблюдение и информационный контроль и разработала эффективные методы подавления массовых протестов.

Сценарий, который повлечет за собой наибольшую вероятность радикальных перемен, – это борьба за преемственность, которая произойдет, если Си уйдет из жизни или уйдет в отставку из-за болезни. Как правило, борьба за власть, которая следует за окончанием правления сильного человека, порождает слабого временного лидера. Возьмем советского премьера Георгия Маленкова, который последовал за Сталиным, или председателя КПК Хуа Гофэна, который последовал за Мао. Такие лидеры часто вытесняются более сильным соперником с трансформирующим видением: вспомните Никиту Хрущева в Советском Союзе и Дэн Сяопина в Китае. Учитывая необходимость этого нового лидера утвердить свою власть и предложить другую, более привлекательную повестку дня, маловероятно, что жесткий авторитаризм Си переживет конец его правления.

Это оставило бы новому лидеру только два варианта. Он мог бы вернуться к стратегии выживания, которая была у партии до Си Цзиньпина, восстановив коллективное лидерство и избегая рисков во внешней политике. Но он мог бы счесть это слишком сложным, поскольку партия и все ее предыдущие стратегии выживания к этому моменту могут быть дискредитированы. Поэтому он мог бы вместо этого выбрать более радикальные реформы, чтобы спасти партию. В таком случае он должен был бы свернуть репрессии, ослабить социальный контроль и ускорить экономические реформы, как это сделал Советский Союз в 1985-1991 годах, перед его распадом. Такой курс действий мог бы быть более привлекательным для партийной элиты, травмированной двумя десятилетиями правления сильного человека. Он также мог бы резонировать с устремлениями китайской молодежи.

Если бы реформаторы одержали верх и встали на этот путь, то самым важным вопросом было бы то, смогут ли они избежать «парадокса Токвиля», названного в честь политического теоретика Алексиса де Токвиля, который заметил, что реформы, проводимые ослабленной диктатурой, имеют тенденцию вызывать революцию, которая в конечном итоге свергает саму реформистскую диктатуру.

Однако умеренные реформы могут оказаться более эффективными в Китае, чем в Советском Союзе, поскольку новому китайскому лидеру не придется иметь дело с разваливающейся внешней империей, как это случилось с последним советским лидером Михаилом Горбачевым в Восточной Европе. Новый лидер также не столкнется с национальной дезинтеграцией, как Советский Союз в конце 1980-х и начале 1990-х годов, когда все пятнадцать советских республик вырвались из объятий центра, потому что некитайские этнические меньшинства составляют менее десяти процентов населения Китая. Они могут вызвать серьезные проблемы в Тибете и Синьцзяне, но в остальном этнические меньшинства не представляют реальной угрозы территориальной целостности Китая.

Каким бы ни был исход после политического ухода Си Цзиньпина, КПК, скорее всего, претерпит кардинальные изменения. В лучшем случае партия может преуспеть в преобразовании себя в «более мягкий» режим, одобряющий экономические и политические реформы и стремящийся к геополитическому примирению с Соединенными Штатами. В конце концов, КПК может стать неузнаваема. В худшем случае глубокая институциональная гниль, неумелое руководство и мобилизация антирежимных движений вполне могут привести к «жесткой посадке». Если это произойдет, то в этом будет величайшая ирония истории. Несмотря на уроки, которые КПК извлекла из распада СССР, и шаги, которые она предприняла с 1991 года, чтобы избежать той же участи, конец однопартийного правления в Китае может произойти по схожему сценарию.

БОЛЬНОЙ ЧЕЛОВЕК ВОСТОЧНОЙ АЗИИ

Такой сценарий, скорее всего, будет отвергнут как чистая фантазия теми, кто верит в долговечность и устойчивость правления КПК. Но неудачная первоначальная реакция китайской партии-государства на вспышку нового коронавируса и последовавший за этим взрыв общественного возмущения должны заставить их задуматься.

Самый тяжелый кризис общественного здравоохранения в истории Китайской Народной Республики выявил ряд существенных недостатков. Способность режима действовать на основе критически важной информации гораздо менее впечатляющая, чем ожидалось большинством. Принимая во внимание огромные инвестиции в борьбу с болезнями и их профилактику, которые Китай сделал после вспышки атипичной пневомонии (SARS) в 2002-2003 годах, а также реализацию законов об управлении чрезвычайными ситуациями в 2007 году, было удивительно видеть, насколько плохо китайское правительство изначально работало с новой эпидемией коронавируса. Местные власти в Ухане – эпицентре эпидемии –скрывали критически важную информацию от общественности даже после того, как медицинские работники забили тревогу, точно так же, как Цзян Яньюн, ветеран армии, сделал в 2003 году в связи с SARS. Хотя они получили сообщения из Уханя о распространении вируса в начале января, большинство членов высшего руководства не предпринимали никаких серьезных действий в течение двух недель.

Кризис также показал хрупкость правления Си Цзиньпина как сильного лидера. Одна из вероятных причин того, что Пекин не предпринял агрессивных действий по сдерживанию вспышки на раннем этапе, заключалась в том, что немногие важные решения в КНР могут быть приняты без прямого одобрения Си Цзиньпина, и он сталкивается с большими требованиями к своему ограниченному времени и вниманию. Сильный человек, который монополизирует принятие решений, также может быть политически уязвим во время такого кризиса. Ряд решений, принятых Си Цзиньпином после начала блокады Уханя, например, отправка премьера Ли в эпицентр заболевания, вместо того, чтобы отправиться туда самому, или его решение оставаться незамеченным на публике в течение почти двух недель, подорвали его имидж решительного лидера именно в тот момент, когда система, казалось, была лишена руля. Он восстановил контроль только через несколько недель после начала кризиса, уволив партийных руководителей, ответственных за город и провинцию, где началась эпидемия, и установив жесткие правила цензуры в прессе и социальных сетях.

Но небольшое окно, в течение которого китайские социальные сети и даже официальная пресса взорвались возмущением, показало, насколько слабым стал контроль КПК над информацией. Это окно высветило скрытую власть китайского гражданского общества. По неизвестным причинам китайская система цензуры плохо работала в течение примерно двух недель после того, как было объявлено о блокировке Уханя. В течение этого периода люди смогли узнать, как правительство надевало намордники на медицинских работников, которые пытались предупредить общественность об опасности. Критика правительства достигла своего пика, когда врач Ли Вэньлян, который одним из первых предупредил в конце декабря китайские власти об опасности COVID-19 и который впоследствии был допрошен местной полицией, умер от этой болезни 7 февраля. Эта история показала, что КПК может быстро потерять общественную поддержку в кризисной ситуации.

События последних нескольких месяцев показали, что правление КПК гораздо более хрупко, чем многие полагали. Это укрепляет аргументы в пользу стратегии США по постоянному давлению с целью вызвать политические изменения в Китае.