Сразу же после того, как в конце прошлого месяца затянувшийся конфликт на Южном Кавказе перерос в открытую войну, Турция пришла на помощь своим тюркским союзникам в Азербайджане. Она поставляла оружие и, как утверждается, перебрасывала боевиков из Сирии, хотя в Анкаре это отрицали.

В отличие от большинства внешних держав, призывавших к немедленному прекращению огня, президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган призвал президента Азербайджана Ильхама Алиева продолжать борьбу.

Кавказ – это только последнее предприятие для все более мускулистой Турции, чьи военные действия простираются от Сирии до Средиземного моря.

В чем была замешана Турция?

В последние несколько лет Турция:

•предприняла три военных вторжения в Сирию;

· отправила военные грузы и истребители в Ливию;

· развернула свой флот в Восточном Средиземноморье чтобы заявить о своих претензиях в регионе;

· расширила военные операции против курдских повстанцев РПК на севере Ирака;

· направила военное подкрепление в последнюю удерживаемую анти-асадовскими силами сирийскую провинцию Идлиб;

•недавно пригрозила новой военной операцией на севере Сирии для противостояния «террористическим вооруженным группировкам».

Турция также поддерживает свое военное присутствие в Катаре, Сомали и Афганистане и поддерживает миротворческие войска на Балканах. Ее глобальные военные операции являются самыми обширными со времен Османской империи.

Что стоит за новой внешней политикой Турции?

Опора Турции на жесткую силу для обеспечения своих интересов является краеугольным камнем ее новой внешнеполитической доктрины, разрабатываемой с 2015 года.

Новая доктрина глубоко подозрительна к многосторонности и настоятельно призывает Турцию действовать в одностороннем порядке, когда это необходимо.

Это антизападно. Эрдоган считает, что Запад находится в упадке, и Турция должна развивать более тесные связи с такими странами, как Россия и Китай. (Этот вывод вызывает вопрос, поскольку де-факто Турция противостояит российским интересам в Ливии, Сирии и на Кавказе. Хотя отставной контр-адмирал Джихат Яйджи и некоторые влиятельные военные выступают за союз с РФ против Запада, – прим.)

Это анти-империалистический курс. Турция бросает вызов господствующему порядку, сложившемуся после Второй мировой войны и призывает к перестройке международных институтов, таких как ООН, чтобы дать голос другим странам, кроме западных.

Новая внешнеполитическая доктрина рассматривает Турцию как страну, окруженную враждебными субъектами и покинутую своими западными союзниками.

Поэтому [Эрдоган] настоятельно призывает Турцию проводить активную внешнюю политику, основанную на использовании военной мощи за пределами своих границ.

Это очень далеко от прежнего внимания Турции к дипломатии, торговле и культурному взаимодействию в ее отношениях с другими странами. Это изменение является результатом ряда внутренних и международных событий.

Что изменилось?

Новая доктрина Турции начала формироваться в 2015 году, когда правящая (исламистская, – прим.) Партия справедливости и развития (ПСР) впервые за более чем десятилетие потеряла свое парламентское большинство из-за подъема прокурдской Демократической партии народов (ДПН). (ДПН стала завоевывать голоса консервативной суннитской части курдов, лишая ПСР большинства в парламенте, т.е. превратилась в фактор, подрывающий монополию Эрдогана и его партии на власть, – прим.)

Чтобы вернуть большинство правящей партии, Эрдоган заключил союз с националистами как справа, так и слева. (Имеется в виду прежде всего Партия националистического движения или ПНД – ультра-правая группировка, которая вошла в коалицию с ПСР, позволив Эрдогану сохранить большинство в парламенте и побеждать на президентских выборах с помощью голосов ультра-националистов, в то время, как собственно исламистская традиционалистская база ПСР стала размываться и слабеть. Поэтому новый курс Эрдогана оценивается как своего рода симбиоз различных черт исламизма и национализма. Примером является передача Айа-Софии статуса мечети – это не только религиозный, но, прежде всего, военный и национал-патриотический символ, поскольку Константинополь и это сооружение были столетия назад взяты силой турецкого оружия. Впрочем, большинство турок, согласно данным соцопросов, поддерживают внешние военные операции Турции в Ливии и Сирии, в особенности анти-курдские операции в Сирии. Что касается изменения статуса Ай-Софии, то его поддержали от 60 до 70 процентов турецких граждан, – прим.)

Националисты поддержали его, когда он возобновил борьбу с курдскими повстанцами (имеется в виду РПК – Курдская рабочая партия, которая сражается за автономию или независимость Курдистана в Турции и в соседних с ней странах, где в общей сложности проживает около 50 миллионов курдов, из них около половины на территории современного турецкого государства, – прим.)

Как фокус внимания переключился на курдов?

Конфликт Турции с Рабочей партией Курдистана – в значительной степени прекратился после того, как курдский национальный лидер Абдулла Оджалан призвал к прекращению огня с турецким государством в 2013 году.

Несмотря на свои идеологические разногласия, как крайне правые националисты ПНД, так и неонационалисты слева поддерживают жесткий подход к курдской проблеме. Они также ставят во главу угла национальную безопасность внутри страны и за рубежом и придерживаются сильных антизападных взглядов.

При их поддержке Эрдоган также сменил парламентскую систему страны на президентскую, что предоставило ему широкие полномочия (имеется в виду референдум 2017 года, – прим.)

Этот союз с националистами и консолидация его власти стали ключевым движущим фактором односторонней, милитаристской и напористой внешней политики Турции.

Неудавшийся государственный переворот 2016 года сыграл ключевую роль в этом процессе.

Как попытка переворота изменила политику Турции?

По словам президента Эрдогана, неудачный переворот был организован его бывшим союзником Фетхуллахом Гюленом, исламским проповедником, который находится в добровольном изгнании в Пенсильвании. После попытки переворота в 2016 году Эрдоган сделал несколько вещей, чтобы проложить путь для милитаристской внешней политики Турции.

Эти события укрепили союз Эрдогана с националистами.

Его радикальная чистка государственных служащих, подозреваемых в связях с движением Гюлена, привела к тому, что около 60 000 человек были уволены, заключены в тюрьму или отстранены от службы в Вооруженных силах, судебных органах и некоторых других государственных учреждениях.

Пустота, оставшаяся после чисток, была заполнена сторонниками Эрдогана и националистами.

Неудавшийся переворот также усилил убежденность националистической коалиции в том, что Турция осаждена внутренними и внешними врагами и что Запад является частью проблемы. Это оправдывало односторонние действия, подкрепленные упреждающим развертыванием жесткой силы за пределами границ Турции.

Как изменился подход в Сирии?

Решение режима Асада предоставить свободу действий сирийским курдам на севере привело к созданию автономной курдской зоны вдоль границы с Турцией, и в 2014 году США решили передать оружие курдским ополченцам, которых Турция считает «террористической организацией», обвиняя их в связях с РПК (США вместе с курдским ополчением ОНС – Отрядами народной самообороны – вели в Сирии успешную войну против ИГИЛ, – прим.) Все это подпитывало представление о том, что Турция должна действовать в одиночку и развернуть военные силы для защиты своих границ.

Неудавшийся переворот также проложил путь к консолидации власти в руках Эрдогана.

С помощью чисток он опустошил институты, отодвинул на второй план ключевых участников внешней политики, таких как Министерство иностранных дел, и выхолостил военных, что затормозило его предыдущие призывы начать военные операции в соседних странах.

Перед попыткой переворота он заявил о своем намерении начать военную операцию в Сирии, чтобы остановить «террористическую угрозу», исходящую от курдских ополченцев там. Но турецкие военные, которые традиционно очень осторожно относились к размещению войск за пределами границ Турции, выступили против.

Через несколько месяцев после попытки переворота президент Эрдоган исполнил свое желание. Турция начала свою первую военную операцию в Сирии по обузданию влияния курдов на севере страны в 2016 году и предприняла еще два вторжения после этого.

Этот шаг был одобрен националистическими союзниками президента, которые опасаются независимого курдского государства, построенного с помощью США вдоль турецкой границы. Чтобы обуздать курдское влияние и уравновесить американское присутствие в Сирии, Эрдоган работал с Россией.

Как Турция переключила внимание на Ливию и Восточное Средиземноморье?

Ливия стала еще одним театром для применения тактики жесткой силы.

В январе Турция усилила военную поддержку ливийского правительства премьер-министра Файеза Аль-Сарраджа, поддержанного ООН, чтобы остановить наступление на Триполи (столицу, где находилось Правительство национального согласия Сарраджа, – прим.) сил, союзных с генералом Халифой Хафтаром.

Главной целью Турции в Ливии было заручиться поддержкой правительства Сарраджа в важном для националистических союзников Эрдогана регионе – Восточном Средиземноморье.

Турция была в ссоре с Грецией и Кипром по поводу прав на бурение с целью добычи энергоресурсов у побережья разделенного острова Кипр и по поводу морских границ в этом районе.

Анкара подписала соглашение о морских границах с Сарраджем в ноябре в обмен на военную поддержку правительства Триполи [в его борьбе с Хафтаром].

Целью Эрдогана было перекраивание морских границ в Восточном Средиземноморье, которые, по его мнению, дают в настоящее время непропорциональные преимущества заклятым врагам Турции – Греции и Республике Кипр.

Тем временем Турция направила военные корабли для сопровождения своих буровых судов в Восточном Средиземноморье, рискуя военной конфронтацией со своим партнером по НАТО – Грецией.

Была ли политика Турции успешной?

Напористая политика Турции в Сирии, Ливии и Восточном Средиземноморье не принесла тех результатов, на которые рассчитывала правящая коалиция президента Эрдогана.

Турция не смогла полностью очистить свою границу с Сирией от курдских ополченцев. Ни морское соглашение Анкары с Ливией, ни ее действия в Восточном Средиземноморье не изменили анти-турецкого статус-кво в регионе.

Напротив, военное участие Турции в этих конфликтах усилило анти-эрдогановские настроения на Западе и объединило разнородную группу акторов в их решимости противостоять турецкому одностороннему подходу, что в конечном итоге вынудило турецкого лидера отступить.

Что же дальше?

Но националистические союзники Эрдогана хотят, чтобы он продолжал сражаться. Известный неонационалист, отставной контр-адмирал Джихат Яйджи, утверждал, что Греция хочет вторгнуться в Западную Турцию, и призывал Эрдогана никогда не садиться с Афинами за стол переговоров.

И у президента нет иного выбора, кроме как выслушать его. По мере того как он теряет позиции в опросах общественного мнения, влияние националистов на его внутреннюю и внешнюю политику только возрастает.

(Потеря популярности Эрдоганом связана как с демографическими изменениями – его исламистская электоральная база размывается, молодежь менее религиозна и больше склоняется к национализму, так и с тяжелым экономическим кризисом в Турции, с ростом безработицы и инфляции, которые усугубил коронавирус. Впрочем, защитники Эрдогана утверждают, что, не смотря на популярность большинства его внешних военных операций, его рейтинги не демонстрируют существенный рост. Однако, то, что они не падают до минимальных значений в условиях экономического кризиса и неприятных для Эрдогана демографических изменений в стране, говорит, скорее, в пользу утверждения, что избранная им стратегия в какой-то мере помогает ему поддерживать свой авторитет в Турции, – прим.)

Автор – Гонул Тол, директор Центра турецких исследований Института Ближнего Востока в Вашингтоне, округ Колумбия