Нуриэль Рубини: мы движемся к «Матери всех долговых кризисов»

Нуриэль Рубини - один из тех, кто предсказал мировой финансовый кризис 2008 года. Издание Project Syndicate публикует беседу с ним.

Нуриэль Рубини - почетный профессор экономики Школы бизнеса Стерна Нью-Йоркского университета, главный экономист Atlas Capital Team, генеральный директор Roubini Macro Associates, автор книги «Мегаугрозы: Ten Dangerous Trends That Imperil Our Future, and How to Survive Them.
Project Syndicate: В своем последнем комментарии PS вы подтвердили свои ожидания, что усилия монетарных властей по сдерживанию инфляции «вызовут как экономический, так и финансовый крах», и что «независимо от их жестких высказываний», центральные банки «будут испытывать огромное давление, чтобы отменить ужесточение финансовой политики», когда этот крах материализуется. Каковы будут последствия такого разворота? Есть ли у монетарных политиков в США и Европе какие-либо хорошие - или менее плохие - варианты?
Нуриэль Рубини: Центральные банки находятся как в стагфляционной, так и в долговой ловушке. (Стагфляция считается одним из самых разрушительных явлений в экономике. Это положение дел, при котором прекращается экономический рост, в то время как инфляция продолжает расти. Стагфляция рост цен в условиях отсутствия экономического роста. - прим.). В условиях негативных шоков совокупного предложения (имеются в виду шоки или кризисы предложения - кризисы производства товаров, связанные с пандемией ковид, затем с конфликтом в Украине, с нестабильностью в Иране и т.д.) - шоков, которые снижают рост и увеличивают инфляцию, Центральные Банки будут прокляты, если сделают это (т.е., если повысят процентные ставки - пойдут на ужесточение финансовой политики), и прокляты, если не сделают. Если они повысят процентные ставки настолько, что инфляция снизится до 2%, это приведет к жесткой экономической просадке (к прекращению роста или к падению производства - прим.). Если же они этого не сделают, пытаясь вместо этого защитить рост (производства - прим.) и рабочие места, это приведет к раскручиванию спирали цен.
Очень высокие коэффициенты задолженности (как частной, так и государственной) еще больше усложняют дилемму. Повышение процентных ставок настолько, чтобы можно было подавить инфляцию, вызовет не только экономический, но и финансовый крах, когда частные и государственные должники с высоким уровнем заемных средств оказываются в тяжелом положении. Возникающие в результате финансовые потрясения усиливают рецессию, создавая порочный круг углубления рецессии и эскалации финансовых страданий населения и долгового кризиса.
В этих обстоятельствах центральные банки ослабят борьбу с инфляцией, пытаясь избежать экономического и финансового краха. Но это приведет к повышению постоянного уровня инфляции и лишь отсрочит наступление стагфляции и долгового кризиса. Другими словами, у центральных банков США, Европы и других стран с развитой экономикой есть только плохие варианты.
PS: Как вы выразились в своей новой книге «Мегаугрозы: Ten Dangerous Trends That Imperil Our Future and How to Survive Them, мы движемся к «Матери всех долговых кризисов», и ни одно из потенциальных решений не обойдется без издержек. Мы должны «выбрать свой яд». Но означает ли это, что более вредный яд - более эффективный? В частности, для развивающихся экономик являются ли инновационные предложения, такие как обмен долга на климат, примерами политики, признающей взаимосвязанную природу современных мегаугроз?
НР: Решение проблемы долгового кризиса никогда не бывает простым или беззатратным. Всегда есть компромиссы. Монетизация долга и уничтожение его реальной стоимости неожиданной инфляцией работает только для стран, которые берут займы в собственной валюте, а если полагаться на инфляционный налог для уничтожения долгов, то это приводит к постоянному повышению уровня инфляции. Для долга, выраженного в иностранной валюте, единственным возможным вариантом является дефолт и реструктуризация, когда долг становится неустойчивым - процессы, которые могут быть грязными и затяжными, и которые могут стоить стране доступа к рынкам капитала. Введение налогов на богатство или капитал для снижения неприемлемого уровня долга не только политически сложно; оно также может подорвать инвестиции, накопление капитала и рост.
Обмен долга на акции или на климат конвертирует долговые требования кредиторов в требования по акциям или в требования по сокращению выбросов парниковых газов. Однако их масштабы недостаточно велики для решения серьезных долговых проблем. К тому же должники могут посчитать, что конвертация долга в акции (согласно требованиям о сокращении выбросов) подрывает суверенитет, фактически передавая право собственности на природные ресурсы и активы страны иностранным организациям. Обмен долга на климат не может ни разрешить долговой кризис, ни внести значительный вклад в борьбу с изменением климата. (Свопы или финансовые валютные сделки «Долг в обмен на климат» происходят в тех случаях, когда долг, накопленный страной, погашается на новых дисконтированных условиях, согласованных между должником и кредитором, а средства на погашение долга в местной валюте перенаправляются на внутренние проекты, стимулирующие деятельность по смягчению последствий изменения климата и адаптации к нему. При этом часть собственности местных проектов переходит в руки иностранных должников - Прим.).
PS: Одним из примеров «замедленных негативных шоков предложения», которые будут характерны для «Великой стагфляции», является «фискальная политика, направленная на повышение заработной платы». Одной из десяти «мегаугроз», которые вы выделяете в своей книге, является рост неравенства доходов и богатства, который подпитывает откат от демократии. Какие меры политики или вмешательства могли бы помочь противостоять распределительным последствиям текущего кризиса, не усугубляя его? (Для современного мира характерны процессы концентрации богатства в руках горстки крупных компаний. В этих условиях любые разговоры о демократии, даже о представительной демократии, как замечает западный исследователь и один из крупнейших в мире специалистов по проблемам неравенства, Бранко Миланович, становятся лицемерными - очевидно, что большие деньги, усиливаясь с каждым днем, создают растущую гравитацию, подчиняя политическую систему и расширяя подкуп политиков. С другой стороны, падает доверие общества к данной политической системе, основанной на конкуренции между партиями и выборах раз в несколько лет. Поэтому часть населения в таких условиях находит выход в политиках-популистах, которые обещают золотые горы в обмен на чрезвычайные полномочия. Ведь «демократия» за ширмой которой все более очевидна власть горстки сверхбогатых людей, не имеет в глазах общества большой ценности, так почему бы не выбрать золотые горы... которые, впрочем, на практике могут оказаться такой же фикцией, таким же обманом - прим.).
NR: Неравенство доходов и богатства в странах растет по многим причинам. Среди них можно отметить торговлю и глобализацию, технологические инновации (капиталоемкие, требующие квалификации и экономии труда), самоусиливающуюся политическую власть экономических и финансовых элит, концентрацию олигополистической власти в корпоративном секторе и снижение влияния труда и профсоюзов. В совокупности эти факторы вызвали обратную реакцию против либеральной демократии.
Фискальная политика, направленная на поддержку работников, профсоюзов, малоимущих и безработных, а также обездоленных групп населения (таких как женщины и расовые меньшинства), может помочь снизить неравенство, но она также ведет к росту инфляции, поскольку увеличивает инфляцию заработной платы. А учитывая непропорционально большую ценовую власть корпораций (по сравнению с трудовыми ресурсами), цены растут больше, чем зарплаты, как это произошло в 2021 и 2022 годах. В результате реальная заработная плата снижается, что усугубляет неравенство.
Исторически фискальная политика, включая прогрессивное налогообложение, оказывала лишь незначительное влияние на неравенство. А вот рост искусственного интеллекта, робототехники и автоматизации означает, что со временем труд станет еще более слабым, поскольку люди потеряют многие рабочие места - рутинные и, все чаще, даже творческие - в пользу программного обеспечения и роботов.
PS: В книге «Мегаугрозы» вы указываете, что тот, кто лидирует в области ИИ, может стать ведущей мировой державой, и вы предполагаете, что Китай может прийти к этому первым. Однако недавние правительственные репрессии против технологических компаний вызвали опасения, что Китай подавляет «живой дух» этого сектора, а недавнее укрепление власти Си подразумевает, что приверженность правящей коммунистической партии централизованному контролю будет только усиливаться. Как вы оцениваете амбиции Китая в области высоких технологий - и его экономические перспективы в целом - при Си?
НР: США и Китай участвуют в гонке не только за то, чтобы стать ведущей геополитической и военной державой этого века, но и за доминирование в отраслях будущего, включая искусственный интеллект, машинное обучение, робототехнику, автоматизацию, Интернет вещей, Большие данные, 5G (завтра 6G) и квантовые вычисления. Обе страны субсидируют эти технологии, но Китай применяет более жесткий командно-административный подход.
Правда в том, что недавние репрессии Китая в отношении частного сектора, включая технологические фирмы, не сулят ничего хорошего для способности страны разрабатывать действительно инновационные технологии и приложения. Но сила китайских инвестиций в передовые отрасли, которые правительство продолжает осыпать огромными финансовыми стимулами и субсидиями, может позволить стране доминировать в технологиях, лежащих в основе промышленности будущего.
Более тонкий подход Америки может принести успех в долгосрочной перспективе. Однако доказано, что командно-административная модель Китая динамично влияет на сравнительные преимущества экономики. Вот почему США нужна правильная промышленная политика. Подход, основанный исключительно на свободе слова, не позволит США доминировать в области стратегических технологий.
(Свобода слова в США постепенно ликвидируется с помощью политики политкорректности, поэтому данное высказывание НР звучит несколько странно. Однако, правда заключается так же в том, что администрация Байдена пришла к власти с обещанием вложить около 4 трлн долларов в развитие инфраструктуры, образования, науки и инновационных технологий, но в итоге отказалась от этого проекта, сократив расходы в 4 раза. Проект, во многом копировавший китайскую политику государственных инвестиций в НИОКР и в социальные программы, подвергся радикальному сокращению. Возможно, это стало ключевой причиной падения популярности Джо Байдена - прим.).
Тем не менее, государственно-капиталистическая модель Китая, похоже, исчерпала себя, что привело к резкому снижению ее потенциала роста. И, учитывая государственный подход Си, вполне вероятно, что это замедление роста будет продолжаться и углубляться.
PS: Еще одна угроза, которую вы выделяете, - это дестабилизация финансовых инноваций, которая может привести к обесцениванию фиатных валют (Фиатные деньги (от латинского: fiat, «пусть это будет сделано») - это тип денег, которые не подкреплены каким-либо товаром, таким как золото или серебро, и обычно объявляются постановлением правительства законным платежным средством. На протяжении всей истории фиатные деньги иногда выпускались местными банками и другими учреждениями - прим.). Каждая глава вашей книги включает возможные решения. Какие шаги должны предпринять политики, чтобы смягчить эту угрозу?
НР: Исторически финансовые инновации без надлежащего регулирования и надзора приводили к инфляции активов, что способствовало образованию пузырей, которые в конечном итоге лопались. Сегодня мы также сталкиваемся с инфляцией товаров и услуг, вызванной негативными шоками совокупного предложения и последствиями слишком долгой фискальной и монетарной политики. В условиях высокой инфляции возрастает риск обесценивания фиатных валют.
Но решение заключается не в криптовалютах, которые не являются ни валютами, ни активами; на самом деле, криптовалюты оказались «Матерью всех афер», и их пузыри уже лопнули. Вместо этого решение заключается в надлежащем надзоре и регулировании финансовой системы, включая меры по ограничению токсичных инноваций, которые, подобно криптовалютам, не приносят ни пользы, ни выгоды, но разжигают финансовую нестабильность.
Кроме того, необходимо решить проблему моральной опасности свободной денежно-кредитной политики, которая подпитывает пузыри и углубляет долговую ловушку. Но простого решения проблемы долговых ловушек, которые обусловлены глубокими политическими предубеждениями в отношении чрезмерного использования заемных средств частными и государственными структурами, не существует. (Американо-российский экономист Леонид Вальдман указывал на то, что трудно ожидать грамотных финансовых отчетов как правительственных, так и неправительственных организаций о деятельности крупнейших банков и инвестиционных компаний, поскольку им сложно противостоять давлению больших денег. - Прим.).
PS: Вы знамениты тем, что предсказали мировой финансовый кризис 2008 года, за что получили прозвище Доктор Мрачный (Dr. Doom). В книге «Мегаугрозы» вы делаете, пожалуй, еще более мрачный прогноз: «антиутопическое» будущее «хаоса, кризисов, нестабильности, внутренних и глобальных конфликтов» более вероятно, чем «утопическое» будущее разумной политики и международного сотрудничества. Готовы ли экономисты, инвесторы и политики сегодня более серьезно относиться к таким предупреждениям, или у вас есть ощущение, что те, кто в состоянии изменить ситуацию, по-прежнему зарывают голову в песок?
НР: Мы должны различать нормативные заявления о том, каким мир должен быть в идеале, и заявления о том, каким мир, скорее всего, будет. К сожалению, я не вижу причин считать, что мы существенно продвинулись дальше нашей предпочтительной стратегии, которая состоит в том, чтобы пинать консервную банку - не в последнюю очередь из-за огромного количества препятствий на пути реализации правильной политики.
Рассмотрим глобальное потепление. Половина США - Республиканская партия - отрицает реальность антропогенного изменения климата и активно блокирует политику, направленную на решение этой проблемы, когда находится у власти.
Существует также конфликт поколений: старшие поколения не желают нести расходы на действия по предотвращению будущего, которое они никогда не увидят, в то время как молодые поколения малочисленны и часто даже не голосуют.
На международном уровне мы сталкиваемся с проблемой «свободного наездника»: даже если какая-либо страна пойдет на все жертвы, необходимые для достижения нулевого уровня выбросов, она получит выгоду только в том случае, если весь остальной мир сделает то же самое. А страны с развитой экономикой, которые создали большую часть запасов парниковых газов в атмосфере, не желают выделять триллионы долларов в виде субсидий, которые необходимы развивающимся странам для достижения нулевых выбросов и адаптации к более теплому климату. Между тем, страны с развивающейся экономикой, которые сегодня производят большую часть потока новых выбросов - такие как Китай и Индия - могут сопротивляться сокращению своих выбросов до тех пор, пока они не станут существенно богаче, а это, возможно, произойдет еще через десятилетие или два. Наконец, геополитическое соперничество между США и Китаем серьезно препятствует усилиям по продвижению глобальных общественных благ.
То же самое можно сказать и о решениях купирования многих других мегаугроз. Вот почему антиутопическое будущее более вероятно, чем утопическое.