23 декабря 2022 года участница Исполнительного совета АОК Амине Кара (Эвин Гойи), представитель курдского культурного движения Мир Первер (Мехмет Ширин Айдын) и ветеран активизма Абдуррахман Кызыл были убиты в результате вооруженного нападения на Курдский культурный центр Ахмета Кая в Париже. Убийца, 69-летний Уильям Мале, был арестован. Его обвиняют в «преднамеренном убийстве на расовой почве и покушении на убийство людей конкретного этнического происхождения, а также в хранении нелицензированного оружия». Давид Андидж, адвокат Демократического общества Курдистана во Франции (ДОК-Ф), побеседовал о случившемся с ANF. В этом интервью он обратил внимание на множество вопросов, оставшихся без ответа, и выразил опасения, что улики могут быть искажены.

- Убийство трех курдских активистов в Париже вызывает множество вопросов. Почему вы называете нападение, классифицированное обвинением как «расистское», террористическим актом?

- Даже не касаясь вопросов, которые остаются открытыми, расистское нападение можно определить, как убийство. Уголовный кодекс постулирует, что убийство может быть совершено индивидуально или коллективно. Есть также статья 421-1 УК, в которой дается определение терроризма. Другими словами, любое преднамеренное индивидуальное или коллективное посягательство на жизнь человека может представлять собой акт терроризма. В данном случае (в связи с тройным убийством 23 декабря) речь идет о намерениях нападавшего. Но нельзя полагаться только на заявления самого обвиняемого. Даже если за ним не стоит группа или государство, он один может совершить убийство, теракт в одиночку. В данном случае мы не понимаем, почему расследованием не занялась Национальная антитеррористическая прокуратура (Parquet National Antiterroriste, PNAT).

- Когда курды проводят акции протеста, применяется ли к ним подобный подход?

- Приведу пример: когда курдская молодежь нанесла граффити на здание посольства Турции в Булонь-Бийанкуре (пригород Парижа) и запустила фейерверк, PNAT начала расследование мгновенно. Это считается «инцидентом, связанным с терроризмом». Хотя на ДОК-Ф, офис представительства курдского народа в Париже, было совершено три попытки атак и предпринято несколько попыток убийств активистов, вопрос о террористическом характере нападения даже не поднимается. Сначала прокуратура инициирует расследование, а затем они говорят, что «определение может измениться». Именно это и вызывает наше беспокойство. PNAT не взяла дело в свои руки, при этом было сказано прямо, что это было расистское нападение и никакого террористического умысла у нападавшего не было. На самом деле, за расследование взялись не с той стороны. Когда курды пишут лозунги у турецкого посольства, антитеррористическая прокуратура мобилизуется сразу же, потому что это «теракт». Активизируются секретные службы. Однако, когда некий человек атакует ДОК-Ф и убивает трех курдов за несколько дней до годовщины расправы над тремя курдянками в центре Парижа (10 лет назад), PNAT не предпринимает никаких действий. При этом мишенью стал не случайный человек. Амине Кара, известная как Эвин Гойи, – официальный представитель своего народа, боец. Но к этому инциденту отнеслись, как к третьесортной новости. Мы не знаем, занимаются ли спецслужбы этим делом. Однако, ясно, что ресурсы, мобилизованные в случае граффити и фейерверков, здесь не использовались.

- Всё это имеет политическую подоплеку, не так ли?

- Я могу лишь изложить вам факты. Мы видим очевидную разницу в обращении [с представителями разных народов]. Когда затрагиваются турецкие интересы, антитеррористическая прокуратура автоматически принимает меры, но если речь заходит о курдских интересах во Франции, это рассматривается, как третьесортная история.

- Что известно о преступнике? Он уже попадал в фокус внимания и находился под стражей. Что было с ним после последнего задержания?

- Несомненно, это вызывает вопросы. Между его освобождением (12 декабря) и убийством прошло одиннадцать дней. Когда его арестовали [после убийства], было решено, что он, «возможно», не подходит для содержания под стражей. Стоит задуматься, был ли он достаточно вменяем за одиннадцать дней до [убийства], чтобы суд принял решение освободить его. Где-то допустили ошибку, либо до расправы, либо после. За одиннадцать дней до убийства он был освобожден судебными органами. Одиннадцать дней спустя он отправился убивать трех человек, а потом попытался убить еще. Также не упоминается, что во время предыдущего задержания он находился в заключении. Во время своего годичного заключения он ни разу не побывал в психиатрическом отделении. Никто не говорил о том, что у него были проблемы с психикой, но во французских газетах была разыграна именно эта карта. Люди стали говорить, что он нестабилен. Даже его арест после убийства был под вопросом по этой причине. В конце концов, его вернули в камеру, но тот факт, что его содержание под стражей прекращали, ясно говорит о следующем: его состояние пытались представить публике, как патологическое.

- Он сам заявил в ходе допроса в прокуратуре, что считает себя «патологическим расистом». Не удивляет ли факт того, что психически неуравновешенный человек сделал подобное заявление?

- Да, он сам сказал, что является патологическим расистом. Другими словами, это пациент, который сам себя и назвал пациентом. Особенно примечательно, что он даже использует такой термин, как «патологическая ненависть». Похоже, его хорошо проконсультировали о том, как себя вести. В результате мы имеем дело с человеком, который был в хорошем психическом состоянии в течение одиннадцати дней и никогда не упоминал о своей патологии. Однако, стоило его арестовать, как он заговорил о своей «патологической ненависти» и подчеркнул, что болен. То бишь, он достаточно здоров, чтобы отпустить под судебный контроль, но когда дело доходит до ответов на вопросы, он сходит с ума.

- Вы доверяете этим словам?

- Он определяет себя именно так, и это заявление звучит во всех СМИ. Я не верю в слова убийцы. Если кто-то хочет верить его словам, пускай. Я адвокат, занимающийся уголовными делами. Я защищал многих людей, включая убийц. Я могу сказать вам, что я не верю в это даже как адвокат. У меня всегда есть сомнения. Он не больной человек, потому что его отправили обратно в тюрьму после повторного обследования в психиатрической клинике. Было принято решение о том, что он годен к допросу и должен предстать перед судебным медиком. Он сделает все, чтобы выглядеть больным. Его адвокат сделает все, чтобы он выглядел именно так, дабы люди поверили, что больной человек совершил что-то безумное.

- Но в его прошлом есть темные пятна, особенно его тюремное заключение. Это правда?

- Там много темных пятен. С кем он отбывал свой срок? Вот почему мы хотим, чтобы расследованием занялась PNAT. Эта прокуратура знакома с такими делами. У нас еще нет доступа к материалам дела, но мы хотим знать следующее: с кем он сидел в тюрьме? Бывал ли он в тюремном дворе? С кем он общался? Работал ли он, и если да, то с кем? Кто ещё жил в его камере?

- Также остаются без ответа вопросы об одиннадцати днях после его освобождения...

- С кем он встречался после своего освобождения из тюрьмы? С кем он общался до того, как попал в тюрьму? Это законные вопросы, на которые мы хотим получить ответы. Этот человек, который был освобожден на условиях судебного контроля, находясь в совершенно здравом уме, сегодня стал слишком безумен, чтобы его можно было судить. Если это так, давайте выясним, что случилось за эти одиннадцать дней.

- С расследованием нападения, совершенного в 2021 году, также есть проблемы...

- Насколько мы можем судить, первое расследование против него шло небрежно. Другими словами, к нападению отнеслись несерьезно. Я слышал, что были задержаны даже сами мигранты (на которых и было совершено нападение). 8 декабря 2021 года он тяжело ранил двух человек в лагере мигрантов. Люди, которых атаковали, были арестованы, а члены волонтерских неправительственных организаций, оказывавшие помощь пострадавшим, были оштрафованы. Можно сказать, что тогда он легко отделался.

- Есть свидетельства того, что 23 декабря убийцу привезли в машине на место бойни. Есть ли у вас информация, которая может это подтвердить?

- Такие показания звучали, но были и другие данные, которые говорили об обратном – о том, что убийца пришел пешком. Есть только одно свидетельское показание, что он приехал в автомобиле.

- Имеет ли значение, пришел ли он пешком?

- Даже если он пришел пешком, это район, который называют «Малым Курдистаном», где работают десятки курдских магазинов. В каждом таком магазине находятся десятки людей. Когда он шел туда пешком, он миновал африканский ресторан, азиатский ресторан и арабский продуктовый магазин. У последнего всегда много людей, и это место гораздо более заметно. Он также проходил мимо курдских ресторанов и кафе. Но там он ни на кого не напал. Он атаковал членов ДОК-Ф.

- Вы хотите сказать, что это было спланированное нападение?

- Он намеренно убил её. Когда он напал на Эвин Гойи, он выстрелил ей в голову. Это была казнь, запланированное убийство. В любом случае, в обвинительном заключении уже сказано, что это было «заранее спланированное нападение». Именно поэтому мы говорим о «расправе», убийстве с подоплекой. В противном случае мы бы говорили об обыденном убийстве. Мы видим, что это работа профессионала. Он едет на конкретное место, у него есть задание. У него есть мишень – это ДОК-Ф. Минуя рестораны и магазины, где полно людей, он направляется к зданию центра, который в этот момент почти пуст, но там запланирована важная встреча. В последний момент эта встреча была отложена на час. Какое совпадение! Обычно в такой момент в этом офисе должно было собраться множество активистов. Если бы встречу не отложили, прийти должны были многие. Значит, когда этот человек шел туда, у него была конкретная цель.

- Разве не странно то, что убийца рассказал на допросе о причинах своего нападения на курдов?

- На вопрос «Почему курды?» он ответил: «Да, они боролись против ИГИЛ*, но вместо того, чтобы казнить их [ИГИЛ], они брали их под арест». Это бессмыслица. Это абсурд. И, несмотря на такие абсурдные заявления, нас пытаются заставить поверить, что он сделал всё это потому, что он расист. То, что он говорит, не имеет логики. Этими заявлениями он пытается добиться, чтобы люди слышали следующее: «Я расист, я болен, это не моя вина». Возможно, когда его арестовали, он намеренно заявил, что болен, чтобы его госпитализировали. Но потом мы увидели, что его быстро отпустили. Его вернули в камеру менее чем через 24 часа.

- Этот выглядит сомнительно. Бывало ли прежде, чтобы французские расисты нападали на курдов?

-Французские ультраправые никогда прямо не атаковали курдов. Французские ультраправые не считают курдов врагами.

- Можно ли сделать так, чтобы это расследование стало расследованием террористического нападения?

- То, что обвинение в «расистском мотиве» было принято органами, не означает, что это определение не изменится. С нашей точки зрения проблема заключается в том, что этот процесс не рассматривался как расследование теракта с самого начала. Позвольте мне вернуться к нашему примеру: когда у турецкого посольства появилось граффити, PNAT сразу же взялась за дело, но когда дошло до вердикта, было решено, что это деяние не было «террористической атакой». Другими словами, обвиняемых сочли просто молодыми людьми, которые нанесли граффити на здание посольства. Очень часто все заканчивается именно так. Определение деяния может меняться, пока дело движется к вердикту. Но проблема в том, что нынешнее дело рассматривается в неверном порядке. Другими словами, вы начинаете с принципа, что это не теракт, а потом даже сам министр юстиции говорит, что определение может измениться. Почему антитеррористическая прокуратура не вмешалась сразу? PNAT имеет опыт в таких делах, у неё больше ресурсов на эти случаи.

- Почему вас беспокоит, что расследование было начато не PNAT?

- Мы опасаемся, что улики исчезнут. Как мы видим по сообщениям в прессе, расследование до сих пор ведется только на основании заявлений преступника. Поэтому мы требуем, чтобы этим делом занялась Национальная антитеррористическая прокуратура.

- Видите ли вы связь этих событий с убийством, совершенным десять лет назад?

- Учитывая сходство между первыми убийствами десятилетней давности и тройным убийством за несколько дней до годовщины, это законный вопрос. Закономерно спросить, есть ли связь. Тот факт, что мишенью стал ДОК-Ф, заставляет задаться таким вопросом.

- Несмотря на многочисленные документы и свидетельства о роли турецких спецслужб в предыдущем преступлении, оно осталось безнаказанным. Опасаетесь ли вы подобного исхода на этот раз?

- Конечно, у нас есть такие опасения. Призрак трагедии 2013 года никуда не исчез, и всё это очень долгий и трудный процесс. Гриф «государственной тайны» ведет нас к вопросу о том, не стоит ли за ним другое государство. Сейчас общественность уже знает, что к нападениям причастна турецкая секретная служба. Есть множество нюансов, которые доказывают эту версию. Если бы такой проблемы не было, откуда бы взялся подобный гриф секретности? Если это дело стало «государственной тайной», значит, есть информация, которую нельзя разглашать. Это не простое расследование, за этим что-то стоит. Адвокаты уже десять лет борются за то, чтобы статус «государственной тайны» был снят. И да, мы обеспокоены тем, что остается в тени в части декабрьских убийств. «Расистский» характер этого нападения рассматривается, но террористический характер отодвигается на второй план. Но я повторяю еще раз: человек может быть и расистом, и террористом сразу. Это может быть расистское нападение с террористической целью. Мы считаем это терактом. Мы не понимаем логики, по которой, когда турецкие интересы оказываются в фокусе внимания, антитеррористические расследования начинаются сразу же, но когда гибнут курды, ничего подобного не происходит.

* - террористическая организация, запрещена в РФ