Избрание Дональда Трампа на второй срок знаменует собой серьезный сдвиг в мировой политике. Похоже, что неолиберальная эра, характеризующаяся свободной торговлей и либеральными политическими нормами, подошла к концу. Трудно предсказать, что придет ей на смену, но новая эра, вероятно, будет отличаться большим влиянием цивилизационной политики и экономической фрагментации.

Одной из стран, которая, похоже, в восторге от наступающего порядка, является Турция, где президент Реджеп Тайип Эрдоган правит уже почти четверть века и, скорее всего, останется у власти еще долгие годы. В данной статье мы оцениваем период пребывания Эрдогана у власти, разделив турецкую внешнюю политику на три разных периода: с 2002 по 2012 год, с 2013 по 2023 год и третий, ознаменованный нынешней расстановкой сил. Затем эта оценка будет использована в качестве основы для размышлений о турецко-американских отношениях в ближайшие годы.
Я утверждаю, что, хотя правительства Эрдогана и Трампа могут найти общие области в краткосрочной перспективе, их политические основания далеки друг от друга, что может создать трудности для американо-турецкого альянса в среднесрочной и долгосрочной перспективе.

Первый этап: 2002-2012

Первый этап (2002-2012 гг.) характеризовался политической и экономической либерализацией. В те годы к власти пришла Партия справедливости и развития (ПСР) и она действовала как реформистская группа. Ее лидеры порвали с ультраправой исламистской традицией и создали центристское движение, в значительной степени вдохновленное либерализмом в США и Великобритании, а также христианской демократией в Европе. Они должны были стать социально умеренной силой, которая также принимала неолиберальную экономическую парадигму того времени.

Центральным элементом их внешней политики была заявка Турции на вступление в Европейский союз. Исламистские корни ПСР позволили правительству сохранить свою консервативную базу, в то время как ее новая позиция позволила ей установить связь с либеральными и прогрессистскими элементами внутри страны и за рубежом.

Сегодня указанный период часто рассматривается как золотой век отношений между Турцией и США, но в то время это было не так очевидно. ПСР неоднозначно относилась к бывшему президенту Джорджу Бушу, его «войне с террором» и либеральным интервенциям Вашингтона.

Турция, как известно, не позволила Соединенным Штатам использовать турецкую территорию в ходе наземного вторжения в Ирак в 2003 году, а слово "неоконсерваторы" стало в Анкаре грязным ругательством. Тем не менее, новое правительство Турции было относительно сговорчивым, учитывало американские интересы и сосредоточилось на экономическом развитии и реформах в рамках проевропейской политики внутри страны.

В 2008 году руководство партии ПСР с воодушевлением восприняло избрание бывшего президента Барака Хусейна Обамы, которого они рассматривали как проводника примирения Америки с исламским миром.

Кульминацией оптимизма стали протесты «арабской весны» и возвышение турецкой модели в качестве одобренного США рецепта для арабского мира. Однако Анкара и Вашингтон не смогли направить эти движения в нужное русло.

ПСР доминировала под руководством Эрдогана, который обострил ее экстрактивные и изоляционистские аспекты, потеряв поддержку либералов и столкнувшись с оппозицией со стороны гражданского общества. Отношения Турции с Израилем также ухудшились после того, как Эрдоган выступил против бывшего премьер-министра Израиля Шимона Переса в Давосе в 2009 году, а также после того, как в 2010 году турецкие организации направили флотилию в Газу, которая подверглась нападению израильских сил безопасности.

Либеральная Турция превращалась во все более реакционную, способствующую централизации власти. Либеральная эпоха закончилась после протестов в парке Гези в 2013 году — общенационального светского движения против правления ПСР. Эрдоган решительно подавил протесты и обвинил в их разжигании западные державы. В том же году между Эрдоганом и его бывшим союзником Фетхуллахом Гюленом вспыхнула ожесточенная вражда, которая привела к волнам чисток в течение всего следующего десятилетия.

Вторая фаза: 2013-2023

Второй этап турецкой внешней политики (2013-2023 гг.) характеризуется жестким самоутверждением, часто граничащим с ревизионизмом. Это также было время, когда правительство ПСР захватило институты страны (партия наполнила своими сторонниками и союзниками суды, прокуратуру, силовые структуры и т.д., а также создала огромную сеть дружественного бизнеса, получавшего госзаказ — прим.) и построило свой собственный политический режим на шелухе провалившегося кемалистского строя.

Попытка переворота в 2016 году закрепила эту трансформацию и позволила Эрдогану создать «исполнительное президентство», которое фактически объединяет полномочия судебной, законодательной и исполнительной власти.

Белый дом Обамы не одобрял Эрдогана из-за его авторитарной политики, но отношения между США и Турцией ухудшились из-за гражданской войны в Сирии. Поначалу страны пытались сотрудничать, но затем стали преследовать свои собственные, часто противоречащие друг другу цели. Соединенные Штаты сотрудничали в Сирии с Отрядами народной самообороны (ОНС), чтобы победить ИГИЛ, а Турция сотрудничала с исламистскими группировками против режима Асада и ОНС (ОНС вместе с арабскими ополчениями, лояльными курдам, создали позднее СДС - Сирийские демократические силы, — прим.).

Дворец Эрдогана также публично намекнул, что Соединенные Штаты несут ответственность за попытку переворота 2016 года, и обвинил Вашингтон в отказе выдать Гюлена, который, по его мнению, был организатором этой операции.

Турция стремилась ограничить свою зависимость от Трансатлантического альянса, вкладывая больше денег в собственную оборону и развивая более глубокие отношения с ревизионистскими державами, заинтересованными в пересмотре мирового порядка. Анкара закупала у России первоклассные военные технологии и стала более серьезно относиться к налаживанию отношений с Китаем.

Процесс вступления в ЕС был фактически заморожен, но Эрдоган поддерживал прочные отношения с лидерами Восточной Европы, такими как премьер-министр Венгрии Виктор Орбан и президент Сербии Александр Вучич, а затем с премьер-министром Италии Джорджией Мелони. Турция поддержала Украину в ее конфликте с Россией, но часто повторяла российские тезисы о причинах и возможном разрешении этого конфликта.
С точки зрения турецких националистов, наиболее интересным аспектом этих лет было растущее влияние Турции по всему миру. Турецкие военные совершили несколько вторжений в Сирию, захватив и оккупировав территорию в ходе гражданской войны, а также провели операции в Ираке, преследуя РПК и тем самым укрепляя свое присутствие в этой стране.

Турция также создала военные базы в Сомали, Катаре и Ливии. В соответствии с доктриной «Голубой родины» Турция действовала гораздо более агрессивно, чтобы установить свои морские притязания в Восточном Средиземноморье.

На Кавказе Турция поддержала военных Азербайджана, чтобы вернуть Нагорный Карабах. Эти усилия начались в 2020 году, возобновились в 2022 году и увенчались полной победой Азербайджана в 2023 году. Все больше турецких оборонных подрядчиков и военных лидеров также налаживали связи в Африке и Центральной Азии.

Однако, возможно, наиболее рискованная политика Турции в этот период была связана с экономикой. Турция экспериментировала с альтернативами неолиберальной ортодоксии, такими как отказ от независимости центрального банка, снижение процентных ставок в условиях инфляции и увеличение расходов.

Вливание денежных средств в экономику позволило дворцу Эрдогана пройти через спорные выборы и референдумы.[1] Министр финансов Берат Албайрак, который также был зятем Эрдогана, сформулировал свою экономическую политику как борьбу с глобальной финансовой системой, в которой доминируют американцы. Он утверждал, что Турция будет искать новых торговых партнеров и источники финансирования, но так и не смог сформулировать четкую альтернативную политику.

Турция действительно увеличила объемы экспорта и наблюдала рост в секторах с низкой добавленной стоимостью, но это также привело к инфляционному скачку и оттоку инвесторов. Уровень жизни подавляющего большинства граждан Турции снизился. В 2020 году Албайрак подал в отставку, а сменявшие друг друга экономические команды были вынуждены ездить по монархиям Персидского залива, выпрашивая у них финансирование.

 Именно эта экономическая траектория в конечном итоге остановила ревизионистский курс Турции. Когда страна приближалась к выборам 2023 года, Эрдоган увеличил государственные расходы, провел кампанию на мускулистой ревизионистской платформе и подготовился к возвращению к ортодоксальности.

 Третий этап: 2023 год — настоящее время

После победы Эрдогана на всеобщих выборах 2023 года Турция вступила в третью фазу внешней политики в эпоху правления ПСР. На этом этапе президентский дворец, похоже, намерен расширять свой внутренний проект, углубляя свое господство над институтами, политикой и культурой, но его экономическая и внешняя политика претерпела значительные изменения.
Президентский дворец свернул или, по крайней мере, отложил свои ревизионистские амбиции.

Эрдоган дал сигнал об изменениях, назначив трех министров кабинета: Мехмета Шимшека — министром финансов, Хакана Фидана — министром иностранных дел и Али Ерликая — министром внутренних дел. Еще одним важным шагом стало назначение Ибрагима Калына, до этого занимавшего пост пресс-секретаря и главного стратега президента, главой Национальной разведывательной организации (MIT). Все четыре человека известны своей непоколебимой лояльностью Эрдогану.

Самые резкие изменения за этот период произошли в экономической политике. При Шимшеке Турция полна решимости устранить ущерб, нанесенный ее авторитету в мировом финансовом сообществе, снизить инфляцию и вновь привлечь инвестиции. Для этого Центральный банк поднял процентные ставки до 50 % и оставил их на уровне до декабря 2024 года. Кроме того, Шимшек ввел жесткую бюджетную дисциплину.

Основная тяжесть бремени легла на плечи наемных работников и потребителей, что дорого обошлось правительству на региональных выборах 2024 года, но Эрдоган, похоже, намерен придерживаться намеченного курса.

Несмотря на сохраняющиеся проблемы в стране, большинство экономистов ожидают, что в ближайшие годы инфляция будет взята под контроль, а страна продолжит развиваться, превращаясь в промышленную державу. Таким образом, разворот политики, похоже, позволил избежать катастрофы турецкой экономики.

На дипломатическом фронте Турция пытается привлечь Запад к сближению и начала с того, что сняла свое вето на вступление Швеции в НАТО. Это не возвращение к либерализму первого десятилетия XXI века, а скорее шаг назад от пропасти ревизионизма 2010-х годов. Помогает этому курсу и то, что Фидан — гораздо более сильный министр иностранных дел, чем Мевлют Чавушоглу, и может укреплять свой авторитет, не вступая в полемику со своими западными коллегами по вопросам цивилизационного мироустройства.

Различные структуры Анкары больше не могут свободно вступать в международные разборки, а вынуждены жестко координировать свои действия с Министерством иностранных дел. В августе 2024 года Фидан был приглашен на встречу министров иностранных дел ЕС, и, судя по всему, он пользуется уважением политических деятелей в Вашингтоне.

В преддверии выборов в США в 2024 году западный мир затаил дыхание. Но сближение с Турцией принесло мало политических результатов. Некоторые западные страны сняли ряд ограничений на экспорт оружия в Турцию после вступления Швеции в НАТО, но... ничего конкретного по модернизации таможенного союза или возвращению Турции в программу F-35. Западные страны также не рассматривали всерьез предложения Эрдогана выступить посредником в таких конфликтах, как Украина и Израиль-Палестина. Тем не менее, теперь Турция стояла на твердой почве.

С эффектным возвращением Трампа в Белый дом либеральные возражения против поведения Эрдогана внутри страны испарились. Эрдоган и его команда выглядят респектабельными, зрелыми стратегами.

Вопрос в том, как этот третий этап турецкой внешней политики будет взаимодействовать с непредсказуемым по своей сути вторым президентством Трампа.

Вступление в эру Трампа

Возвращение Трампа в Белый дом не было гарантировано. Политическая элита Анкары неизменно отдавала ему предпочтение и хотела, чтобы он победил на выборах, но она готовилась к победе демократов. Команда Эрдогана «2023» и весь его подход к третьей фазе были разработаны для того, чтобы успокоить либеральные элиты в Вашингтоне и Брюсселе и добиться выгодных сделок в области технологий и торговли. Теперь, когда эти опасения утратили актуальность, вопрос заключается в том, сможет ли Анкара наладить конструктивный контакт с новой командой Трампа.

Второе президентство Трампа может сделать мир более комфортным для Эрдогана и того типа политики, который он представляет. В ближайшие годы либеральные нормы и многосторонние институты, вероятно, еще более истончатся, в то время как национальный суверенитет, военная мощь, промышленная сила и популизм станут более заметными.

Многие в Анкаре предвкушают время, когда границы будут перекроены, а исторические сделки будут заключаться суверенными лидерами, ведущими переговоры за закрытыми дверями. Именно поэтому политическая элита эпохи ПСР последовательно симпатизировала восхождению Трампа и остро критиковала культуру и политику Демократической партии.

Некоторые стратеги в пространстве Трамп-Эрдоган утверждают, что геополитические интересы Турции и США сильно совпадают, что потенциально может привести к могучему партнерству между двумя странами. Для такого мнения есть веские причины. В краткосрочной перспективе Турция может помочь команде Трампа добиться сближения с Россией и прекратить конфликт на Украине. Хотя Турция, скорее всего, будет протестовать против того, что Вашингтон поддерживает Израиль, она может вести переговоры о выводе войск США из Сирии и усилении контроля турецкой армии в северном Ираке, Восточном Средиземноморье и других территориях, где участвуют Соединенные Штаты.

Трамп также, похоже, заинтересован в том, чтобы продолжать сворачивать иранское влияние на Ближнем Востоке, что уже сработало в пользу Анкары и может стать областью сотрудничества между Анкарой и Вашингтоном .

Как будут развиваться события дальше? Если отбросить некоторые культурные факторы и взглянуть на карту Ближнего Востока с военной и экономической точек зрения, интересы Турции и США могут продолжать совпадать в ряде вопросов.

Турция — единственная держава в регионе с многочисленным населением, обширной промышленной базой, сельскохозяйственным потенциалом, мощной и все более инновационной армией и амбициозной культурой торговли. Она имеет давние институциональные связи с Соединенными Штатами и может помочь им достичь тех областей, где американское влияние не приветствуется, таких как Африка, Центральная Азия и мусульманский мир в целом.

Некоторые могут счесть более тесные отношения между Турцией и Израилем глазурью на этом торте, выступающей в качестве якоря для американской власти в регионе. Подобная перестройка также может помочь Эрдогану достичь некоторых целей, к которым он стремился на втором этапе своей внешней политики.

Проблема в том, что такое будущее не имеет политической основы ни в Турции, ни, учитывая последние тенденции, в Соединенных Штатах.

Для американских администраций последних десятилетий политика в отношении Турции и политика в отношении Ближнего Востока находились в несколько отдельных категориях, но ситуация быстро меняется.

Впечатляющее падение режима Асада и приход к власти в Дамаске поддерживаемых Турцией повстанцев делают Турцию частью Ближнего Востока в той мере, в какой она не была таковой раньше. Если усилия Турции и дальше будут приносить плоды, то на смену «шиитскому полумесяцу» вскоре может прийти более популярная и многолюдная суннитская сила.

Ни правительство Эрдогана, ни зарождающееся сирийское правительство, скорее всего, не будут акцентировать свои планы на Израиле в этот критический момент, но со временем они поставят свой вес на сторону палестинского суверенитета.

Тем временем в Израиле ультраправые движения сейчас контролируют государство и ведут все более агрессивные войны и поселенческие проекты.

Можно было бы подумать, что Вашингтон будет работать с обеими сторонами, чтобы предотвратить неизбежное столкновение, но и здесь политическая почва изменилась таким образом, что Турция может оказаться к этому не готова.

Эрдоган и его команда привыкли быть националистическими бунтарями в либеральной среде. На протяжении более чем двух десятилетий исламистские оперативники, такие как Калын и Фидан, преуспели в налаживании отношений с истеблишментом в Вашингтоне. Будучи мусульманами на постхристианском Западе, они всегда могли рассчитывать на определенную степень почтения и даже симпатии.

Они были склонны читать лекции и оказывать давление на своих коллег по таким вопросам, как влияние РПК, Гюлен, попытка переворота 2016 года или просто «многополярный порядок». Так было даже в первый срок Трампа, когда президент был окружен такими кураторами, как Рекс Тиллерсон, Джеймс Мэттис и Х. Р. Макмастер, которые сдерживали его.

Это были те люди, с которыми команда Эрдогана привыкла иметь дело. Это были либералы, которые приучили себя смотреть сквозь призму национальной и религиозной символики, сосредоточившись на ближайших экономических показателях и сотрудничестве в сфере безопасности. Да, турецкая элита вела себя странно, но они были важнейшими союзниками по НАТО и обычно серьезно относились к своим обязательствам.

Второй срок Трампа может быть существенно иным, с командой, которая усилит национализм Трампа и преобразует его в политический курс новой администрации. Выбранные Трампом на второй срок фигуры, такие как Тулси Габбард и Марко Рубио, выдвигаются на должности директора национальной разведки и госсекретаря соответственно.

Они — большие друзья Греции и Кипра, и, разумеется, жесткие критики Турции. Пит Хегсет, ветеран армии, который может возглавить Пентагон, достаточно близок к христианским националистическим группам, чтобы иметь настоящие татуировки крестоносцев. Даже если некоторые из этих кандидатов не пройдут через процесс утверждения, неслучайно, что их кандидатуры всплывают неоднократно.

Предпосылкой реакционных правых движений является то, что они на самом деле удовлетворяют цивилизационные чувства своей базы. Со временем становится трудно отделить политический театр от реальной политики. При таком взгляде на вещи возникают серьезные конфликты между базой «Америка прежде всего» и базой исламистов и национал-возрожденцев в Турции.
Чиновники в Белом доме, придерживающиеся принципа «Америка превыше всего», могут уважать успехи Турции на местах, дипломатическую работу и опыт, но они также смогут уловить идеологическую подоплеку. Правые MAGA, долгое время находившиеся на задворках политики, знакомы с осуществлением длительных политических проектов и, скорее всего, встревожатся видением Анкары в отношении региона. Турция доказала, что может наладить контакт с ультраправыми движениями в Венгрии и Италии, но аналогичная трансформация в США означает системный сдвиг, втягивающий Турцию в зоны фактических непримиримых разногласий.

Это может произойти не только в Израиле, но и в других странах Средиземноморья. Греция и Турция вместе вступили в НАТО в 1952 году, и американская дипломатия долгое время тщательно следила за поддержанием хрупкого баланса между двумя странами. Новая команда Трампа может быть настроена иначе.

К концу второго срока Трампа госсекретарь Майк Помпео, уже имевший напряженные отношения с Турцией, стал отдавать предпочтение Греции, посещая американские военные базы на островах. Не исключено, что эта динамика может усилиться при втором президентстве Трампа.

 Таким образом, хотя харизма Эрдогана может иметь определенный вес для Трампа, политические движения, в которых состоят эти два человека, не очень совместимы. Отношения между странами могут улучшиться в краткосрочной перспективе, но вряд ли будут стабильными в ближайшие годы.

[1] Экономист Умит Акчай утверждает, что в основе этого лежало соперничество между двумя группами капитала страны: более мелким, трудоемким капиталом, который занимал в лирах (особенно в строительном секторе, у экспортеров), и более крупными, глобально интегрированными группами, которые занимали в иностранной валюте.

*Селим Кору — старший научный сотрудник программы по Евразии в Исследовательском институте внешней политики. Он также является аналитиком Фонда исследований экономической политики Турции (TEPAV).