Стремление Турции к военной кампании по изгнанию курдских милиций из северного иракского региона Шенгал подогрело турецко-иранское соперничество за влияние в богатом нефтью Мосуле, который многие турки считают утраченным османским наследием.

Ранее на этой неделе министр иностранных дел Ирана Мохаммад Джавад Зариф заявил, что Тегеран «отвергает турецкое военное присутствие в Сирии и Ираке и считает политику Анкары в отношении Дамаска и Багдада неправильной». В интервью турецкому информационному агентству неназванный представитель МИД Ирана отрицал, что Зариф сделал эти замечания, однако раскол между двумя странами проявляется на местах.

В то время как Турция в середине февраля наносила удары по лагерям Рабочей партии Курдистана (РПК) в горах Гар на севере Ирака, подразделения Сил народной мобилизации (СНМ) – поддерживаемое Ираном иракское ополчение, известное также как «Хашд аш-Шааби», – развернули три бригады в Шенгале, расположенном к западу от Мосула вдоль сирийской границы. Командиры ополченцев ясно дали понять, что их развертывание призвано противостоять «угрозе» Турции в регионе.

Турция ссылается на присутствие РПК в Шенгале как на причину своей озабоченности, но ее расчеты идут дальше – в направлении Мосула. Иран, со своей стороны, подчеркивает необходимость предотвращения возрождения Исламского государства (организация запрещена в РФ), но и у него тоже есть более широкие планы.

Для многих в Турции, особенно для тех, кто находится на правом фланге политического спектра, Мосул остается «потерянной родиной», которая ускользнула из турецких рук, когда рухнула Османская империя. На протяжении многих лет различные правительства использовали этот вопрос для оживления своей региональной политики. Под руководством Партии справедливости и развития (ПСР) Анкара только усилила подозрения арабов, поставив под сомнение договоры, которые привели к распаду Османской империи и закрепили нынешние границы Турции.

ПСР склонялась к тому, чтобы рассматривать Мосул в османских административных рамках – то есть в качестве Мосульского вилайета (административного района Турции – прим.), состоящего из районов Мосула, Киркука и Сулеймании. Другими словами, Сулеймания, Эрбиль и Дахук, три региона, которые сегодня составляют Иракский Курдистан, были частью османской провинции Мосул. Что характерно, ПСР поощряла туркмен Киркука и Телль-Афара к сотрудничеству с курдами. В основе таких перспектив – никогда не декларируемых политически, но обсуждаемых гипотетически – лежит мысль о том, что поскольку Турция не смогла предотвратить возникновение автономного Курдистана, то весь исторический вилайет Мосула должен стать автономным, и Турция должна ждать возможности аннексировать данный регион.

Османы потеряли Мосульский вилайет, уступив его британцам в 1918 году, когда империя столкнулась с катастрофическим поражением в Первой мировой войне. В манифесте 1920 года и в последовавшей турецкой освободительной войны Мосул фигурировал внутри намеченных национальных границ. Но в конце концов, Турция отказалась от своих притязаний на Мосул в соответствии с договором 1926 года, впрочем, не без определенной цены. Начиная с 1934 года, 10% нефтяных доходов Мосула должны были поступать в казну Турции в течение 25 лет. Эта глава была закрыта в 1986 году, когда тогдашний премьер Тургут Озал списал иракскую задолженность, сделав жест в сторону Саддама Хусейна.

Когда Соединенные Штаты нанесли удар по Ираку в 1991 году, Озал стремился поддержать эту кампанию, движимый мечтами о возвращении Мосульского вилайета. Подобные мысли волновали и премьер-министра Аднана Мендереса в 1958 году, когда Ирак пытался объединиться с Иорданией. Мендерес послал разведчиков в Мосул и Киркук, чтобы проверить ситуацию, если Вашингтон даст добро.

После вторжения США в Ирак в 2003 году ПСР стремилась как расширить турецкое влияние в Ираке, так и обуздать влияние Ирана, укрепляя свои торговые связи с Иракским Курдистаном и культивируя связи с туркменами через Иракско-Туркменский фронт и с арабами-суннитами через таких деятелей, как бывший губернатор Мосула Атиль аль-Нуджаифи. Друзья Турции в Ираке предупредили, что Анкара объединилась не с теми партнерами, но их советы остались без внимания.

Суннитское покровительство Анкары сильно подорвало ее репутацию среди других иракских группировок с тех пор, как в 2006 году джихадистские группировки активизировали нападения на шиито-туркменов, христиан, езидов и другие меньшинства. В 2014 году, когда местные жители бежали из Мосула, спасаясь от ИГ, лидеры ПСР описывали боевиков ИГ (организация запрещена в РФ) как «разгневанных» молодых людей, восставших против про-шиитской сектантской политики Багдада. Но вскоре собственное консульство Турции в Мосуле оказалось захвачено ИГ, поскольку Анкара недооценила предупреждения о наступлении ИГ. Более трех месяцев джихадисты удерживали в заложниках 49 человек, включая консула.

Между тем туркмены, которых Анкара видела естественным союзником в силу этнического родства, раскололись. Ища защиты, туркмены-шииты укрепляли свои связи с арабами-шиитами и переходили на сторону шиитского Ирана.

Стремясь вернуться к игре в Мосуле, турецкие войска, дислоцированные в лагере Башика близ Мосула, обучали ополченцев Нуджаифи Хашд аль-Ватани в надежде, что эта группировка примет участие в освобождении города. Между тем Анкара яростно выступала против участия иракских ополченцев СНМ в наступлении. Проправительственные турецкие СМИ называли СНМ «шиитской террористической группировкой», в то время как президент Реджеп Тайип Эрдоган утверждал, что только арабы-сунниты, туркмены и курды-сунниты должны остаться в Мосуле после освобождения города. В конечном счете, возражения Анкары потерпели неудачу, как и ее план получить влияние в Мосуле через Хашд аль-Ватани.

В настоящее время Турция пытается вернуться в Мосул через государственные структуры, занимающиеся гуманитарной деятельностью, но до сих пор не открыла там свое консульство, хотя арендовала новое здание и назначила генерального консула. Багдад затянул с одобрением повторного открытия, а враждебные Турции силы, по-видимому, подрывают этот процесс. Военные самолеты коалиции уничтожили старое здание консульства в ходе рейда 2016 года против боевиков ИГ, оккупировавших этот комплекс. В настоящее время в Мосуле открыт только турецкий визовый центр, управляемый компанией по заказу Анкары.

Напротив, Иран приобрел значительное влияние в Мосуле через своих союзников – шиитских ополченцев СНМ, которые остались в городе после его освобождения. Силы СНМ с участием местных христианских и суннитских группировок сотрудничали с Отрядами сопротивления Эзидхана (ОСЭ), езидским ополчением, созданным при поддержке курдской РПК, в ходе освобождения Шенгала от ИГИЛ.

Туркменский источник из Мосула заметил «Аль-Монитору», что туркмены-шииты, езиды и другие меньшинства в регионе ценят роль СНМ. Такое отношение дает Ирану пространство для усиления своего влияния, а также для реализации своих экономических проектов.

Для многих в Турции связь СНМ и ОСЭ переводится как связь Иран-РПК. Точно так же Турция питает озабоченность в отношении Эрбиля, озабоченность тем, что Багдад и Тегеран соглашаются на присутствие сторонников РПК в Шенгале, чтобы предотвратить возвращение сил пешмерга (вооруженные силы Регионального курдского правительства в Ираке, лояльные Демократической партии Курдистана, ДПК, связанной с Турцией, – прим.) на спорные территории.

С точки зрения Ирана, местные линии поддержки увеличивают ценность маршрута Мосул-Шенгал до иракско-сирийской границы. Пограничный переход Рабия к северу от Шенгала, а также близлежащий неофициальный переход, который используется для пересечения границы с Сирией, теперь контролируются совместно СНМ и иракскими военными. С сирийской стороны оба района контролируются поддерживаемыми США, возглавляемыми курдами Силами демократическими Сирии (СДС), а это означает, что Иран в настоящее время не имеет свободных рук на границе. Во всяком случае, это инвестиции в будущее. Контрольно-пропускной пункт аль-Каим в Анбаре в настоящее время является пунктом, где Иран заходит в Сирию. Хотя в этом районе господствуют связанные с Ираном группировки, этот переход не считается достаточно удобным, поскольку он открывается в суннитские районы по обе стороны границы.

Ситуация в Мосуле пока складывается в пользу Ирана. Тем не менее, Иран все еще находится в начале пути, на котором Турция заблудилась в связи с ее сектантским подходом. Хотя, гнев суннитов против шиитских ополченцев в Мосуле неуклонно нарастает по мере того, как продолжающаяся борьба за власть, межконфессиональные распри и коррупция подрывают восстановление города.

Извлекла ли Анкара урок из своих ошибок, еще только предстоит выяснить. Недовольство шиитских туркмен Турцией еще не утихло, в то время как некоторые суннитские лидеры, к которым Анкара имела прежде легкий доступ, пришли к сотрудничеству с Ираном или саудовско-эмиратской [суннитской] осью, соперничающей с Анкарой.

Интервенции США иногда сдерживали Иран, но камни преткновения для Турции остаются. Более того, результаты армрестлинга США-Иран не всегда в пользу США. В соответствии с поддерживаемой США Шенгальской сделкой, которую Эрбиль и Багдад заключили в октябре, федеральные силы должны были заменить СНМ и ОСЭ. Тем не менее, с тех пор СНМ только усилили свое присутствие на местах.

Сунниты в Мосуле могут быть готовы сотрудничать с Турцией, но тогда Анкаре потребуется инклюзивная политика для преодоления шиитского барьера, как показывают неудачи ее прежней [сектантской суннитской] политики.

Мнение редакции может не совпадать с мнением авторов публикуемых материалов.