«Вы у товарища можете спрашивать что угодно. Особенно про ИГИЛ и Кобани, – заверили в штаб-квартире Отрядов народной самообороны. – Не стесняйтесь, он достаточно сильный, чтобы ответить на любой вопрос».

«Может быть, это мы недостаточно сильные, чтобы услышать его ответы», – призналась я себе.

Маленькая беседка при военной базе города-героя Кобани, в которой мы собрались, казалось, раздулась от тишины. Перед нами, сгорбившись, сидел человек в военной форме.

Несколько минут назад этот человек с разгромным счетом выиграл у меня в шахматы. Потом торжественно протянул мне чашку чая с канистрой сахара. «Шекир (1)?» - спросил он. «На, спас» (2), – отказалась я, с ужасом наблюдая, как он топит в своей чашке третью столовую ложку сахара с горкой.

Говорят, можно понять, из какой части Курдистана человек родом, по количеству сахара, которое он кладет в чай. В Бакуре сахар особенно не жалуют: заранее в чайник не кладут, а подают отдельно. В Рожлате любят, но не всей душой. А вот в Кобани, что в Рожаве, приторно сладкий чай принят, пожалуй, на законодательном уровне.

Товарищи из ОНС так представили нам человека в военной форме: «Командир Отрядов народной самообороны! Всю войну прошёл! Во всех самых жестоких боях с игиловцами участвовал! Кобани отвоевал! Ничего не боится!»

Словесные регалии нарисовали в нашем воображении сирийского Рембо и тяжелой бетонной плитой придавили наше любопытство. Командир же тем временем, краснея, бурил взглядом пол.

– Сколько человек было в вашем табуре?

– 50, – ответил командир.

Мы суетливо зашуршали блокнотами.

– Сколько человек вернулось с войны за Кобани?

– Двое – я и мой хевал (3).

Как люди, в жизни пороху не нюхавшие, мы начали с цифр. Нехитрая математика, позволившая очертить границы личной трагедии. Далее были вопросы о количестве погибших, масштабах территории, числе единиц военной техники…

«Кобани – маленький город. Вы его на карте не найдете, – прервал нас командир ОНС. – Но для ДАИШ (4) это было стратегическое место».

Кобани – первый город на севере Сирии, где 19 июля 2012 года победила революция. Вооруженные повстанцы выгнали правительство Башара Асада из самопровозглашенной Рожавы и стали строить общество демократического конфедерализма, основывающегося на трех основных принципах: низовое самоуправление, свобода женщин и экология. Ситуация для Ближнего Востока экстраординарная. В некотором роде даже вопиющая. Так что первым пунктом в списке джихадистских дел у ИГИЛ был разгром Рожавы и её свободолюбивых жителей.

Но это, конечно, лирика. В Кобани самые лучшие механики. Ходят слухи, что они даже изобрели собственную марку автомобиля. Вероятно, это инопланетного вида грузовик, который развозит по всей Рожаве грузы, размером значительно его превышающие. Раздавить дух революции джихадисты собирались именно в Кобани – важном промышленном центре Рожавы. К тому же Кобани граничит с Турцией, что для ИГИЛ было, пожалуй, одним из важнейших факторов.

– Тяжело было смотреть отсюда, как со стороны Турции едут машины с провизией прямо к игиловцам. Турция в открытую поддерживала их, - вспомнил командир. – А что у нас? Калаши… У них – лучшая военная техника.

Позже в Кобани появилась еще и надежда. 5 октября 2014 года Арин Миркан из Женских отрядов самообороны Рожавы взорвала себя у стратегической позиции боевиков. С этого момента всё изменилось. Новость о подвиге этой женщины, памятник которой теперь белеет на главной площади в Кобани, разлетелась по всему миру. Женщины, от рук которых так брезгуют умереть исламисты, подорвали их боевой дух.

Бойцы ОНС, оборонявшие город, узнали об этом не сразу. Зато они были в курсе тех подвигов, которые по разным причинам не удались. До Арин Миркан несколько бойцов Женских отрядов самообороны были взяты в плен или убиты при попытках совершить самоподрыв.

– Здесь, на этом холме, - командир ткнул пальцем в пол. – Она сделала это здесь. И это была их главная база, с которой виден весь город.

Сейчас с этого холма действительно видно город. Размеренное течение жизни в руслах узких улочек. Свежевыкрашенные в яркие цвета новые дома. Пустыри, уже очищенные от развалин и раскуроченных машин. Но есть, правда, и кварталы, где еще не успели замести следы войны. По улицам носятся дети. Играют в войнушку. Декорации для этого у них самые подходящие.

Но четыре года назад отсюда можно было разглядеть только пыльные развалины. Тем не менее в этот серый пыльный клубок на карте мира устремились все горящие взоры. Кобани стал магнитом для тех, у кого что-то переворачивалось внутри при мысли о зверствах ИГИЛ. Приезжали со всех стран и не только курды. Перебегали границу с Турцией под свист пуль над головами. Ехали те, кто никогда не держал в руках ничего опаснее кухонного ножа, и те, у кого за спиной были годы партизанской войны в горах, отставные офицеры из разных стран и европейские анархисты.

– А что было потом?

– Потом, в декабре, было решено позвать бойцов из Алеппо. У них был опыт ведения партизанского боя в городе. После этого ДАИШ стали терпеть поражения. Одно за другим. А ведь раньше они были непобедимы.

– Разве это было не из-за Международной коалиции?

Вопрос, ставящий в тупик всех сочувствующих и главный аргумент против курдского освободительного движения – «Как это вы трубите на весь мир о свободе, соглашаясь на поддержку от апофеоза капиталистического общества – США?» – заставил командира поежиться.

Потом вдруг мелькают фразы: «50 человек в табуре – двое осталось», «ИГИЛ на земле непобедимы». Вспоминается наше европейское замешательство при виде автоматов Калашникова повсюду и слова проводников: «Когда будем в Кобани, знайте, турки даже сейчас иногда стреляют с границы. Так что если скажем «быстрей», значит надо быстрей». И как бы некстати возникают в памяти рассказы о бойцах 14-15 лет, от которых не осталось ничего, даже имени.

«А что бы я сделала, если бы мне предложили помощь «главные жандармы мира»?»

– Победа всё равно была бы за нами, – отрезал командир. – Другое дело, что это заняло бы гораздо больше времени. Погибло бы еще больше наших людей. И США самим была необходима эта победа. Они преследовали свои цели.

Удачное совпадение целей на этот раз сыграло на руку Рожаве. 26 марта, спустя 6 месяцев и 2 дня после захвата, город был освобожден.

Кобани часто сравнивают со Сталинградом. И дело тут не в количественном соотношении потерь с обеих сторон. Математика тут не при чём. Вопреки всем расчётам и несмотря на явное преимущество врага, фашизм был повержен. Так было и во время Сталинградской битвы, так случилось и здесь в Кобани, когда недавние революционеры и революционерки победили «холодящий кровь ужас» всего мира – ИГИЛ.

– Когда Советский Союз развалился, для левого движения двери закрылись, – посетовал командир. – Кобани эти двери открыл.  

Есть итальянская песня о Сталинграде. В ней строчка: «Свастика теперь знает, что с этого момента ей каждый город будет Сталинградом» (5). Годы уходят. Седина покрывает головы командиров – вчерашних мальчишек и девчонок, неумело вертевших в руках автоматы Калашникова. Век сменяет другой. Сталинград теперь лишь вспоминают по особому поводу – городу не повезло с названием. Свастика принимает причудливые формы, превращаясь то в «серого волка» (7), то в густобородого джихадиста. Но всем воплощениям свастики теперь известно: каждый город Рожавы будет для них Кобани.

1. Сахар (курд.)
2. Нет, спасибо (курд.)

3. Друг, товарищ (курд.)

4. Аббревиатура «ДАИШ» вместо «ИГИЛ» используется в уничижительном смысле.

5. Sulla sua strada gelata la croce uncinata lo sa/D'ora in poi troverà Stalingrado in ogni città

6. Серые волки — турецкая организация ультраправых националистов.