Нарушения прав заключенных в тюрьме Силиври продолжаются. Каждый день давление на узников усиливается, а пытки достигли невиданных прежде размахов. Находиться в тюрьме все опаснее – многие политические заключенные заразились коронавирусной инфекцией, поскольку администрация не предприняла адекватных противоэпидемических мер.

Говоря по телефону со своим сыном Кадыром, Сонгюль Таштан сделала выводы, что узников здесь оставили на верную смерть. Она побеседовала с «ANF», сказав в своем комментарии о ситуации: «Кадыр никогда не говорил мне ничего подобного, а это значит, что ситуация крайне плохая».

Таштан добавила: «Мой сын сказал: «Мама, мы не можем больше дышать здесь», и попросил меня дать голос их словам на воле. Он сказал, что в камере на 10 человек содержатся 32 заключенных, их питание неудовлетворительно, не предпринимается никаких мер для борьбы с распространением коронавируса, воду постоянно перекрывают, а когда ее подают, она грязная. Им не дают возможности посещать лазарет, а их обращения никуда не идут».

Мать Кадыра добавила, что в тюрьме не позволяется открыто высказывать свои взгляды, а еженедельные закрытые встречи сократились с часа до 45 минут.

«Мой сын находится в тюрьме полтора года, и у нас ни разу не было открытой встречи. Сначала они сказали, что у нас будет час на закрытые встречи, затем сократили это время до 45 минут. Теперь мы можем встречаться лишь на полчаса. Они говорят, что эти изменения – адаптация в условиях коронавируса, но в Рамадан многие заключенные из камеры №5 заразились этим вирусом, и не было предпринято никаких мер, кроме карантина. В камере, где содержится мой сын, тоже был случай [заражения], но, несмотря на это, им даже не сделали тесты. Их просто оставили на карантине. Мой сын рассказал мне, что полтора года он не видел лазарета. Не сделав ему теста, на прошлой неделе его вакцинировали».

Таштан рассказала, что ее сын был бездоказательно арестован полтора года назад. Причиной этого ареста она считает то, что ее семья политизирована. Ее сыну вменили поджог, не предъявив доказательной базы. Она рассказала, что в полиции его пытали: «Они сами написали показания и вынудили моего сына поставить под ними подпись. Он работал, обучал трех своих братьев и сестер, он был ответственным ребенком. Но из-за его семьи – двое его дядей пали в боях – его выбрали жертвой. Ему всего лишь 21 год, и мы страдаем от ночных обысков дважды в месяц. Этот ребенок рос в условиях такого давления, и, как будто этого было мало, он сам стал мишенью. И теперь он подвергается пыткам в тюрьме».