23 июня 1941 года профсоюз работников искусства обратился ко всем театрам со словами: «Где бы ни находились части нашей Красной Армии и Военно-Морского Флота, работники искусства разделяют с бойцами фронтовую жизнь. Отныне искусство, как никогда, будет служить могучим и боевым средством победы над фашизмом». Фронтовые театральные бригады, созданные в годы Великой Отечественной войны, помогали жить, сражаться, поднимали боевой дух солдат и стали живым воплощением героизма советского театра.

Фронтовой курдский театр восстал против системы, уничтожающей личность народа. Рождённый в пламени войны, он пронёс через года наивысшую миссию пробуждения национального сознания, став уникальным явлением современной культуры. Сохранение и развитие культурного достояния – далеко не единственная задача, которую ставит перед собой курдский фронтовой театр. На его сцене материализуются творческие замыслы нового поколения авторов, режиссёров, сценаристов. Вопреки хладнокровным и бесчестным попыткам врага переписать историю возвращается к жизни память о трагических событиях, о героях, павших в бою за будущее, свободное от кровавых режимов. Путь театра, как партизанская тропа, извилист, долог, полон преград и суровых испытаний. Но, как и сердце курдского бойца, он живёт безграничной верой в победу и возрождение…

В 1996 году была основана творческая бригада «Мидия». В ее состав вошли вокально-инструментальные и хореографические коллективы, а также первая официально организованная театральная группа «Шаноя Чия» (Театр гор).

«Мы есть! Наша группа! Мы есть! Радости не было предела…» – вспоминает  деятель театрального искусства товарищ Дирок Дияр. – В горах Гаре района Бадинан представители подразделений собрали нас и объявили о создании театральной группы. Счастье переполняло нас при мысли, что нам доверили развивать наш маленький театр. Вокруг война, бомбардировки, идут ожесточённые бои… Нам по семнадцать-восемнадцать лет. Нет профессиональной подготовки, и многому предстоит учиться самостоятельно. В коллективе всего человек пять. Ни костюмов, ни сценического оборудования, да и помощи ждать особо неоткуда… Но мы есть – и это самое главное!»

Свои первые шаги «Шаноя Чия» делал на импровизированной сцене в партизанских лагерях, окружённых горными долинами и каменными арками скалистых утёсов. Будни фронтового театра отличаются от работы городского театра. Актёры, разделив путь войны вместе с опытными герилла, постоянно переезжали с места на место, выступали в непосредственной близости от военных действий. Изо дня в день подвергая жизнь опасности, коллектив не прекращал трудиться над постановками миниатюр и спектаклей. Играть актёрам приходилось повсюду и в любых условиях – будь то поле, овраг, склоны гор… Зачастую за их спинами взрывались снаряды. И каждая минута на сцене могла стать последней.

«У нас не было сцены и зрительского зала в привычном понимании театрального пространства. Мы сами определяли границы рабочей площадки актёра. Природный ландшафт служил нам декорациями. Иногда что-то выстраивали, мастерили, исходя из возможностей. Сложностей не боялись – наоборот, это стало вызовом для творческой мысли и предоставило простор для фантазии, – рассказывает товарищ Дирок Дияр. – Мы учились организовывать пространство импровизированной сцены таким образом, чтобы через наше воображение зрителю передавалась атмосфера того места, где разворачивается действие спектакля.

       Первые постановки представляли нашим товарищам-партизанам. Когда набрались опыта, нам было предложено показать наработки жителям окрестных поселений. Задача не из простых. Общество того времени консервативное, нравы строгие: многие считали неприемлемым публичные выступления женщин, да и само слово «театр» являлось чуждым и непонятным. Спускаясь в деревни, мы несли с собой реквизит, музыкальные инструменты, на плече – автомат. Некоторые товарищи по двое суток добирались до места, чтобы сыграть свою роль, состоящую из пары фраз. Но, как говорится, маленьких ролей не бывает. Прежде чем пересечь границы населённых пунктов, приходилось переодеваться в сценические костюмы, пряча форму герилла под камнями. Представлялись артистами передвижного театра и приглашали всех посмотреть представление. Не сразу удавалось привлечь внимание зрителей. Иногда люди спрашивали: «Театр? А для чего это?» Бывало, на спектакль приходили только дети. Столпятся стайкой перед сценой и застенчиво смеются.

        Пусть десять малых ребятишек, пусть не совсем та аудитория, на которую рассчитывали, но это не повод опускать руки! Эти дети первый раз в жизни увидят спектакль и узнают, что такое театр. В их сознании зародится понимание чего-то нового и, возможно, затронет до глубины души, поселив в сердце любовь к искусству.

        К началу 2000-х общество стало меняться. Люди заинтересовались театром, ждали с нетерпением, когда «Шаноя Чия» вернётся в их деревни. Мы ставили спектакли о событиях в иракском Курдистане, о войне, о судьбе человека. Реакции зрителей пока ещё оставались почти «детскими»: порой актёра, исполнявшего роль предателя, ненавидели всем селом, укоряя и неодобрительно комментируя каждое его действие на сцене. Но театр уже не был «странным и пустым занятием». Драматическое искусство постепенно превращалось в неотъемлемую часть культурного мировоззрения.

       Однажды отыграли спектакль, собирались уходить. Смотрю – в тени кустарника сидит старенький дедушка и плачет. Слёзы по щекам льются.

    – Дедушка, что с тобой?

    – Я пятьдесят лет не слышал музыки саза.

      А в другой деревне, область Метин в сторону Канимаси, после спектакля к нам подошёл пожилой мужчина и позвал к себе домой. Вывел на порог своего внука, мальчонку лет десяти, и говорит: «Он сирота. Возьмите его с собой! Что с ним станет, когда я умру? Прошу. Пусть другую жизнь увидит, не такую, как тут. Пусть учиться, развивается, занимается творчеством». Мы взяли. Мальчика назвали Хунэр (искусство). Спектакли занимали все его мысли. И в скором времени в труппе театра появился новый актёр, совсем юный, но трудолюбивый и безгранично преданный делу.

       Есть ли национальность у тетра? С детства мы испытывали на себе лично, как режим создаёт из молодёжи «детей БААС». Почему твой творческий путь возможен только при условии полного отказа от своего происхождения? Почему можно исполнять песни на арабском, персидском, турецком – на любом языке, кроме курдского? У театра нет национальности! Это живая свободная сила, рождающая личность. Мать всех искусств. Всё то, что составляет «национальные черты» театра, является вспомогательным средством, позволяющим раскрыть творческий замысел, разговаривая со зрителем на его родном языке. Но, как и другие театры мира, курдский театр имеет право на жизнь. Его миссия представляет собой сложный процесс сохранения культурного наследия и одновременно с тем пробуждение самой личности курдского народа.

      С 1996 года коллектив «Шаноя Чия» менялся не один раз. Из первого состава я одна. Товарищи погибли… Мне не страшно умереть! Хочу успеть доделать начатое и не остановиться на полпути. Если уж суждено, то пусть смерть встречу на сцене. Есть такое чувство… через минуту тебя не станет, но жить будешь вечно… Я оставлю после себя театр! И в нём моя жизнь».

     Курдский фронтовой театр «Шаноя Чия» функционирует и поныне. В составе его основной труппы пятнадцать человек. На базе культурного объединения разрабатываются методики обучения театральному искусству. Театр дал начало творчеству многих других групп, действующих на территории Курдистана. В выборе репертуара основной упор делается на работы курдских авторов. Именно из-под их пера выходят в свет произведения, наиболее близкие народу. Память о трагических событиях в осаждённых городах стимулирует людей глубоко и всесторонне изучать историю своей земли, своего народа. Формирование личности курдского актёра – особый процесс, вместе с творческим раскрытием возрождается «курдская личность».

О буднях курдских театральных групп рассказывает ассистент режиссёра товарищ Создар Сила: «На сегодняшний день в Рожаве и во многих городах на севере Сирии при поддержке Движения культуры Курдистана организованы центры искусства, названные в честь погибших деятелей культуры. В начале войны, как только появилась возможность, они первыми открыли свои двери для всех желающих развивать народное творчество. До недавнего времени государство препятствовало любой форме культурной инициативы. И театр был особенно уязвим.

К сожалению, целый ряд проблем ещё только предстоит решить. Мы понимаем, что драматическое искусство Курдистана не должно ограничиваться работой отдельных групп, и поэтому планируем создание театрального института, который объединит актёров, режиссёров, сценаристов, драматургов в стенах образовательного учреждения. Есть залы, где можно проводить занятия и репетиции, но зачастую сталкиваемся с нехваткой материалов для изготовления декораций, костюмов, реквизита… Работа свето- и звукорежиссёров тоже осложняется отсутствием комплектующих оборудования. Иногда такого оборудования попросту нет. Используем то, что можем себе позволить. Перевод текстов мировых классиков для постановки спектакля – одна из самых сложных задач: нужно обладать высоким уровнем знания иностранных языков, чтобы сохранить красоту и выразительность авторского слова.

И война, конечно… Накануне вторжения Турции в Африн наш коллектив готовился к театральному фестивалю «Митан». Везли три спектакля! Мы долго добирались до города, были в предвкушении от предстоящего мероприятия и полны надежд: сколько душевных сил, сколько труда вложено. И вдруг перед нами такая стена выросла. Больно вспоминать…

Но процесс не стоит на месте! На наших глазах театр развивается, мы видим его будущее и верим, что когда-нибудь он станет большим, профессиональным, академическим. На семинарах обсуждаем книги Станиславского, на занятиях по актёрскому мастерству применяем его методики. Большое внимание уделяем сценической речи, пластике. Мимика и жесты актёра выражают эмоции персонажа, поэтому необходимо стремиться к совершенному владению телом.

 Курдский театр будет жить! Он обязательно донесёт миру своё послание!»