Ахмель Эчеваррия родился в 1974 году в Гаване, закончил факультет машиностроения, но сейчас занимается, по его формулировке, «ремеслом писателя». Он опубликовал пять книг, первой из которых был сборник коротких рассказов «Опись» («Inventario»), за которым последовали два романа, «Обломки» («Esquirlas») и «Дни учебы» («Días de entrenamiento»). Эти три книги составляют, по словам Ахмеля, «цикл памяти». Рассказчика героя зовут Ахмель, и он стремится описать то, что происходило в типичной кубинской семье с конца 1958 до 2000 года. К этим произведением позднее присоединились романы «Буйвола на бойню» («Bufalo camino al matadero») и «Колесо обозрения» («La Noria»).

В 2017 году Эчеваррия получил за свой роман одну из самых престижных писательских премий на Кубе, премию Алехо Карпентьера.

Мы встретились с Ахмелем в доме, в котором он живет со своим партнером, художницей по имени Киренайка Морейра. Этот дом находится в Кохимаре, рыбацкой деревне, которую любил Эрнест Хемингуэй. Окна дома выходят на море и гавань, где Хемингуэй пришвартовывал свою лодку.



Как вы перешли от ремесла инженера-механика к писательству?

Как мне это вам объяснить? После того, как я закончил учиться на инженера, я прошел «социальную службу» и встретил новых друзей, некоторые из которых были писателями. Свою «социальную службу» я проходил в воинской части, и в первые месяцы служба была не сильно тяжелой. Я понемногу начал писать небольшие, очень короткие рассказы, а также то, что я в то время называл поэмами. Затем друг Мишель Энкиноса, в настоящее время переводчик, писатель и редактор, предложил мне, чтобы я пошел на литературный семинар, который в то время вел автор Хорхе Альберто Агиар.

Я пошел туда, и на этом семинаре я встретил того, кого я, не колеблясь, могу назвать идеальным человеком. Он начал говорить о литературе не только с точки зрения повествовательной техники. Он призывал нас «подумать над литературой», понять общество, в котором мы живем и факторы, которые влияют на него: политика, экономика, культура. Через некоторое время мои тексты начали отходить от моего личного опыта. Я перестал брать материалы из своей личной биографии, чтобы создать, своего рода, биографию «другого».

Как вы оцениваете современную кубинскую литературу?

Многие молодые и не очень молодые люди пишут на Кубе. Это мужчины и женщины, гетеро- и гомосексуалы; темы, о которых они пишут, совершенно различны и разнообразны, как и их подходы к ним. Таким образом, литература находится в достаточно здоровом состоянии. Однако, помимо этого здорового состояния, мне интересно «менее здоровое» состояние нашей литературы: это те писатели, которые решили встать на более извилистый путь, путь, который уводит их вдаль от правил, и кто прыгает в это неизведанное пространство без парашюта или сети. Я говорю о тех, кто готов на авантюры, в которых боль не значит ничего, как и пустота, заблуждения, и поражения, от которых они страдают.

Есть поколение писателей, чей фундаментальный подход я считаю очень интересным. Навскидку я могу назвать такие имена, как Хорхе Энрике Лахе, Рауль Флорес Ириарте, Осдани Моралес, Орландо Луис Пардо или Даниэль Диас Мантилья, если мы говорим о художественной литературе. Литература первых двух писателей полна элементами абсурда, суперзвездами Голливуда, известными в мире певцами и писателями, существующими в контексте настолько же реальном, как и сама Гавана: эти роскошные млекопитающие прогуливаются по ней и взаимодействуют с простыми кубинцами. Лахе очень политичен, а Рауль, с другой стороны, является более беспристрастным и наивным. Осдани создает произведение, где у каждого литературного элемента есть несколько слоев: сюжет, структура и тайна. Даниэль – это бомба замедленного действия, которая сидит в гостиной, выглядя достойно. Орландо Луис Пардо является политическим писателем, действие его рассказов происходит «где-то там», он экспериментирует со своей речью, своим языком: в его работе слово имеет большее значение, чем сам конфликт.

Если мы говорим об эссе, то я бы хотел отметить Хамилю Медину и Жилберто Падилья. Хамиля — поэт и рассказчик, ее проза является сложной и глубокой, и это делает воинственность в ее произведениях вдвойне вдохновляющей. Жилберто находится на противоположной стороне: в его литературной критике и эссеистике есть легкость, вес и смертоносная сила серебряной пули.

Что касается поэзии, я мог бы выделить Джамилю, и за ней Оскара Круса, Хосе Рамона Санчеса, Серхио Гарсию Самора и Хавьера Л. Мора. Это действительно длинный список.

Кроме того, я могу копнуть еще чуть глубже и отметить писателей, которым уже далеко не 30-40 лет, но чей подход является очень привлекательным. Я могу привести в пример Марсиаля Гала, Виктора Флоу как эссеиста и поэта, Альберто Гаррандеса, как писателя, публициста и критика (например, он написал несколько очень интересных литературных эссе и эссе о кино, сосредоточив внимание на взаимосвязи между эротикой и сексом в кино). Я хотел бы добавить к этому списку Рикардо Альберто Переса, Рито Рамона Ароче, Солейду Риос, Нару Мансур, Антона Арруфата... и я остановлюсь на этом, хоть я и уверен, что я кого-то упустил.

В ваших работах по литературной критике и в других произведениях вы часто говорите о группах и авторах, которые живут не в Гаване. Аналогичным образом, многие из ваших статей публикуются в культурных журналах, редакция которых расположена не в столице Кубы. Выступаете ли вы за децентрализацию кубинской литературы, чтобы ее не путали с тем, что издается только в Гаване?

Дело в том, что существуют очень интересные, активные и экспериментальные литературные проекты, которые создаются за пределами столицы. Например, могу отметить, что происходит в восточной части Кубы, а также поэтов Оскара Круса и Хосе Рамона, которые публикуют журнал под названием «Ла Нория». Они приглашают кубинских писателей, которые разделяют аналогичный творческий подход, интересы и другие культурные связи, сотрудничать с ними. Этот журнал является также окном в мир через переводы и сотрудничество с кубинскими авторами, живущими за пределами Кубы, а также зарубежными писателями. 

Другим примером может стать Юниер Рикуенес, который родился в Гранме и живет в Сантьяго-де-Куба. Помимо того, что он плодовитый детский писатель, у него есть также цифровой проект, «Клаустрофобиас», который не ограничивается одним регионом – он призван показать всему миру, какие литературные произведения создаются на Кубе.
 В городе Ольгин есть поэт Луис Юссеф, который руководит небольшим издательским домом под названием «Ла Лус» – это издательство стало одним из важнейших во всей стране. Вилья-Клара предствалена Анислеем Негрином Руисом и Серхио Гарсией Самора. Хотя некоторые из них и живут в Гаване, а некоторые и вовсе за пределами Кубы, мы также должны упомянуть таких, как Камагуэй, из Нуэва-Пас, Осдани Моралес (в Нью-Йорке) из Ольгина, Джамилю Медина, из Пинар дель Рио, Агнеску Эрнандес.

Список можно продолжать, но нам кажется, лучше кого-то пропустить, чем внести в этот список того, кто этого не заслужил!


Давайте поговорим о вас. Вы из Гаваны. Как этот город влияет на ваши тексты?

Гавана является той средой, которую я хорошо знаю, потому она стала главной сценой большей части моих книг. Однако есть некоторые мои работы, которые выходят за рамки этого личного пространства, а также темы, которые интригуют меня писать или изобретать различные биографии, другие сценарии.

В книге «Буйволов на убой» («Búfalos camino al matadero») я отхожу от национального контекста. Я будто бы «путешествую» в Соединенные Штаты, так как мне было интересно рассмотреть контекст жизни маргинального парня, который был на войне в Ирака и возвращается в свою страну с планом о том, что он собирается прийти с планом.

Благодаря переписке с кубинским другом, который жил в Нью-Йорке и был там социальным работником, мне удалось узнать суть этой жизни. Я решил изучить различные миры, потому что хотел отойти от привычного сценария, который мог бы стать для меня тюрьмой. Как вы отходите от привычного, вы в то же время возращаетесь. Я чувствую, что этот роман, действие которого происходит не в Гаване, все же имеет точку соприкосновения с этим городом и с Кубой.

Конечно, я уверен, что Гавана занимает важное место в моей работе.

Какое влияние на себя и вашу манеру письма вы еще можете отметить?

На меня очень сильное влияние оказал Пабло Пикассо, особенно его картина «Авиньонские девицы». Мне очень интересно изобразительное искусство, поэтому одной из моих литературных моделей был Пабло Пикассо, потому что он интересуется тем, что происходит, он знакомится с другими художниками и культурами, а затем создает своего рода перевод того, что его очаровало.

Среди того, что на меня повлияло, есть также фильмы, музыка и, конечно же, литература. Мне нравится Рейнальдо Аренас, Виргилио Пиньера, частично Сервантес и все произведения Гильермо Розалеса, которых не так уж много. Есть и другие: Клаудио Магрис, Чехов, Борхес и Эко... Как вы уже заметили, я пытаюсь определить влияние не только с точки зрения его начала и продолжения, но и исходя из того факта, что мне нравится писать понятно. Я стараюсь создавать произведения, которые не будет страшно сравнить с другими трудами писателей, произведения, которые позволят мне взять на свой борт правильные инструменты и помогут мне продвинуться на своем пути к будущему шедевру…, даже если я его никогда не напишу. С помощью своих собственных ресурсов, навыков и ошибок я хочу двигаться вперед, как стрелки часов.

Что вы думаете о кубинской культурной политике, особенно в том, что касается литературы?

На этот вопрос достаточно сложно ответить, учитывая, что кубинское правительство видит в культуре одновременно щит и меч нации. Мудрому достаточно одного слова: крепость в осаде, щит предназначен для обороны, меч для атаки.

Есть несколько авторов и книг, которые считаются политически неправильными или неприемлемыми из-за конфликтов, которые они рассматривают. Сейчас уже не 70-е годы: скажем так, культурная и редакционная политика теперь допускает некоторые новые темы: можно писать о проституции, расизме, сексуальном разнообразии, болезненных главах нашей истории после 1959 года, но это просто некоторые привилегии. Большая часть работ авторов публикуется, но некоторых других авторов, нельзя упоминать даже по телевизору. Существуют предприниматели, которые на свои собственные ресурсы и самостоятельно принимая на себя весь риск, создают издательства и распространяют каталог авторов и журналов через газетные киоски, однако культурная политика по-прежнему поддерживает этот менталитет осады.


Что бы вы предложили в этой ситуации?

Работа интеллектуала — наблюдать, обобщать и критически анализировать контекст, в котором он живет, а затем делиться и распространять свое произведение. Сейчас, фактически, обязанность писателя – выбрать не только тех, к кому вы хотите обратиться, но и способ разработки и распространения своего контента. Недостаточно просто самостоятельно создать блог, журнал в интернете или стать независимым издателем.

Думать — значит созидать, а созидать — значит сопротивляться.