Режиссер Вейси Алтай создал фильм о борьбе родственников исчезнувших и пропавших без вести граждан Турции. Он упомянул, что площадь Галатасарай была открыта для пикетов только на 1000-ю неделю акции Субботних матерей и вскоре закрыта снова, и добавил, что Турция отрицает существование этой открытой раны – проблемы семей, потерявших своих близких.

Субботние матери и их соратники проводят сидячую акцию протеста на стамбульской площади Галатасарай с 1995 года. Недавно прошла 1000-я неделя этой акции; в последнее время её участницы снова испытывают сильное давление. На днях правительство ПСР/ПНД закрыло площадь полицейскими заграждениями. Родственников исчезнувших неоднократно задерживали с применением силы. Несмотря на то, что женщинам разрешили сделать заявление, площадь так и не была открыта для демонстраций. Женщинам удалось попасть сюда лишь в 1000-ю неделю пикета. Ранее заместительница председателя парламентской группы ПСР, турецкий политик Озлем Зенгин сказала, что власти откроют площадь, преподнеся это решение, как благословение, но затем добавила: «Мы не позволим злоупотреблять этим». Все обернулось ещё хуже – после того, как активисты отметили 1000-ю неделю, организовав пикет, в котором приняло участие большое количество людей, площадь снова заблокировали полицейскими заграждениями. Тем не менее, Субботние матери продолжают свою борьбу, несмотря на все преграды.

«Колодец» (Bîr) – документальный фильм, снятый в 2018 году режиссером Вейси Алтаем, который был свидетелем борьбы пострадавших семей и снимал кино- и фотоработы об исчезнувших людях на протяжении многих лет. Фильм по-прежнему очень актуален – кинолента рассказывает историю 7 человек, которые пропали без вести в Керборане (Даргечите) в 90-е годы.

Корреспондент ANF поговорил с Алтаем о его работе, а также о том, как ему удалось запечатлеть борьбу родственников исчезнувших людей.

- Борьба Субботних матерей и их соратников продолжается уже более 1000 недель. Расскажите, как начинался первый этап съемок вашего документального фильма?

- Честно говоря, это началось давно. Я тоже активист из числа тех, кто занят проблемой исчезновений, и я занимаюсь этим с 2000 года. Я долгое время работал в области прав человека в рядах Ассоциации по правам человека (АПЧ), в её отделениях в Стамбуле и Анкаре. Я был вовлечен в эту проблему лично. Я долгое время фотографировал происходящее, собирая архив, потому что у нас проходит много общественных мероприятий. К сожалению, у всех нас есть недоработки с сохранением этой памяти, и мы должны делать усилия, чтобы нести что-то в будущее. Честно говоря, я собирал фотоснимки и истории, чтобы заполнить пробелы. Затем я сделал фотоработу из снимков, снятых до 2010 года. Это был фотоальбом под названием «Потерянные мы», в который вошли около 100 фотографий и историй.

Затем я снял документальный фильм под названием «Государство-преступник» (Perpetrator State) об исчезнувших людях. В нем рассказываются истории наших сограждан, которые пропали без вести и были убиты в 90-95 годах в Джизре. Он увидел свет в 2012 году. В тот же период я готовил документальный фильм о матери Берфо и закончил работу над ним примерно в 2015 году. После 2015 года я сосредоточился на трагедиях исчезнувших жителей Керборана.

- Фактически, вы были одновременно вовлечены в проблему и работали над сохранением памяти...

- Да. Конечно, всё это было в центре моего внимания, когда я работал над ситуацией исчезнувших людей. В целом это похоже на создание архивов, фотографирование, сбор историй. Тогда, закончив работу над документальным фильмом о матери Берфо, я начал трудиться над другим документальным кино под названием «Колодец». На самом деле я приступил к работе над ним ещё в 2010 году. Тем временем я наблюдал за ситуациями Хазни Догана, братом Сейхана Догана, и матери Хедие, которые пропали без вести в Керборане. Я часто приходил к ним домой, чтобы побеседовать о ходе дел. Тогда уже шел судебный процесс.

- Когда вы начали работать, исчезнувшие люди еще не были найдены, верно?

- Да. Когда мы начали эту работу, никто из исчезнувших не был найден. Честно говоря, никто и не надеялся, что их смогут отыскать. В те дни, когда я начал проводить интервью и беседы с их близкими, я ездил как в Керборан, так и к матери Хедие, поскольку она жила в районе Канара в Стамбуле. Затем, в ходе суда, в результате признаний информатора и фиксации мест событий, появилась различная информация о расположении захоронений. Тогда адвокаты семей жертв обратились в прокуратуру Керборана, а также в прокуратуру Амеда. Информаторы предоставили нужные данные, поэтому были поданы ходатайства с требованием провести повторное расследование этих исчезновений, исследовать места, указанные этими людьми, в соответствии с Миннесотскими протоколами и достать останки. Затем был подан иск, и прокуратура Керборана приняла решение обследовать ряд мест, где могли находиться останки. В дату, когда места захоронений должны были эксгумировать, мы отправились в Керборан с нашими друзьями из АПЧ и семьями жертв. Конечно же, прокуратура и некоторые полицейские начали использовать бульдозеры, что полностью противоречит Миннесотским протоколам. Тогда мы не получили никаких четких данных. В тот же день собралось много семей. Мы посетили несколько мест в той деревне, чтобы посмотреть, что происходит, потому что об этом месте ходили слухи.

- Что это были за слухи?

- Эта деревня некоторое время находилась под контролем армии, и люди рассказывали друг другу, что на её территории пытали и убивали, а многие люди пропадали без вести. В этих двух поселениях также было много колодцев. Вероятно, многие жертвы убийств были сброшены в эти колодцы. Мы проверили несколько колодцев и заметили, что там лежат вещи, которые явно принесли из другой местности. Мы начали копать вместе с семьями, чтобы исследовать колодцы. Когда я говорю «копать», я имею в виду, что мы стали убирать камни, скопившийся мусор и т. д. Через некоторое время в колодце нашли человеческую одежду и некоторые личные вещи. Тогда муниципалитет Керборан находился под управлением ДПН (Демократической партии народов – прим.). Семьи позвонили в муниципалитет, и его представители немедленно приехали. Мы осушали колодец в течение нескольких часов и нашли там несколько образцов костей. Конечно, юристы сказали, что если мы извлечем эти кости своими силами, возникнут юридические сложности, потому что их должны достать с разрешения и при участии прокуратуры. Было подано заявление в прокуратуру, после чего раскопки продолжились. На этом месте были найдены останки Сейхана Догана и Амина Аслана. Конечно, на тот момент мы ещё не знали, кому принадлежат эти кости, но позже личности погибших были установлены. Тело одного из 7 человек, пропавших в тот же период, было найдено в колодце в 1996 году. Из числа прочих шести человек, которые также пропали без вести, двое были найдены в Кызылтепе (Косере), в 150-200 км от места происшествия. Затем тела Надыма Акьона и Давута Алтункайнака были обнаружены в пещере неподалеку от деревни, где они проживали. В 2013, 2014 и 2015 годах останки извлекались из различных пещер и колодцев с интервалом в один год. Мы следили за всеми этими процессами. Я снимал и фиксировал всё, и так я набрал материал для фильма.

- С 2018 года и по сей день площадь Галатасарай долгое время была под запретом для протестов и демонстраций. Она была открыта только на 1000-ю неделю акции, а затем её снова заблокировали. Как человек, фиксирующий и поддерживающий борьбу родственников исчезнувших людей на протяжении долгого времени, как вы оцениваете эту ситуацию?

- Откровенно говоря, проблема исчезновений характерна не только для Турции. Такие страны, как Гватемала, Чили, Аргентина, Сальвадор, а также Испания времен Франко сталкивались с насильственными исчезновениями. Многие государства мира используют одни и те же методы, когда похищают людей и устраивают расправы... Некоторые страны пытаются решать проблему, а некоторые игнорируют её существование. Власти Турции также полностью отрицают проблему, вместо того чтобы решать её. Было время, когда ПСР частично занялась насильственными исчезновениями. Фактически, этот период пришелся на 2012-2014 годы.

Как я уже говорил, тогда было найдено множество тел, исследовано множество кладбищ и могил, а кости находили и извлекали способами, не разрешенными Миннесотским протоколом. Некоторые из останков позже скрыли, заявив, что это кости животных. Учреждения судебной медицины, связанные с государством, фактически пытались скрыть преступления, совершенные режимом. В Турции нет независимой судебной медицины или учреждений, которые могли бы провести независимое расследование.

- Судя по всему, никаких результатов судебные процессы не принесли...

- Вместо того, чтобы признать случившееся, правительство каким-то образом оправдывало людей, совершавших убийства, находясь при государственных должностях, когда жертвы были под стражей в органах безопасности. Государство фактически защищало преступников до самого конца. Джемаль Темизёз получил от властей около 127 наград за множество убийств, совершенных им в Джизре, – за множество людей, которых он убил или заставил исчезнуть навсегда. Муса Читиль сыграл далеко не последнюю роль в исчезновении 11 жителей деревни в провинции Мардин, а затем был вновь назначен командующим операцией подавления сопротивления в Суре.

Мехмет Агарлар, Седат Буджаклар, Ариф Доганлар и многие другие так и не были наказаны за содеянное. Против всех них было подано множество судебных исков, но все они были оправданы.

Конечно, даже то, что семьи добиваются справедливости и могут достучаться до людей, серьезно беспокоит правительство. Сначала убийцы были оправданы во всех судах. Потом активисткам запретили выходить на площадь Галатасарай, и власти стали вести себя так, будто такой проблемы в Турции не существует или она очень индивидуальна. Это логичное продолжение 100-летней официальной политики турецкого государства.

Если кто-то выходит за пределы «красной черты», которую провели власти, он снова сталкивается с репрессиями со стороны государства, рискует сесть в тюрьму или подвергаться постоянным задержаниям. Когда-то правительство ПСР делало вид, что будет противостоять проблемам, назревшим в Турции. Но оно сотрудничало и сотрудничает со всеми убийцами, которые делали грязную работу в этой стране. Сегодня они поддерживают все преступления против человечности, одобряют геноцид и массовые убийства, имевшие место в прошлом. Любой, кто выступает против этого, становится их потенциальным врагом. Поэтому запрет – не такая уж простая ситуация.

Возможно, правительство сможет запретить и инициативу Субботних матерей. Но это, в конечном счете, не прервет борьбу, которую женщины, ищущие своих близких, ведут с 1995 года. Такая угроза не заставит никого из нас отступить. Когда Субботние матери и прочие активисты впервые пришли на площадь Галатасарай в 90-х годах, их жестоко избивали, волокли по земле, задерживали и бросали в тюрьмы. Но с 1995 года эти люди, их внуки и дети до сих пор ищут справедливости. Такое можно видеть не только в Стамбуле. Эти люди стоят в пикетах перед средней школой в Джизре, в Амеде, Кошуёлу, Батмане, Урфе. Стоит помнить, что мы говорим о почти десяти тысячах убийств и случаях, когда люди пропали навсегда по вине государства. Всё это произошло в Курдистане. По крайней мере, Субботние матери и наши соратники пытаются добиться справедливости для жертв этих преступлений.

Мы должны оценить проблему с нашей собственной точки зрения и задаться вопросом – что ещё мы можем сделать? Как мы можем усилить борьбу? Я делаю это с помощью кино, кто-то другой может сделать это в рамках статьи, которую он напишет, либо делая фоторепортаж. Потому что это один из важнейших вопросов Турции и Курдистана. Это бесконечный траур. Это человеческие истории, оставшиеся на грани между жизнью и смертью. Другими словами, мертвые не умирают, потому что пропали без вести, а живые не живут, потому что их родственники исчезли. Если мы хотим говорить о нормализации обстановки в стране, мире или разрешении конфликтов, этот вопрос должен быть решен.