Иранцы вынуждены реагировать на взрывы и новые дипломатические угрозы

Иран использует двустороннюю стратегию в ответ на давление, усиливая дипломатическую конфронтацию и продвигаясь вперед в своей ядерной программе.

На видео, которое стало вирусным, можно увидеть министра иностранных дел Ирана Мохаммада Джавада Зарифа, выступающего в Меджлисе, иранском парламенте, где законодатели кричали на него. Это произошло в воскресенье.

«Мученик Солеймани и я проводили еженедельные встречи», – сказал он, имея в виду Касема Солеймани, убитого США в начале этого года. Он добавил, что глава «Хезболлы» Хасан Насралла и палестинское сопротивление, среди прочих, могли бы подтвердить это.

Названный лжецом кричащими парламентариями, Зариф сослался на аятоллу Али Хаменеи: «Все, что я говорил во время переговоров, верховный лидер слышал. Если я солгал, он услышит и скажет».

Зариф, стоя на фоне зеленого мрамора, похожего на фон Генеральной Ассамблеи ООН, пытался убедить своих оппонентов из консервативной фракции большинства: «Мы все в одной лодке. США не признают либералов, реформистов, консерваторов, революционеров и нереволюционеров».

Днем позже агентство Reuters сообщило, что та же группа законодателей планирует вызвать президента Хасана Роухани на допрос – первый шаг к импичменту, хотя Хаменеи может заблокировать этот шаг.

Парламентские протесты в адрес иранской исполнительной власти – но не в адрес верховного лидера Хаменеи – происходят на фоне углубляющегося экономического кризиса. Он развивается с тех пор, как США вышли из иранской ядерной сделки, известной как Совместный всеобъемлющий план действий (СВДП), и вновь ввели санкции против Ирана в 2018 году (США запретили Ирану экспортировать нефть, а также ввели санкции против сталелитейной промышленности, аграрного сектора и множества других иранских предприятий, практически разрушив иранский экспорт и подорвав импорт. Иран, который импортирует значительную часть продовольствия, продукцию машиностроения, медицинское оборудование, и чьи бюджетные расходы на 30-40 процентов оплачивались благодаря экспорту нефти, оказался в состоянии хозяйственной катастрофы, – прим).

Обескураживающее количество больных коронавирусом, рост безработицы и растущая инфляция усугубили ситуацию.

Между тем, Международное агентство по атомной энергии (МАГАТЭ) в последние недели неоднократно критиковало Иран за нарушения условий сделки. Эти нарушения могут быть доведены до сведения Совета Безопасности ООН, который обсудит вопрос о продлении эмбарго на поставки оружия Ирану в рамках СВПД (Ядерной сделки), срок действия которого истекает в октябре. США и Израиль призвали к продлению эмбарго.

В пятницу Зариф запустил «механизм споров» в рамках СВПД по «имплементационным вопросам» с Францией, Германией и Великобританией. Если эти вопросы не будут решены в течение 30 дней, сделка может быть расторгнута.

А еще есть серия загадочных взрывов внутри Исламской Республики Иран, самый чувствительный из которых произошел на прошлой неделе на передовом заводе по производству центрифуг для обогащения урана в Натанзе. Этот взрыв, как сообщила в понедельник газета «Нью-Йорк Таймс», был вызван бомбой, заложенной Израилем. Ущерб, нанесенный этому объекту, как полагают, отбросил ядерную программу Ирана на несколько месяцев назад.

Яков Лаппин, исследователь Центра «Бегин-Садат» и Института Мирьям, сказал, что плохая экономическая ситуация означает, что общественное мнение о режиме в Иране является самым плохим со времен революции 1979 года.

«Люди, которые сыты по горло режимом, также сыты по горло его реформаторами, такими как Роухани, который проводил кампанию, основанную на экономических обещаниях. Они не были выполнены, – сказал Лаппин. – Во время уличных протестов и скандирования лозунгов вы слышите, что люди сыты по горло всей моделью правления Исламской Республики... и Запад должен это учитывать».

Но в электоральном плане разочарование реформаторами придало сил жестким антизападным принципиалам, также называемым консерваторами, которые выиграли 221 из 279 мест в Меджлисе на парламентских выборах этого года.

(Режим отстранил от участия в выборах сотни представителей других фракций, попросту предоставив возможность победы одной группировке – принципиалам, близким к верховному лидеру Хаменеи. При этом явка на выборах составила 42,57%. Без насильственно согнанных туда бюджетников она составила бы всего 26%. Впрочем, сказалась и эпидемия коронавируса. В действительности почти вся реальная власть в Иране принадлежит неизбираемому народом духовному лидеру Али Хаменеи, контролирующему все силовые структуры и имеющему право принимать практически любые решения в области права, политики и финансов, а так же, используя институты Исламской республики, отстранять любых политиков от участия в парламентских выборах. Власть парламента минимальна. Но даже эту власть Хаменеи решил свести к нулю, наполнив парламент своим сторонниками – принципиалами. Причиной этого стало опасение, что парламент в условиях бунтов может превратиться в альтернативный центр власти. Но такое решение грозит режиму дальнейшими политическими осложнениями. В 2018 и 2019 годах в Иране имели место массовые протесты с участием сотен тысяч людей, в ходе которых их участники атаковали правительственные здания; силовики усмирили бунтовщиков в ноябре 2019 года, убив свыше тысячи человек в течение недели. Согласно исследованиям социологов, наиболее протестными являются те районы Ирана, где население не участвует в выборах, либо голосует за реформаторов. Отказ допустить на выборы реформаторов и неявка туда абсолютного большинства населения – тревожный знак для Хаменеи, – прим).

Раз Зиммт, научный сотрудник Института исследований национальной безопасности, сказал, что с иранской точки зрения дела обстоят следующим образом: «Хаменеи много лет говорил, что нельзя доверять США, и все, что те хотят, – это смена режима, поэтому даже компромиссы не остановят их давление. Все, что он сказал, очевидно, произошло. Исламская Республика Иран подписала соглашение с США, согласилась на крупные уступки (на снятие эмбарго в обмен на отказ от программы ядерных вооружений, – прим.), а затем новый президент США отбросил соглашение и ввел санкции».

Оба исследователя заявили, что иранский режим, похоже, надеялся дождаться президентских выборов в США в ноябре, чтобы увидеть, будет ли президент Дональд Трамп отстранен от должности, и они могли бы пересмотреть ядерную сделку, заключив ее снова с предполагаемым кандидатом от Демократической партии Джо Байденом. Но теперь режим сталкивается с давлением, и вынужден каким-то образом отреагировать.

«Все, что делает режим, должно рассматриваться как реакция на то, что их прижали к стенке, – сказал Лапин. – Иран не хочет начинать военную эскалацию против США – или Израиля, если уж на то пошло. Я думаю, что это не изменилось».

(После выхода США из СВДП – Ядерной сделки – в мае 2018 года, Трамп в ноябре того же года ввел санкции против иранской нефти в рамках кампании «максимальное давление». В результате к сегодняшнему дню иранский нефтяной экспорт сократился с 2,6 млн. до примерно 70 тыс. баррелей в день. Иран продолжал соблюдать условия сделки еще год, но затем заявил о своих планах обогащать уран, приближая его к оружейному уровню. Это вызвало новые угрозы и санкции США. В ответ Иран предпринял акции давления на войска США, расположенные в Ираке, и американскую дипмиссию, использовав своих прокси, которые регулярно ведут ракетные обстрелы американцев, – прим).

«Вместо этого режим предпринимает два шага в ответ на одновременное слияние точек давления, – сказал Лапин. – То, что меняется, – это готовность ответить на давление усилением дипломатической конфронтации и тревожным прогрессом в иранской ядерной программе».

Циммт отметил: «Иранцы находятся в ситуации, когда они говорят: «Мы разочарованы европейцами; они могут даже присоединиться к американцам, чтобы продолжить оружейное эмбарго против Ирана. МАГАТЭ обвиняет нас в несоблюдении требования; возможно, пришло время предпринять дополнительные шаги в направлении создания ядерного оружия».

Намерение Зарифа обратиться к механизму урегулирования споров по СВПД является «еще одним выражением необходимости правительства что-то сделать», – указывает Циммт.

Теперь, в связи со взрывом в Натанзе, жесткое парламентское большинство будет еще больше требовать реакции, хотя Циммт считает, что режим станет более осторожным.

«Они хотят посмотреть, что произойдет с МАГАТЭ или с эмбарго на поставки оружия в Иран, и не будут предпринимать драматические шаги до этого, – сказал он. – Но если им будет плохо, они могут сделать более провокационный ход».

Лаппин выразил обеспокоенность тем, что в ответ на взрыв в Натанзе иранский режим «может попытаться ускорить ядерную программу или увеличить спонсорство вредоносной деятельности в регионе, атакуя американские военные объекты, Саудовскую Аравию или израильские интересы на международном уровне или из Сирии».

В то же время, по его словам, иранцы находятся на «чувствительном стыке», потому что они «очень хорошо понимают, что ответ [США и\или Израиля] может привести к ответной реакции и снежному кому».

«Ближайшие недели и месяцы покажут, пойдет ли Иран по просчитанному пути эскалации или снизит масштабы эскалации», – сказал Лаппин.

(Иранцы, используя своих союзников, например «Катаиб Хезболлу» и другие ополчения в Ираке, постоянно наносят удары по войскам и гражданским объектам США в Ираке, добиваясь ухода американских военных из страны. В то же время администрация президента Трампа опасается обострения в Ираке незадолго до выборов. Поэтому Трамп ведет себя пассивно. Его главным кошмаром является развязывание войны с Ираном, поскольку Дональд Трамп пришел к власти, обещая сократить присутствие США на Ближнем Востоке и не допустить втягивания страны в очередную войну за рубежом. Однако иранцы ощущают его слабость и продолжают усиливать давление. Весь вопрос в том, какую тактику они намерены использовать в будущем. Например, они могут усилить интенсивность обстрелов объектов США в Ираке, желая унизить Трампа и подорвать его позиции на выборах в США. Но это опасная игра, потому что США, убив 3 января 2020 года Касема Сулеймани – второе лицо в иранском режиме – показали, что они могут нанести руководству Исламской Республики серьезный урон. Кроме того, акции, подобные атаке на Сулеймани, могут поднять авторитет Трампа, – прим.)