Несмотря на недавний скачок рейтинга одобрения, значительный массив доказательств указывает на то, что президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган теряет позиции внутри страны под давлением экономических проблем, продолжающегося кризиса беженцев и [негативного отношения] к его долгосрочному пребыванию на посту. Молодые турецкие консерваторы и некоторые менее идеологизированные правые националисты – важнейшие электоральные группы, которые Эрдоган не может позволить себе потерять – недовольны состоянием страны и все чаще рассматривают потенциальные консервативные альтернативы или преемников.

Несомненно, президент Эрдоган остается бесспорным лидером правящей Партии справедливости и развития (ПСР) и турецких правых в целом, но убывающий энтузиазм представляет реальную угрозу для его доминирования. Молодые избиратели могут покинуть его в достаточном количестве, чтобы позволить оппозиции победить его на следующих выборах, которые теперь запланированы на 2023 год. Однако подлинные консервативные альтернативы вряд ли материализуются до тех пор, пока он не проиграет выборы или не уйдет со сцены иным способом.

Доминирование президента Эрдогана в аппарате ПСР, системах патронажа (режим Эрдогана тесно связан с различными группами бизнеса, включая строительство и оборонную промышленность, которые получают от него выгодные контракты, – прим.) и в турецкой судебной системе является мощным сдерживающим фактором для консервативных соперников, но этого может оказаться недостаточно, чтобы обеспечить ему еще одну победу на выборах.

Тем не менее, ослабление внутренних позиций Эрдогана имеет важные последствия, помимо уязвимости на будущих выборах. Если его слабость окажется серьезной, это может поощрить консервативных соперников и отколовшиеся фракции. Что еще более важно, это повышает вероятность усиления репрессий внутри страны и более агрессивных действий Эрдогана за рубежом. В прошлом президент Эрдоган часто нападал, когда сталкивался с угрозами его власти, вероятно, стремясь спровоцировать ответную реакцию со стороны крайне националистического электората и оправдать усиление цензуры и политических репрессий в отношении своих внутренних соперников. Более того, вполне вероятно, что основные принципы популистского национализма Эрдогана переживут его, даже если он потерпит поражение. Наконец, эта оценка основана на неопределенном предположении, отчасти подкрепленном принятием президентом Эрдоганом неудачи его партии на общенациональных местных выборах 2019 года, хотя бы и после повторного голосования в Стамбуле, – что он примет гипотетическое поражение на выборах и не отвергнет или не оспорит их результаты.

Политические течения на турецком правом фланге могут показаться академическими и далекими от проблем, стоящих перед Соединенными Штатами и Европой. На самом деле, эти тенденции могут способствовать процессам, имеющим решающее значение как для американских, так и для европейских интересов. Турция имеет решающее стратегическое значение и оказывает влияние по целому ряду важных для Запада вопросов. Будучи членом НАТО, Турция принимает важные западные военные объекты и взвешивает решения по оборонным закупкам, которые будут иметь огромные последствия для Североатлантического союза. Анкара все больше заявляет о себе, часто демонстрируя свою военную мощь на Ближнем Востоке и в Восточном Средиземноморье, размещая войска в Сирии, Ираке и Ливии и поддерживая опосредованные группировки (прокси, – прим.) по всему региону. Турция принимает около 4 миллионов беженцев в пределах своих границ и контролирует участки северной Сирии, где проживает более 3 миллионов гражданских лиц, многие из которых перемещены из других частей страны.

Таким образом, наряду со своим положением ворот в Грецию и Европейский союз Турция является важным игроком в урегулировании кризиса беженцев.

Анкара также вовлечена в напряженные споры о морских границах и разведке энергоресурсов с Грецией, Кипром и Египтом, споры, которые связаны с Ливийской войной. Так что эти споры могут легко перерасти в открытый конфликт. Тем не менее, Турция является высокоцентрализованным государством, управляемым одним человеком, чей круг доверенных лиц и советников невелик и проявляет подозрительность к намерениям Запада.

Основной интерес Эрдогана – безопасность режима и стремление утвердить Турцию в качестве мощного глобального актора под его правлением. Он неоднократно использовал как жестокие внутренние репрессии внутри страны, так и военный авантюризм за рубежом для достижения этих целей, особенно когда видел для них политическую угрозу. Поэтому его внутриполитические проблемы неотделимы от важнейших вопросов, представляющих региональный и глобальный интерес.

Доминирующий и разнообразный консервативный блок

Начиная с 2017 года Американский Центр прогресса (CAP) начал проводить общенациональные опросы и фокус-группы вместе с турецкой опросной фирмой Metropoll для изучения турецкого национализма в целом и доминирующего правого крыла страны в частности. Неудивительно, что опросы и фокус-группы показали, что избирательные округа, лежащие в основе правящего блока, не являются монолитными.

Сама по себе ПСР весьма разнообразна, несмотря на то, как ее часто изображают. И помимо основной ПСР, президент Эрдоган направляет и канализирует целый ряд религиозных консервативных, исламистских, нативистских*, правоцентристских и радикальных националистических течений, которые вместе удерживают баланс сил в Турции (позволяя его режиму управлять страной, – прим.). Война в соседней Сирии, приток миллионов беженцев в Турцию, возобновление конфликта с Рабочей партией Курдистана (РПК) и попытка государственного переворота в июле 2016 года усилили эти силы. Эти конфликты разжигали национализм и нативизм и, в тактическом электоральном плане, убеждали Эрдогана, что он может заменить потерянные курдские голоса закоренелыми националистами.

Президент Эрдоган и ПСР проводят жестокие политические репрессии, в том числе подавляют инакомыслие, затыкают рот средствам массовой информации, сажают в тюрьмы тысячи политических оппонентов, используют государственные инструменты для удержания власти. Но Эрдоган и ПСР по-прежнему ощущают потребность в малой толике демократической легитимности. Они все равно должны выигрывать выборы, какими бы несправедливыми они ни были.

Таким образом, разногласия между правыми консервативными избирателями носят не только академический характер; они имеют решающее значение для понимания среднесрочной траектории турецкой политики и, следовательно, параметров отношений США и Европы с Турцией.

Более раннее исследование, обсуждавшееся в докладе «Новый национализм Турции», дает контекст для понимания нынешнего состояния игры внутри турецких правых и для понимания чувств молодых консерваторов. Более ранние опросы и фокус-группы, обобщенные в этом докладе, показали, что большинство избирателей ПСР не являются политическими исламистами, хотя значительное меньшинство ими является. Этот большой блок даже не является религиозно-консервативным. Исследование показало, что нативизм и шовинизм, подпитываемые войной в Сирии, конфликтом РПК и проблемой беженцев, являются более мощными силами, чем религиозный консерватизм.

Традиционная основная база религиозных консерваторов ПСР включает в себя небольшой сегмент тех, кого лучше всего назвать «сострадательными исламистами», из которых набирается много партийных активистов. Эта фракция хочет, чтобы Турция возглавляла и защищала умму – общину мусульман, например, в Сирии, и расширяла религиозное образование. Но эта база тормозит анти-космополитические, анти-беженские и националистические импульсы многих турецких правых – сторонников доктрины «Турция превыше всего» – которые хотят, чтобы беженцы ушли, и выступают против других исламистских приоритетов, таких как расширение религиозного образования.

Чтобы уравновесить эти разнородные силы, на которые опирается режим, президент Эрдоган стремится выделять те области, где эти фракции согласны. Внешняя политика и турецкий национализм были в центре его действий, основанных на жестком противостоянии курдам и напористом, конфронтационном подходе к Западу, особенно к Соединенным Штатам. И «сострадательные исламисты», и сторонники «Турции – прежде всего» разделяют глубокую антипатию к Западу и убежденность в том, что Соединенные Штаты стремятся ослабить Турцию.

Исследование зафиксировало эту правую консолидацию задолго до того, как она стала видимой и формализованной в рамках избирательной коалиции Кумхур Иттифаки – коалиции ПСР и ультранационалистической Партии националистического движения (ПНД). Исследование также показало, что наряду с идеологическими течениями «сострадательных исламистов» и турецких радикальных националистов существует широкий спектр менее идеологизированных, но в основном консервативных, или, по крайней мере, традиционно настроенных турок, которые голосовали за ПСР, но которые колебались в этом, поскольку экономика замедлилась и местная коррупция стала более заметной. Наконец, исследование выявило глубокое недовольство молодых избирателей, в том числе молодых сторонников ПСР, направлением развития страны.

Ослабление поддержки среди молодых консерваторов

Именно с этими двумя последними группами – менее идеологизированными традиционалистами и молодыми консерваторами – президент Эрдоган проявляет признаки слабости. По этой причине начат исследовательский проект, чтобы оценить, насколько глубока поддержка Эрдогана среди этих групп; лучше понять, что формирует политические и религиозные убеждения молодых консерваторов; и выявить, кого из консервативных правых эти сегменты могли бы рассматривать в качестве возможных альтернатив или преемников Эрдогана. В конце 2019 и начале 2020 года CAP провела пять фокус-групп молодых консервативных турок и задала некоторые ключевые вопросы – снова работая с Metropoll – чтобы узнать больше об отношении этой демографической группы к политике и религии в общественной жизни.

Фокус-группы и опросы не являются окончательными, но качественные наблюдения дают факты и контекст, помогая проиллюстрировать, почему основная религиозная консервативная позиция ПСР теряет влияние на некоторых молодых турок, особенно в городских районах.

Эти молодые избиратели достигли возраста избирателей под властью ПСР, в то время, когда президент Эрдоган доминировал в общественной жизни. Но эта группа далека от того, чтобы стать «поколением Эрдогана», преданным президенту. Она без энтузиазма относится к нему и его партии. Эти избиратели, как правило, уважительно относятся к его наследию, особенно те из них, кто религиозен, но они не в восторге от него или ПСР. Многие по-прежнему считают Эрдогана «лучшим из плохих вариантов» и изо всех сил пытаются представить себе альтернативы. Но он также является воплощением истеблишмента в их глазах, в то время, как этот истэблишмент, как считается, потерпел неудачу в политике в отношении молодежи. Уровень безработицы среди молодежи колебался около цифры 25 процентов еще до того, как пандемия коронавируса опустошила экономику. В каждом опросе, проведенном CAP, молодые турки менее поддерживают Эрдогана и ПСР, чем их старшие коллеги. Это важно: 18-29-летние сейчас являются самым большим демографическим избирательным блоком в Турции, и каждый год миллионы турок достигают избирательного возраста; еще несколько миллионов присоединятся к голосующим до следующих запланированных выборов в 2023 году.

Это не единственная демографическая проблема ПСР. Партия также потеряла значительную поддержку курдов, возможно, безвозвратно, из-за своего националистического поворота и отказа от мирного процесса с РПК. Причины срыва мирного процесса сложны, но внутренние политические императивы Эрдогана сыграли важную роль в возобновлении конфликта (с курдским движением, – прим.). Жестокие репрессии правительства привели к тому, что от него отвернулись его курдские сторонники.

После того как на июньских выборах 2015 года симпатизирующая курдам Демократическая партия народов (ДПН) получилал 80 мест в турецком парламенте, она впервые разрушила абсолютное парламентское большинство ПСР. Эрдоган увидел, что его политические амбиции находятся под угрозой. В тот момент он начал агрессивно ухаживать за антикурдскими националистическими правыми. Националистический поворот сработал и работает до сих пор, позволив Эрдогану заменить потерянные на выборах курдские голоса правыми националистами и добиться необходимых ему результатов на президентских и парламентских выборах с 2015 года.

Но совсем недавно голоса курдов сыграли решающую роль в поражении кандидата ПСР в мэры Стамбула на общенациональных местных выборах 2019 года. Это – зловещее развитие событий для Эрдогана и ПСР. Более того, курдское голосование неуклонно увеличивалось в процентах от общего национального голосования на протяжении десятилетий, и, вероятно, так будет продолжаться и впредь. Дело в том, что уровень рождаемости курдов на 60 процентов выше, чем у турок. Таким образом, Эрдогану будет все труднее побеждать без поддержки курдов. Его националистический стержень оставил его политически загнанным в угол и все более зависимым от крайне правых, в попытке сохранить свое правление.

Поиск альтернатив

Общее недовольство направлением развития страны не ограничивается молодыми людьми, согласно опросам CAP/Metropoll и фокус-группам. Сегодня во всех возрастных группах у президента Эрдогана уменьшается численность преданных сторонников. Например, в октябре 2019 года примерно треть жителей страны заявили, что они «поддерживают» Эрдогана, но только 27 процентов всех турок – хотя 74 процента избирателей ПСР – заявили, что они «лояльны» ему. Опять же, это означает, что баланс сил держится на консерваторах различных мастей, которые до сих пор объединялись вокруг Эрдогана, потому что они не видят других вариантов или потому что они нашли оппозиционные альтернативы, представленные на прошлых выборах, неприятными. Именно эта группа консервативных потенциальных избирателей перекати-поле может предоставить Эрдогану более чем 50 процентов голосов, необходимых ему для того, чтобы снова выиграть президентство и дать руководимому ПСР правящему альянсу парламентское большинство, или она может отказать ему в них. И именно среди этих избирателей есть предупреждающие знаки для Эрдогана.

Побуждаемые фокус-группами, которые указывали на колеблющийся консервативный энтузиазм, в октябре 2019 года CAP и Metropoll провели репрезентативную общенациональную выборку турок, задавая им вопрос, могут ли они представить кого-то другого, кроме президента Эрдогана, возглавляющим ПСР. Только 21 процент избирателей ПСР заявили, что могут представить себе другого лидера партии, в то время как 73 процента заявили, что это может быть только Эрдоган. Ответы были идентичны среди избирателей ПНД – другого ключевого компонента правления ПСР в конфигурации турецкой политики после 2015 года. Но когда те же самые вопросы были повторены в апреле 2020 года, все изменилось. Доля сторонников ПСР, заявивших, что они «лояльны» Эрдогану, упала на 10 пунктов до 63 процентов. Доля избирателей ПСР, которые могли бы представить кого-то, кроме Эрдогана, возглавляющим партию, резко возросла до 37 процентов, в то время как среди избирателей ПНД, которые необходимы Эрдогану для получения большинства, доля таких людей подскочила еще больше – до 48 процентов. Внезапно консерваторы, казалось, начали обдумывать разные варианты.

Вслед за вопросом о том, возможен ли другой лидер, CAP и Метрополл спросили респондентов о потенциальных преемниках, перечислив ряд видных консерваторов. В октябре 2019 года общественное мнение было раздроблено, но подавляющее большинство просто не могло представить себе возможность того, что кто-то другой, кроме Эрдогана, будет править ПСР. Министр внутренних дел Сулейман Сойлу стал кандидатом N1 с 17 процентами, за ним следовали бывший вице-премьер Али Бабаджан с 12 процентами, бывший премьер-министр Ахмет Давутоглу с 8 процентами, министр финансов – и зять Эрдогана – Берат Албайрак с 8 процентами и бывший президент Абдулла Гюль с 7 процентами. Опять же, эта фрагментация была обнаружена среди той подгруппы населения, которая могла представить себе другого лидера, чем Эрдоган – серьезных перспектив не было, хотя потенциал для Сойлу был.

Но к апрелю 2020 года произошла заметная консолидация вокруг Сойлу. Теперь зарегистрировано 38 процентов тех, кто мог бы увидеть другого лидера на месте Эрдогана. Опрос опирался в значительной степени как на ПСР, так и на ПНД, а также на религиозных, консервативных и националистических избирателей. Этот широкий идеологический призыв правых, вероятно, отражает раскол политической личности Сойлу: в настоящее время он, конечно, является министром внутренних дел ПСР, но в его политическом прошлом он – фигура националистического крыла турецкого правоцентристского движения старой школы и протеже бывшего министра внутренних дел Мехмета Агара, а не истинный верующий ПСР, выросший из движения Милли Герюш. Эрдоган фактически спас Сойлу, приведя его в ПСР после того, как его бывшие партии канули в лету, а Сойлу в последние годы использовал свою нынешнюю публичную роль министра внутренних дел для того, чтобы ухаживать за националистическим правым крылом сторонников «Турции превыше всего».

Важно отметить, что в опросе CAP / Metropoll Сойлу также получил непропорциональную поддержку со стороны более молодых респондентов. Все остальные опрошенные консервативные лидеры ушли с радара консервативного электората (в настоящий момент популярность Али Бабаджана и Ахмета Давутоглу снова растет, – прим.). Это отражает рост популярности Сойлу, а также, возможно, ужесточение мнений избирателей ПСР и ПНД по отношению к Давутоглу и Бабаджану после создания ими конкурирующих консервативных партий и последующего нападения на них со стороны контролируемых ПСР средств массовой информации. Результаты были подтверждены в мае 2020 года, когда 50 процентов респондентов и 58 процентов опрошенных в возрасте от 18 до 24 лет сообщили, что имеют благоприятное мнение о Сойлу.

Как обсуждается далее ниже, фокус-группы повторили эти выводы с общей открытостью или любопытством по отношению к Сойлу.

Коронавирусная запутанность или длительный сдвиг?

Некоторые из этих изменений у консервативных правых могут быть объяснены крайне необычным контекстом текущего момента; Турция, как и большая часть остального мира, была перевернута с ног на голову пандемией коронавируса и санкционированными правительством блокировками целых регионов.

Многие лидеры увидели волны политических симпатий к ним, когда ударил коронавирус. Рейтинг одобрения президента Эрдогана, безусловно, отразил это: подскочив до 56 процентов в марте и 52 процентов в апреле. Но до этого скачка его рейтинг одобрения падал до 41 процента. По мере того как экономические потери от коронавируса будут нарастать – вдобавок к уже тяжелому экономическому положению Турции, высокой безработице и серьезно ослабленной валюте – вполне возможно, что одобрение Эрдогана снова уменьшится (именно это и произошло в июле, когда рейтинг Эрдогана был ниже, чем у Экрема Имамоглу и Мансура Яваша – мэров Стамбула и Анкары, представляющих оппозиционную РНП, – прим.).

Есть основания подозревать, что глубинные изменения в настроениях турецких правых лежат глубже, чем реакция на пандемию. Эрдоган по-прежнему остается популярным политиком в стране, но и другие политические деятели теперь воспринимаются электоратом столь же благосклонно. Мэр Стамбула Экрем Имамоглу, мэр Анкары Мансур Яваш и министр внутренних дел Сулейман Сойлу находятся на одном уровне с Эрдоганом – примерно половина опрошенных в апреле 2020 года и мае 2020 года положительно оценивали их. Это примечательное событие: ни один другой политик не приблизился к тому, чтобы соответствовать одобрению Эрдогана – по крайней мере, за десятилетие. Популярность видных оппозиционных мэров заслуживает внимания, но сила Сойлу среди молодых консерваторов – как националистических – так и религиозных – заслуживает особого внимания, потому что он представляет собой новую восходящую звезду правых. Этот рост популярности, вероятно, отражает как энтузиазм по отношению к Сойлу лично, так и общий интерес к консервативным альтернативам Эрдогану.

Признаки консервативной фрагментации

Фокус-группы дают качественные основания полагать, что за этим сдвигом кроется нечто большее, чем пандемия коронавируса, и что действительно есть ранние признаки медленной деконсолидации правого блока, который доминировал в турецкой политике в последние годы. Опять же, фокус-группы далеки от определенности и в основном отражают взгляды молодых городских консерваторов; они не являются национально репрезентативными и наиболее полезны в качестве инструмента наряду с количественными данными, полученными в результате опросов. Все фокус-группы были проведены до появления коронавируса, но они уловили важные ранние признаки этих тенденций, такие как быстрый рост популярности Сойлу на правом крыле и, возможно, удивительная открытость многих молодых консерваторов Мансуру Явашу и даже Экрему Имамоглу, лидерам обычно очерняемой про-властными СМИ главной оппозиционной Республиканской народной партии (РНП).

Фокус-группы были отобраны для отбора молодых консерваторов, которые идентифицируют себя как сторонники ПСР и ПНД – стойкие сторонники в одних группах и «умеренные сторонники» в других. Наблюдая за тем, как группы обсуждают турецкую культуру и политику, первое, что бросается в глаза наблюдателю, – это то, что участники, скорее всего, не находились бы в одной комнате, если бы не объединяющий эффект доминирования Эрдогана на турецких консерваторов и националистов.

Консервативные архетипы, выявленные в более ранних исследованиях CAP о «новом национализме Турции», все еще очень заметны; правое крыло турецкой политики разнообразно, и в первую очередь его объединяет президент Эрдоган. Этот факт остается непреходящим источником силы Эрдогана и мощным сдерживающим фактором для потенциальных консервативных соперников.

Представители рабочего и среднего класса, религиозные консерваторы и культурные традиционалисты, которые долгое время были ядром ПСР, по-прежнему многочисленны, но среди молодежи они, похоже, не доминируют, диктуя свои нормы, как это обычно делают основные сторонники ПСР в группах, состоящих из пожилых избирателей. Среди молодых консерваторов гораздо больше неортодоксов. Хотя сторонники Эрдогана все еще многочисленны, конечно, они менее распространены среди молодых демографических групп. Негативное отношение к партийности и риторика недовольства, которые были так сильны среди сторонников ПСР – определение партии как по тому, кому они противостоят и что они отвергают, так и по тому, за что они выступают, – все еще эффективны, и существует большая враждебность по отношению к РНП (оппозиционная светская националистическая центристская Республиканская народная партия, – прим.). Но интересно, что среди городских консерваторов эта враждебность, похоже, не распространяется на новое поколение оппозиционных лидеров, таких как Мансур Яваш и Экрем Имамоглу. Действительно, есть даже некоторый энтузиазм по отношению к Явашу – бывшему члену ПНД – вероятно, коренящийся в восприятии того, что он является фигурой правого крыла, сосредоточен на бизнес-управлении Анкарой и избегает национальной политики. Большинство участников, казалось, отмахнулись от нападок прессы ПСР на Али Бабаджана, а некоторые не согласились с обвинением Эрдогана в том, что Бабаджан «разделяет умму» (мусульманскую общину, – прим.), формируя отколовшуюся партию. И в отношении Сойлу было продемонстрированно много интереса и любопытства; действительно, абсолютное большинство одной из групп молодых городских консерваторов назвали его своим любимым политиком.

Отчасти призыв Сойлу может быть связан с тем, что он занял жесткую позицию в качестве министра внутренних дел в отношении 3,6 миллиона сирийских беженцев, проживающих в Турции. Сойлу иногда играл на этой враждебности со стороны националистических правых – хотя она вряд ли ограничивается консервативными секторами; например, в 2019 году Сойлу объявил, что все арабские знаки будут заменены турецкими знаками, хотя он также наблюдал за некоторой ограниченной натурализацией сирийских беженцев, размышлял о дальнейшей натурализации и обнародовал сообщение о возвращении около 300 000 человек в Сирию. Действительно, это серьезнейшая политическая проблема. В Турции существует глубокая враждебность по отношению к беженцам во всех возрастных группах, что подтверждается многочисленными опросами, а также фокус-группами CAP/Metropoll. Эта враждебность не ослабевает среди молодых консерваторов. Несколько участников фокус-группы были уверены в том, что неудачи ПСР на местных выборах коренятся в политике Эрдогана в отношении сирийских беженцев. Во всяком случае, враждебность, похоже, переходит в более действенные разговоры. Люди уже давно жалуются на присутствие сирийских беженцев в турецких городах, выражая недовольство тем, что они слышат арабский язык, на котором так часто говорят, или тем, что сирийцы, конкурируя с местными работниками, снижают заработную плату. Распространенная жалоба заключается в том, что молодые сирийские мужчины должны сражаться в Гражданской войне в Сирии, а не жить в Турции. Эти жалобы стали только более резкими, и некоторые теперь открыто говорят о насилии, как это сделал один участник, который, ссылаясь на общественную мобилизацию вокруг попытки государственного переворота в июле 2016 года, сказал, что «15 июля мы показали, как мы можем мобилизоваться как нация, и мы можем сделать то же самое и вытеснить сирийцев». Это может быть просто хвастовством, но это, по крайней мере до некоторой степени, барометр гнева правых по отношению к беженцам. И это далеко не все разговоры, учитывая примеры межобщинного насилия и локальных потасовок в последние годы.

Гнев по поводу присутствия и видимости сирийцев только усиливается недовольством состоянием экономики и ростом стоимости жизни, особенно арендной платы и продуктов питания. Как и следовало ожидать, проблемы большинства людей носят узкоспециализированный характер – выплата очередной арендной платы или поиск достойной работы – усугубляются экономикой, в которой инфляция постоянно высока, лира значительно ослабла, а рост заработной платы и создание рабочих мест в значительной степени стагнируют. В частности, для молодых людей найти работу может быть довольно сложно, поскольку безработица среди молодежи составляет около 25 процентов. Снова и снова молодые участники жаловались на коррупцию и систему патронажа, которая рассматривается как смазка колес правления ПСР, часто говоря, что «вам нужно знать кого-то – например, депутата или политика, чтобы получить здесь работу». Даже сильные (убежденные) сторонники ПСР видят в этом мелкую коррупцию и кумовство, подпитывающие широко распространенное, всеобщее недовольство беженцами и экономикой.

Но, по крайней мере, среди этих молодых консервативных кругов – и, по крайней мере, в полупубличной обстановке фокус-группы, – немногие связывают указанные проблемы непосредственно с президентом Эрдоганом. Действительно, участники часто используют некоторые классические монархические методы, чтобы оправдать неудачи государственной политики, такие как «это потому, что ему плохо советуют» или «ему просто нужно выйти и говорить с молодыми людьми больше, вот и все, и тогда он все исправит». Похоже, что Эрдоган и его советники осознают это чувство отстраненности, хотя попытка вступить в контакт с молодежью через YouTube в июне 2020 года закончилась потоком критики со стороны онлайн-зрителей и трендом социальных сетей #OyMoyYok, что переводится как «Ты не получишь моего голоса».

Но хотя многие участники фокус-групп CAP не считают, что нынешнее недомогание экономики и турецкого общества является виной Эрдогана – или не будут говорить об этом публично, – многие молодые консерваторы считают президента далеким и оторванным от жизни. Когда модераторы фокус-групп спросили, что, по мнению участников, Эрдоган должен сделать в связи с уменьшением поддержки среди молодежи, никто не оспаривал сами предпосылки этого вопроса.

Продолжение следует...