Коррумпированный политический класс разрушил Ливан

Ответственность за взрыв в порту Бейрута лежит на представителях загнивающей сектантской системы.

Мощный взрыв, прогремевший в порту Бейрута вечером 4 августа, оставил более 200 человек убитыми, 6000 ранеными и четверть миллиона бездомными. В последующие безумные часы, когда жители ливанской столицы ухаживали за ранеными и прочесывали завалы в поисках выживших, многие решили, что взрыв стал актом войны или терроризма. Это было естественным предположением: большинство ливанцев имеют гораздо больше опыта в том, что касается авиаударов и взрывов заминированных автомобилей, чем в промышленных катастрофах.

Доказательства того, что взрыв был на самом деле несчастным случаем, вероятно, вызванным пожаром, который воспламенил 2750 тонн аммиачной селитры, хранящейся в порту с 2013 года, стали шоком для многих. Таможенники, судебные власти и силы безопасности годами спорили и обменивались обвинениями о том, что делать с опасным материалом. Но хотя взрыв, возможно, технически и не был преднамеренным, его глубинные причины связаны с историей конфликта в Ливане, со стареющими бывшими полевыми командирами, которые все еще удерживают власть в стране, и с ее дисфункциональной сектантской политической системой.

Виноваты правила игры

В ответ на эту трагедию ливанские лидеры прибегают к стратегии, которую они оттачивали десятилетиями: обвиняют в случившемся других политиков и фракции, коррумпированную систему, находящуюся вне их контроля, и, если все остальное терпит неудачу, внешние силы и агитаторов. «Я не несу никакой ответственности», – заявил президент Ливана Мишель Аун через несколько дней после взрыва. «У меня нет полномочий иметь дело непосредственно с портом», – продолжал Аун, прежде чем предположить, что катастрофа была вызвана «иностранным вмешательством».

Бахаа Харири, суннитский лидер и сын бывшего премьер-министра Ливана Рафика Харири, обвинил «Хезболлу», шиитское ополчение и политическую партию, заявив, что «ничто не входит и не выходит из порта или аэропорта без их ведома». Лидер «Хезболлы» Хасан Насралла резко отверг это обвинение в телевизионном обращении, предупредив своих противников о том, чтобы они не пытались «начать битву» с группировкой в связи с разразившейся катастрофой. По мере того как другие политики следовали их примеру, отрицая свою ответственность, указывая пальцами и выдавая надуманные банальности, ливанцы все больше злились на весь свой политический класс, и на тот факт, что в первые дни после взрыва никто из их лидеров не отваживался войти в разрушенные кварталы, где скорбящие семьи хоронили своих погибших и пытались спасти имущество из разрушенных домов.

Один политический лидер действительно посетил страну и не пытался свалить вину на других, но он оказался президентом Франции. Через два дня после взрыва, в то время как ливанские политики оставались вне поля зрения, запершись своих укрепленных дворцах, президент Франции Эммануэль Макрон осматривал поврежденный порт и утешал жителей разрушенных кварталов. Популистский стиль Макрона (в какой-то момент он оттолкнул телохранителя, чтобы тот не мешал ему обнять плачущую женщину) и его критика в адрес правящей элиты Ливана не остались незамеченными жителями Бейрута. К тому времени, когда Макрон вернулся в Париж, более 50 000 человек подписали онлайн-петицию, призывающую его «поставить Ливан под французский мандат на ближайшие 10 лет».

Ливанская элита слишком увязла в системе, чтобы изменить ее

Призыв к Франции восстановить колониальное подчинение Ливана упускает важную деталь. Ирония истории: после Первой мировой войны именно французский мандат наделил Ливан его сектантской политической системой, которая первоначально была предназначена для защиты христиан страны. Ливанские элиты сохранили сложный механизм разделения власти, когда страна обрела независимость в 1943 году, согласившись всегда выбирать президента-маронита, премьер-министра-суннита и спикера парламента-шиита. Первоначально места в парламенте были поделены между христианами и мусульманами по соотношению шесть к пяти, а затем распределены между 18 официально признанными сектами. Эта система стала одной из коренных причин гражданской войны, которая продолжалась с 1975 по 1990 год, и способом для лидеров сект делить добычу. (В конце войны парламент был расширен, и места были поделены поровну между мусульманами и христианами).

Благодаря конфессиональной системе ливанские политические институты оказались в тупике, и страна по-прежнему зависела от горстки сектантских лидеров, которые обычно наследовали власть от своих отцов. После Гражданской войны бывшие лидеры ополчения взяли под свой контроль различные правительственные министерства и государственные учреждения и распространили свои покровительственные сети в недрах государства. Государственные должности, контракты и другие ресурсы по-прежнему распределяются сектами – процесс, который по-арабски называется мухасаса.

Поскольку политическая система основана на консенсусе, никакие решения не могут приниматься без согласия всех. Стандартная ливанская политическая мантра гласит, что не может быть «ни победителя, ни побежденного». Результатом этого является постоянный тупик, прерываемый периодическими актами насилия. Решения не могут приниматься на политической арене, и поэтому иногда они принимаются на улицах. Это побуждает партии и фракции – особенно лидеров трех основных сект: суннитской, шиитской и христианско-маронитской – прибегать к помощи внешних покровителей, чтобы победить своих соперников, что делает Ливан слабым и зависимым от иностранных держав. Сирия, Иран, Саудовская Аравия, Соединенные Штаты и Франция соперничали за влияние в Ливане с момента окончания Гражданской войны в 1990 году. И, несмотря на свою риторику, в которой подчеркивается обратное, эти страны сопротивлялись любому крупномасштабному изменению системы, поскольку оно оставило бы им меньше рычагов воздействия на положение в Ливане. Ливанская элита, со своей стороны, слишком заинтересована в системе, чтобы изменить ее.

Разрушительная система

Если когда-либо и был момент, чтобы разрушить сектантскую систему Ливана и укоренившихся правителей, то именно сейчас. По мере того как масштабы разрушений и степень официальной халатности, позволившей произойти взрыву, становились все яснее, десятки тысяч людей собрались на площади Мучеников в центре Бейрута 8 августа, аплодируя и делая селфи, в то время как картонные чучела президента Ливана, премьер-министра и спикера парламента были повешены на импровизированной виселице.

Гнев по поводу взрыва может возродить народное восстание, начавшееся в октябре 2019 года, после того как ливанское правительство объявило о ряде мер жесткой экономии. Не имея ни одного сильного человека или правящей семьи, на которых можно было бы сосредоточить свой гнев, ливанские протестующие приняли лозунг «Все они – одно». Около дюжины лидеров времен Гражданской войны не пожелали отойти в сторону и передать власть новому поколению. Вместо этого они концентрируют власть среди своих близких друзей, грабят ресурсы страны, передают места в парламенте своим детям и продолжают апеллировать к сектантской идентичности. Когда им не удается провести реформы или предоставить основные государственные услуги, эти сектантские лидеры обвиняют внешних акторов и региональные власти и утверждают, что сами они являются истинными поборниками перемен, которым трагически мешает коррумпированная структура. В этой круговой системе, которая позволяет каждому лидеру и фракции переложить вину на других, никто не несет никакой ответственности, даже если страна переживает масштабную трагедию – взрыв порта.

Восстановление районов, пострадавших от взрыва, может стоить до 15 миллиардов долларов и, вероятно, ускорит экономический коллапс в Ливане, который совпал с прошлогодними протестами. С октября ливанский фунт, привязанный к доллару с 1997 года, потерял 80 процентов своей стоимости на черном рынке. Валютный коллапс, наряду с нехваткой долларов, привел к резкому росту цен на продовольствие и нехватке импортных товаров. Правительство изо всех сил пытается погасить свои долги и не в состоянии обеспечить основные услуги, такие как электричество, водоснабжение и вывоз мусора. Государственный долг Ливана составляет 92 миллиарда долларов, или более 160 процентов валового внутреннего продукта.

Надежды на внешнюю помощь мало, поскольку традиционные сторонники Ливана, включая Европейский Союз и государства Персидского залива, такие как Саудовская Аравия и Катар, уклоняются от предоставления дополнительной помощи. Иностранные спонсоры в конце концов потребовали, чтобы ливанские лидеры начали проводить реформы, которые в конечном счете ослабили бы их власть и подорвали сектантскую систему. Иностранные спонсоры требуют сокращения раздутой заработной платы чиновников и борьбы с коррупцией. В мае ливанское правительство запросило кредит в размере 10 миллиардов долларов у Международного валютного фонда, но переговоры зашли в тупик из-за разногласий между правительственными чиновниками и Центральным банком страны по поводу реформ и требований МВФ провести судебную проверку счетов банка.

Продемонстрировав всю свою непримиримость, сектантские лидеры Ливана ясно дали понять, что им все равно, даже если экономика рухнет и страна будет разрушена. Их наивысший приоритет – защита самих себя и своих друзей. Существует ли альтернатива сектантским олигархам? Хотя протестное движение, возникшее в прошлом году, создало межконфессиональные союзы, оно по большей части лишено лидеров. Оно также весьма далеко от построения собственной организационной структуры и от ликвидации аппарата управления страной в лице устоявшихся сектантских группировок, включая шиитскую «Хезболлу», движение «Будущее» (суннитская партия, возглавляемая Саадом Харири, бывшим премьер-министром и еще одним сыном Рафика Харири, экс-премьера, убитого в 2005 году) и Свободное патриотическое движение (в основном маронитская христианская партия, основанная президентом Ауном, а теперь возглавляемая его зятем Джебраном Бассилем).

Даже нового правительства и новых политических партий будет недостаточно, чтобы спасти Ливан.

Кроме того, сектантские партии имеют неотъемлемое преимущество перед зарождающимися несектантскими движениями, поскольку политическая система страны зависит от создания клиентелистских сетей и распределения ресурсов, особенно для покрытия дефицита правительства. Ливанцы зависят от своих сектантских лидеров и партий не только в плане работы, но и в плане социальных услуг, таких как здравоохранение, образование и продовольственная помощь. Партии заполняют пробел, оставленный слабым центральным правительством, которое коррумпировано и неэффективно предоставляет базовые услуги.

Взрыв в порту и последовавшая за этим негативная реакция свергли правительство премьер-министра Хасана Диаба, который вступил в должность в январе после того, как народные протесты вынудили Харири, главного суннитского политика страны, уйти в отставку. Диаб объявил о своей отставке 10 августа, и его кабинет будет продолжать работать в качестве временного до тех пор, пока не будет сформировано новое правительство, что может занять месяцы. Падение кабинета Диаба не изменит траекторию развития Ливана – оно приведет к продолжению игры во взаимные обвинения, поскольку сектантские лидеры и партии, которые доминировали в ливанской политике в течение десятилетий, назначат еще одно правительство. За несколько дней до своей отставки Диаб предложил парламенту сократить срок его полномочий и назначить досрочные выборы. Это отвечало бы главному требованию прошлогодних протестов, которые также требовали отставки Ауна с поста президента и ухода шиитского политика Набиха Берри с поста спикера парламента. (Оба они были крупными фигурами в гражданской войне: Аун был командующим ливанской армией, а Берри – лидером шиитского ополчения «Амаль»). Это могло ускорить падение Диаба: ливанская пресса сообщала, что Берри был возмущен призывом премьера к досрочному голосованию и оказал давление на министров, чтобы они ушли в отставку, чтобы ускорить распад кабинета. Ливанские сектантские лидеры не собираются реформировать себя вне государственной власти. Они будут держаться любыми средствами, как это было во время Гражданской войны.

Многие из существующих сектантских партий, включая «Хезболлу» и ее союзников, выступили против призыва к досрочному голосованию. Последние выборы состоялись в мае 2018 года, а парламент должен работать до 2022 года. Но даже если протестующие смогут добиться досрочных выборов, не ясно, что приведет к появлению законодательного органа из 128 членов, который будет серьезно отличаться от нынешнего. Сектантские лидеры и партии преуспели в использовании византийского избирательного законодательства Ливана в своих интересах. На последних выборах политики утверждали, что новая система пропорционального представительства – вместо схемы «победитель получает все» – позволит группам гражданского общества и независимым лицам конкурировать с существующими партиями. Но партии, основанные на сектах, получили практически все места, а явка избирателей оказалась ниже 50 процентов.

Трагедия в Бейруте – результат десятилетий систематической халатности и отсутствия подотчетности – ясно показала, что нового правительства, парламентских выборов и новых политических партий будет недостаточно для спасения Ливана. Ливанцы должны избавиться от коррумпированных сектантских лидеров и партий, которые доминировали в стране на протяжении десятилетий. И они должны уничтожить сектантскую систему разделения власти, которая превратилась в петлю на их шее.