Восточное Средиземноморье недавно стало одной из самых горячих конфликтных зон в мире. Здесь есть все, что нужно для остросюжетного триллера: запасы энергии, международные компании, безрассудные лидеры и боевые корабли, пытающиеся перехитрить друг друга в ближнем бою. Во многих отношениях события в Средиземноморье выглядят как еще один морской конфликт, в котором участники, имеющие юридические претензии друг к другу, конкурируют за распределение ресурсов.

Исторически сложилось так, что подобные морские споры часто разрешаются путем переговоров, компромисса, а иногда и обращения в международный суд. Однако отличительными особенностями Средиземноморского конфликта являются сложность и интенсивность геополитического соперничества, сопровождающего энергетические споры, что, в свою очередь, привело к эскалации конфликта.

Средиземноморская драма имеет большой актерский состав, и Турция, безусловно, играет одну из ведущих ролей. Анкара регулярно проводит геолого-разведывательные работы в спорных территориальных водах Средиземного моря.

Турецкие исследовательские суда часто сопровождаются военно-морским эскортом. Турция также стремится усилить военно-морское присутствие, опираясь на амбициозную инициативу по судостроению и модернизации ВМФ. Отвергая обвинения в дипломатии канонерок, Анкара заявляет, что привержена диалогу. Однако уникальное сочетание бурения, дипломатии и сдерживания Анкары вызвало критику как со стороны соперников, так и со стороны союзников.

ЕС неоднократно предупреждал Анкару о необходимости уважать суверенитет Республики Кипр (РК) и Греции. США, хотя и не стремятся вновь утвердиться в регионе, также тихо критикуют действия Турции.

Что движет все более напористой Турцией в ее средиземноморской политике? Анкара, несомненно, стремится получить свою долю энергетических богатств региона. Несмотря на недавние успехи в диверсификации импорта природного газа, Турция по-прежнему страдает от зависимости от импорта энергоносителей. Даже при ограниченных объемах средиземноморские запасы газа были бы желанным дополнением к импорту Турции, хотя бы для того, чтобы увеличить рычаги давления Анкары на ее поставщиков, таких как Россия.

Анкара также давно добивается положения регионального энергетического хаба, которому нужна возможность привлечения импорта газа из нескольких регионов.

Однако не энергетическая безопасность, а скорее геополитические соображения в основном определяют средиземноморскую стратегию Анкары.

Хотя конкуренция за энергоресурсы и транзитные маршруты играет ключевую роль, ее влияние опосредовано геополитической динамикой региона. Главное положение здесь заключается в том, что вместо того, чтобы заранее рассматривать вопрос «захвата энергии», политику Турции лучше всего понимать как ответ на предполагаемые угрозы ее морскому суверенитету, а также как продукт все более распространяющегося внутри Турции восприятия региональной изоляции и окружения этого государства.

Анализ сложившегося положения предлагается этой статьей в двух разделах.

В первом разделе обсуждаются два взаимосвязанных вопроса, которые сформировали средиземноморскую перспективу Анкары в области политики безопасности: споры о разграничении морских пространств и разделенный статус Кипра.

Второй раздел посвящен недавним сдвигам в региональных связях, прежде всего появлению регионального блока, состоящего из Израиля, РК, Греции и других стран, включая Египет. Именно это последнее обстоятельство проложило путь к пониманию того, что Турция исключается из формирующегося регионального порядка. Чтобы избежать этого геополитического затруднения в условиях окружения и изоляции Турция заняла позицию «передовой обороны», которая опирается на жесткие силовые инструменты в сочетании с напористой дипломатией для расширения контроля над трансграничными районами.

Делимитация морских территорий и кипрский вопрос

Вопрос о морских границах предшествовал началу средиземноморского газового вестерна. На протяжении 2000-х годов несколько прибрежных государств подписали двусторонние соглашения о делимитации ИЭЗ (Исключительных экономических зон) в рамках подготовки к разведке углеводородов.

В 2003 году Республика Кипр (РК) подписала соглашение о делимитации ИЭЗ с Египтом, а в 2004 году национальное законодательство в одностороннем порядке определило размеры кипрской ИЭЗ. Анкара возражала, но делала это относительно спокойно, чтобы не ставить под угрозу переговоры о вступлении в ЕС в то время.

В 2007 году РК подписала соглашение об ИЭЗ с Ливаном, которое вновь было опротестовано Анкарой на том основании, что оно нарушает суверенные права как Турции, так и Турецкой Республики Северного Кипра (ТРСК). Кроме того, правительство РК также лицензировало 13 блоков – зон для бурения, пять из которых, как утверждает Анкара, находятся на турецком континентальном шельфе.

В 2010 году, незадолго до открытия газового месторождения «Левиафан», Израиль и РК подписали собственное соглашение об ИЭЗ. Анкара в очередной раз громко запротестовала.

Дипломатические возражения Турции против двусторонних соглашений о делимитации морских пространств третьими сторонами основываются на предположении, что Средиземное море является полузакрытым морем, и все прибрежные государства, имеющие корыстные интересы, должны быть вовлечены в соглашения о делимитации. Поэтому Анкара выступает за многосторонний подход к решению остающихся пограничных проблем региона. Однако в отсутствие многостороннего решения Турция также идет по двустороннему пути подписания соглашений о демаркации морских границ со своими немногочисленными оставшимися союзниками. Например, она подписала соглашение о континентальном шельфе в 2011 году с ТРСК. Соглашение о континентальном шельфе 2019 года об ИЭЗ было подписано с Правительством национального согласия (ПНС) в Ливии.

Озабоченность Анкары своим морским суверенитетом пересекается с исторической ролью Турции как гаранта прав турецких граждан-киприотов. Учитывая разделение острова, Анкара считает, что кипрские природные ресурсы, включая любые богатства морского дна, принадлежат обеим общинам. Турецкое правительство также настаивает на том, что правительство РК не может в одностороннем порядке демаркировать морские границы, выдавать лицензии или иным образом монетизировать природный газ до тех пор, пока не будет создан механизм распределения доходов между двумя общинами Кипра – греческой и турецкой (но, в отличие от ТРСК, РК, т.е. греческий Кипр, является международно признанным государством, – прим.) Кипрско-греческая сторона в принципе не отвергает мысль о том, что турки-киприоты имеют право на свою долю. Однако правительство РК настаивает на том, что оно имеет неотъемлемое право разрабатывать такие ресурсы даже в отсутствие политического соглашения.

Поворотным моментом в споре о правах на бурение в кипрских водах стало 19 сентября 2011 года, когда РК инициировала бурение в блоке 12 (газовое месторождение «Афродита»). Анкара ответила подписанием соглашения о делимитации континентального шельфа с ТРСК на следующий день.

ТРСК выдала лицензии на бурение турецкой Нефтяной корпорации в районах, которые частично перекрываются с 13 блоками, лицензированными РК. По сей день эти перекрывающиеся блоки представляют собой основной источник споров на Кипре. Именно на этих ранних стадиях спора Анкара начала использовать в тактических целях исследовательские и буровые платформы в качестве инструмента переговоров. Часто это сопровождалось применением военно-морских сил для прикрытия действий геолого-разведывательных платформ, что повышало ставки в конфликте, тем самым усиливая рычаги влияния Анкары.

Поскольку эти экспедиции анонсируются через общедоступные системы NAVTEX, они создают необходимую Анкаре аудиторию, облегчая достоверную сигнализацию о турецких интересах. Однако в ряде случаев геолого-разведывательные исследования Турции приводили к серьезным дипломатическим последствиям. Например, в 2014 году прямые переговоры на Кипре были прерваны греческой стороной, когда было выдано разрешение NAVTEX турецкому судну на проведение разведки у берегов Кипра. В июле 2017 года Турция направила военно-морские суда для отслеживания бурового судна, введенного в эксплуатацию в кипрском блоке 11, оспариваемом Турцией. В феврале 2018 года напряженность вспыхнула в тот момент, когда буровой корабль ENI, шедший из блока 6, был перехвачен турецкими военными кораблями, что привело к короткому противостоянию. В августе 2020 года турецкий и греческий флоты были мобилизованы, поскольку обе стороны выпустили противоположные сообщения NAVTEX для вод вблизи греческого острова Кастеллоризо (Меис), примерно в двух километрах от побережья Турции. Крупной военно-морской эскалации удалось избежать благодаря посредничеству Германии.

Геополитическая динамика

В течение последнего десятилетия многие выражали надежду на то, что энергетические ресурсы принесут региону не только процветание, но и мир. К сожалению, эти ожидания пока не оправдались. Однако общие экономические интересы привели к сближению Израиля, РК, Греции и других стран, включая Египет. Учитывая относительно ограниченные масштабы этих месторождений, Израиль и РК изучали различные варианты совместной разработки и экспорта газа. Египет, изначально более молчаливый партнер так называемого «энергетического треугольника», стал брать на себя руководящую роль позже, когда в 2015 году было открыто крупное газовое месторождение «Зор».

В то время как общая заинтересованность в монетизации газа обеспечивала экономическое обоснование сотрудничества, сближение интересов [некоторых государств] в области безопасности также способствовало перестройке. Израиль, который долгое время держался на расстоянии от РК, чтобы не ставить под угрозу свои отношения с Анкарой, проявил готовность рассмотреть новые партнерские отношения с Республикой Кипр после инцидента с судном «Мави Мармара». После этого инцидента Израиль разорвал связи страны с Турцией – это случилось в 2010 году. Греция и РК приветствовали более тесные отношения с Израилем как средство сдерживания растущего регионального влияния Турции. И, самое главное, региональное соперничество между Турцией и Египтом при президенте Египта Фаттахе ас-Сиси придало дополнительный импульс четырехстороннему партнерству Израиля, (греческой) Республики Кипр (РК), Греции и Египта. Несмотря на то, что это не является официальным военным союзом, четырехстороннее партнерство распространяется на сферу безопасности, включая несколько совместных военных учений и двусторонние соглашения о сотрудничестве в области обороны.

Тесное сотрудничество между Грецией, РК и Израилем повысило восприятие Турцией угрозы в Средиземноморье. Перспективы Анкары в регионе стали рассматриваться в контексте политики безопасности. Турции не удалось завербовать ни одного регионального [игрока], чтобы противостоять предполагаемым угрозам. Тогда Анкара сделала выбор в пользу увеличения своего военного потенциала. Командующие турецкими военно-морскими силами неоднократно подчеркивали, что отстаивают интересы Турции на востоке страны.

Средиземноморье стало наивысшим приоритетом, что, в свою очередь, потребовало от турецкого военно-морского флота большего потенциала для проецирования турецкого влияния в этом регионе. В рамках усилий по созданию военно-морского флота, Анкара ускорила реализацию различных отечественных программ, включая создание Национального военного корабля – проект MILGEM. Турция разработала не менее 15 многоцелевых корветов и фрегатов, значительно расширила свои боевые возможности на побережье. Национальный проект подводных лодок (MILDEN) нацелен на разработку и строительство шести подводных лодок к 2030 году. Первый в Турции десантный корабль-амфибия (LHD) TCG Анадолу, как ожидается, будет завершен в 2020. Первоначально предполагалось эксплуатировать F-35 как боевой самолет LHD – это актив «Голубой родины» («Голубая родина» – концепция военно-морской экспансии в Восточном Средиземноморье, разработанная турецкими генералами, – прим.), который увеличит возможности Анкары по проецированию силы в Средиземном море.

Повышенное восприятие угрозы Анкарой отражается в распространенности понятия «Мави Ватан» («Голубая Родина») в турецком дискурсе безопасности. Этот термин, придуманный высокопоставленным офицером ВМС в 2006 году, первоначально означал морские претензии Анкары в Средиземном море. За последние четыре года «Голубая Родина» завоевала популярность как в высших [политических] кругах, где принимаются решения, так и в общественном дискурсе.

Однако «Голубая Родина» – это не какое-то совершенно новое понятие. Оно повторяет ориентированный на безопасность взгляд турецкой внешней политики 1990-х годов, смешивая его с частыми ссылками на различные исторические образы, такие как горькая память о Севрском договоре – договоре, который победившие державы в Первой мировой войне не смогли навязать Османской империи. Соединяясь с евразийскими направлениями мысли, преобладающими среди силовиков Турции, доктрина «Голубой Родины» прославляет многополярность мира и намечает курс на лидерство Турции в Средиземноморье и за его пределами.

Еще слишком рано делать вывод о том, что «Голубая Родина» стала доктриной национальной безопасности Турции. Нынешняя популярность этой доктрины отражает внутреннюю коалиционную динамику, которая сблизила светские националистические элиты с правящей [исламистской] Партией справедливости и развития после неудачной попытки военного переворота в 2016 году. Тем не менее, голубой цвет отечественной патриотической доктрины становится все более популярным, о чем свидетельствуют частые упоминания этого понятия в официальном дискурсе.

Два недавних события укрепили это положение дел.

Восприятие Анкарой угрозы углубляло ощущение ее окружения.

Во-первых – создание в Восточном Средиземноморье Газового форума (EMGF) в январе 2019 года. Штаб-квартира EMGF находится в Каире. Данная организация состоит из РК, Греции, Израиля, Италии, Иордании, Палестины и Египта. Газовый форум также поддерживают Франция и Соединенные Штаты, которые обратились с просьбой присоединиться к организации в качестве члена и постоянного наблюдателя.

Второе ключевое событие – подписание соглашения о трубопроводе EastMed в январе 2020 года Грецией, РК и Израилем. EastMed будет связывать средиземноморские газовые месторождения напрямую с Европой. Анкара рассматривает как Газовый форум, так и трубопровод EastMed как элементы более масштабных усилий, направленных на то, чтобы загнать Турцию в узкие рамки в Средиземноморье. Тот факт, что Газовый форум, трубопровод EastMed и другие региональные инициативы поддерживаются США и ЕС, еще больше укрепляет убежденность Анкары в том, что Турция находится в стороне от своих союзников [в этом вопросе].

Важно отметить, что чувство изоляции Турции в Средиземноморье накладывается на разочарование Анкары в территориальных конфликтах, особенно в Сирии и Ливии. В связи с подавляющим военным присутствием России в Сирии с конца 2015 года влияние Турции на местах было ограничено. Анкара также оказалась вовлечена в ливийский конфликт, первоначально для защиты своих экономических интересов, включая существенные деловые контракты, предоставленные ПНС. Преисполненная решимости прорваться (сквозь предполагаемое окружение) через Средиземное море, Анкара подписала соглашение о сотрудничестве в области безопасности с ПНС в ноябре 2019 года, облегчающее поставку военной техники и личного состава этому режиму в Триполи.

Участие Турции, особенно очевидная эффективность беспилотных летательных аппаратов отечественного производства, восстановили равновесие на поле боя и обеспечили выживание ПНС. Наряду с соглашением о сотрудничестве в области безопасности, Анкара и Триполи подписали соглашение о разграничении (делимитации) морских пространств, которое создало две ИЭЗ, частично перекрывающие районы, на которые претендует Греция. Сделка также блокирует путь для трубопровода EastMed. Оба аспекта участия Турции в событиях в Ливии были отмечены в Анкаре как критически важные выигрышные шаги в направлении изменения Средиземноморского баланса сил в пользу Турции.

Политические последствия

Средиземноморье находится в тупике. Открытия газа за последнее десятилетие не оправдали надежд на то, что они принесут мир и процветание в регион. Учитывая низкие цены на энергоносители, привлечение финансирования для дорогостоящей экспортной инфраструктуры остается чрезвычайно сложной задачей. Что еще более важно, споры о морских границах не только затрудняют разведку газа, но и повышают вероятность возникновения конфликтов в масштабах всего региона.

Поскольку морские споры накладываются на региональное соперничество, вполне возможно, что напряженность может перерасти в открытую конфронтацию.

Для деэскалации напряженности крайне важно учитывать интересы ключевых участников конфликта. В этой статье высказывалось предположение, что действия Турции в регионе лучше всего объяснить как реакцию на все более распространенное представление о том, что в Средиземноморье складывается новый геополитический порядок.

Турция исключается из него. Далее следуют некоторые политические последствия:

1. Европейские санкции в отношении Турции, скорее всего, окажутся неэффективными, поскольку они еще больше обострят восприятие угрозы Анкарой и, возможно, создадут эффект сплочения вокруг флага. (Это – дискуссионный вопрос, поскольку Европейский союз является важнейшим рынком и важнейшим инвестором для Турции. Ухудшение отношений с ЕС может повлечь пагубные последствия для турецкой экономики. А это, учитывая острый экономический кризис в Турции, весьма опасно для ее руководства, – прим.).

2. Деэскалация напряженности между двумя странами – между Грецией и Турцией – это необходимый, но, в конечном счете, недостаточный шаг. Учитывая участие множества региональных интересов, для деэскалации необходимы многосторонние усилия.

3. Исключение Турции из газового коридора Восточного Средиземноморья стало фактором, влияющим на ситуацию. Газовый форум является одним из основных драйверов развития опасений Турции. Региональные платформы энергетического сотрудничества могут быть инклюзивными.

4. Если начнется нормализация турецко-израильских отношений, она поможет разрядить региональную напряженность. Однако это потребовало бы существенной перестройки политики в области безопасности. (В реальности события развиваются в противоположном направлении, Израиль все больше сближается с Грецией и Кипром для противостояния Турции, и проводит с ними совместные военные маневры, – прим.)

5. Любое устойчивое политическое решение в Средиземноморье в конечном итоге потребует диалога между Турцией и Египтом. Однако примирение между Анкарой и Каиром на данном этапе представляется маловероятным. Но обе региональные державы могли бы, по крайней мере, разработать механизмы эффективного управления своим соперничеством.