Турецкие предприятия с трудом справляются с текущими проблемами

На стене кабинета Саваса Махсеречи висят черно-белые фотографии его отца и деда. Они изготавливали подошвы для обуви из переработанных тракторных шин. Эта комната находится на его фабрике на окраине Газиантепа, города с населением 2 млн. человек.

На стене кабинета Саваса Махсеречи висят черно-белые фотографии его отца и деда. Они изготавливали подошвы для обуви из переработанных тракторных шин. Эта комната находится на его фабрике на окраине Газиантепа, города с населением 2 млн. человек на юго-востоке Турции, недалеко от границы с Сирией.
Как и его предшественники, Махсеречи занимается переработкой отходов. Его семейная фирма mtm Plastik производит мешки для мусора, одноразовые перчатки и гранулы для использования в формованных изделиях. Бизнес вырос быстро. Сейчас он занимает в 20 раз больше заводских площадей, чем в 2004 году, а в 2016 году начал экспортировать продукцию. По его словам, узкие места в поставках в Китае – это «большая возможность для нас». Другие промышленные компании в Газиантепе тоже получают выгоду. По словам Махсереси, в прошлом году город продемонстрировал рекордные показатели экспорта.
Сторонним наблюдателям трудно поверить в рассказы о процветании турецкого бизнеса. С 2018 года экономика страны хромает, перемещаясь от одного валютного кризиса к другому. Иностранные инвесторы сбрасывают турецкие облигации и акции. Курс лиры упал. Инфляция подскочила почти до 80%. Тем не менее, экономика каким-то образом продолжает развиваться. В оживленных районах Стамбула, расположенного в 1100 км к западу от Газиантепа, можно увидеть все признаки процветающего мегаполиса с развивающимся рынком: шумные пассажиры, хорошо укомплектованные магазины, пробки на дорогах.
Устойчивость реальной экономики Турции является чем-то вроде загадки. Это одна из немногих крупных экономик, которой удалось добиться роста в 2020 году. В прошлом году ВВП вырос на внушительные 11%. Последние данные (за май) показывают, что промышленное производство выросло на 9,1% за последний год. Даже опытные бизнесмены были застигнуты врасплох этими данными.
В центре загадки – перетягивание каната между двумя силами.
С одной стороны – динамизм бизнеса, который двигает экономику Турции вперед. С другой – неустойчивая политика, которая ее подрывает. Под давлением президента Реджепа Тайипа Эрдогана центральный банк держит процентные ставки на неоправданно низком уровне в условиях резкого роста инфляции. Это особенно неразумно, поскольку Турция является страной с низким уровнем сбережений и нуждается в привлечении иностранного капитала для покрытия постоянного дефицита по счету текущих операций – широкому показателю торгового баланса. Она является импортером энергоносителей, причем большая часть газа поставляется Россией и Ираном. Когда цены на энергоносители растут, дефицит торгового баланса и потребность в иностранном капитале, как правило, увеличиваются.
До сих пор динамизм брал верх над хрупкостью и плохой политикой. Но под поверхностью появляются признаки того, что денежная нестабильность Турции настигает реальную экономику. Власти прибегают к отчаянным мерам, чтобы спасти уменьшающийся запас иностранной валюты и поддержать курс лиры. Но кредиты иссякают, а инвестиции приостанавливаются. Бешеная инфляция привела к тому, что многие люди с трудом сводят концы с концами.
Эрдогану предстоят президентские и парламентские выборы не позднее июня 2023 года. Он доминировал в турецкой политике на протяжении двух десятилетий и, похоже, вряд ли уйдет тихо. Экономически и политически ближайшие месяцы, вероятно, будут бурными.
Некоторое время Турция обладала макроэкономической стабильностью, которая теперь ускользает от нее. Реформы, проведенные после кризиса 2001 года, были преобразующими. Одним из важных изменений стало предоставление большей независимости центральному банку в стремлении к низкой инфляции. В то время новые законы ограничили государственные расходы и открыли государственные закупки для конкурентных торгов. Когда Эрдоган пришел к власти в 2003 году, он придерживался новой политики. Инфляция снизилась до однозначных цифр. Рост ВВП пошел вверх. Повысилась производительность труда.
Но со временем стимул для экономических реформ угас. Центральный банк поддался политическому давлению и потерял из виду свою цель по инфляции. Любовь Эрдогана к грандиозным инфраструктурным проектам получила свободу действий. Закон о закупках был выпотрошен. Строительные контракты были розданы его приближенным. Строительный бум вытеснил экспортно-ориентированное производство в качестве основного двигателя экономики.
Строительство – низкопроизводительная отрасль, поэтому качество роста ВВП снизилось. Кроме того, как известно, оно чувствительно к процентным ставкам (т.е. нуждается в дешевых кредитах) – возможно, это одна из причин, по которой Эрдоган настаивает на сохранении процентных ставок на низком уровне.
Несмотря на это, десятилетие легких денег и избыток глобальных сбережений после 2008 года позволили Турции сохранить открытую международную кредитную линию. Но были и пугающие ситуации с платежным балансом, например, во время «taper tantrum» в 2013 году, когда перспектива ужесточения монетарной политики в Америке вызвала мини-кризис на развивающихся рынках.
К лету 2018 года воинственный настрой Эрдогана, уверенного в том, что высокие процентные ставки являются причиной высокой инфляции (подавляющее большинство экономистов в мире уверены, что все обстоит ровно наоборот, – прим.), а не ее лечением, вызвал отток иностранного капитала. Лира начала резкий обвал стоимости. Последние остатки независимости центрального банка были уничтожены. За несколько лет Эрдоган уволил трех управляющих ЦБ.
В последние месяцы 2021 года процентные ставки были снижены на пять процентных пунктов, до 14%. Лира вновь оказалась под давлением. Инфляция с тех пор выросла с 20% до почти 80%. Но Эрдоган оставался непоколебим. Те, кто настаивает на связи между процентными ставками и инфляцией, «либо неграмотны, либо предатели», – заявил он недавно.
На фоне такого хаоса поразительно, что экономика продолжает работать. Во многом это результат многочисленных коммерческих преимуществ Турции. У нее большой внутренний рынок, насчитывающий 85 млн. в основном молодых потребителей (это не считая 4-5 млн. иностранных граждан-мигрантов, – прим.), и она долгое время была перевалочным пунктом для торговли между Востоком и Западом. Деловая культура страны имеет глубокие корни. Доля населения, стремящегося стать предпринимателями, высока по международным стандартам.
В целом, существует три вида турецкого бизнеса.
Первый – это крупные фирмы, часто конгломераты. На них приходится четверть занятости и половина добавленной стоимости в деловом секторе. Некоторые из них являются совместными предприятиями с европейскими фирмами. Лучшие из них производят высококачественные капиталоемкие товары, детали для автомобилей и военную технику на экспорт. По уровню производительности такие фабрики приближаются к немецким.
На другом конце шкалы находятся мелкие, незарегистрированные фирмы с низкой производительностью труда.
Между ними находится третья группа семейных фирм среднего размера, в которых одни работники числятся официально, а другие – нет.
Такая структура помогает объяснить гибкость турецкого бизнеса. Многие крупные фирмы управляются консервативно и диверсифицированы по отраслям и экспортным рынкам, что придает им устойчивость. Так, крупнейший конгломерат, Koc Holding, имеет четыре основных подразделения: автомобили и запчасти (в совместных предприятиях с Ford и Fiat), бытовая техника, нефтепереработка и банковское дело. Другой конгломерат, Sabanci Holding, охватывает такие области, как рознична торговля, энергетика, производство цемента, банковский и производственный бизнес.
Лучшие семейные фирмы среднего размера отличаются проворством, которое приходит к ним после многих лет жизни в условиях экономической нестабильности. Турция имеет историю высокой инфляции. Руководители стали экспертами в жонглировании финансами. С 2018 года у компаний было время приспособиться к слабой лире. Многие из них сократили свои долларовые долги.
Более мелкие фирмы приспосабливаются к сложностям другими способами. Граница между компанией и домохозяйством размыта. Риски распределяются между членами семьи. Очень часто ответом на невзгоды является более усердная работа. Четыре пятых работников работают более 40 часов в неделю на своей основной работе, что является одним из самых высоких показателей в ОЭСР. Длительный рабочий день компенсирует низкую производительность труда. Еще одна стратегия для малых и средних фирм – вытеснение бизнеса в серую экономику, где зарплата часто не успевает за инфляцией или законами о минимальной заработной плате.
Трудолюбие и маневренность помогают предприятиям не останавливаться на достигнутом. Но им также необходим спрос.
Одним из главных сюрпризов в Турции стал рост потребительских расходов. Инфляция в высоких однозначных цифрах тяготит потребителей в Европе и Америке. Однако в Турции гораздо более высокая инфляция не ослабила спрос. Существует множество теорий, почему так случилось. Одна из них заключается в том, что потребители видели падение лиры, знали, что это означает для будущей инфляции, и делали покупки в ожидании роста цен. Товары длительного пользования, в частности, являются средством защиты от инфляции. Новые автомобили, бытовая техника или импортные предметы роскоши сохраняют свою стоимость лучше, чем лиры, даже если они не являются таким ликвидным хранилищем стоимости, как, скажем, золотые монеты или долларовые банкноты...
Но кредит – не единственное топливо экономики. Молодое население Турции имеет высокую склонность к потреблению, говорит один стамбульский экономист. А у состоятельных домовладельцев большая часть богатства связана с валютными вкладами и недвижимостью, стоимость которых сохранилась или выросла.
Для компаний, которые торгуют в основном в Турции и для которых импортное сырье составляет большую часть общих затрат, обвал лиры – это головная боль. Но тот же обвал стал большим стимулом для экспортеров, чьи затраты в основном выражены в лирах, а доходы – в твердой валюте. Реальный обменный курс (то есть, курс, скорректированный с учетом относительной инфляции в Турции и на ее экспортных рынках) – вот что имеет значение для конкурентоспособности экспорта. Курс турецкой лиры сильно упал.
Есть и другие факторы, которые также благоприятствуют турецкому экспорту. Стоимость доставки товаров из Турции в Европу намного ниже, чем из Китая. Товары могут быть отправлены из Газиантепа через местные порты менее чем за 72 часа, говорит Махсеречи, по сравнению с минимум месяцем из Китая. И поставки более надежны. Турция также может экспортировать товары через Эгейское или Черное море.
Однако ускорение инфляции создает большие проблемы даже для самого гибкого бизнеса. Одна из них – ценовая стратегия. Очень сложно определить, где нужно устанавливать цены. Слишком высокие – и вы рискуете уступить долю рынка конкурентам; слишком низкие – и вы можете обнаружить, что не покрываете стоимость замещения. Трудные решения, кажется, множатся. «Вы должны быть готовы постоянно вести переговоры со всеми вашими клиентами и всеми вашими поставщиками, – говорит один бизнесмен. – Это очень, очень утомительно». Некоторые цены медленно корректируются. Большая доля абонентов мобильной связи имеет 12-месячные контракты. Многие до сих пор пользуются прошлогодними ценами.
Чтобы выжить, предприятия должны защищаться от инфляции. Это часто означает, что расходы перекладываются на других. Это создает напряженность – между арендодателями и арендаторами, магазинами и покупателями, фирмами и их поставщиками. Ни одно предприятие не может позволить себе надолго откладывать оплату счетов своих клиентов. «Сроки оплаты, составлявшие от трех до шести месяцев, сократились до нуля-трех месяцев», – говорит инвестор из Стамбула. Есть и другие факторы давления. Внешний дефицит Турции никуда не делся. В принципе, девальвация – это лекарство. Она работает, стимулируя экспорт и снижая спрос на импорт. Стимулирование экспорта работает, но высокий потребительский спрос поддерживает высокий уровень импорта.
Турция должна либо привлечь свежий иностранный капитал, либо использовать имеющиеся резервы иностранной валюты. И то, и другое становится все труднее. За последние 20 лет качество притока капитала в Турцию неуклонно ухудшалось. Прямые иностранные инвестиции (ПИИ), самая «липкая» форма притока капитала, не достигли уровня середины 2000-х годов, когда Турция придерживалась более ортодоксальной финансовой политики.
Некоторые европейские руководители теперь рассматривают Турцию как потенциальную альтернативу Китаю, поскольку стремятся сократить и диверсифицировать свои цепочки поставок. В прошлом году компания Ikea заявила, что перенесет производство некоторых видов своей мебели из Азии в Турцию. Компания Hugo Boss, производящая одежду, заявила, что увеличит мощности своей фабрики в Измире, чтобы уменьшить зависимость от Азии. Однако нестабильность денежно-кредитной системы Турции, а также ухудшение управления и правопорядка являются препятствием для очередного бума иностранных инвестиций и инвестиций как таковых. Портфельные потоки в турецкие облигации и акции испарились. В результате Турция все больше зависит от краткосрочных кредитов, предоставляемых местным банкам. По мере роста процентных ставок во всем мире их становится все труднее получить.
Ситуация с резервами также опасна. Центральный банк Турции сжег десятки миллиардов долларов, пытаясь поддержать курс лиры. Официальные резервы иностранной валюты отрицательны, если принять во внимание свопы с местными банками.
Тем временем спрос на доллары и евро со стороны частного сектора вырос. На пике в прошлом году две трети банковских депозитов хранились в иностранной валюте. Растущая неликвидность на валютных рынках означает, что у экспортеров есть все стимулы для накопления долларов и евро, полученных от продаж за рубежом.
Власти стремятся обуздать эту ползучую долларизацию и остановить дальнейшее падение лиры. С декабря действует схема, которая компенсирует потери от разниц курсов по депозитам, переведенным из долларов или евро в лиру. В январе турецким экспортерам было предписано передавать 25% своей валютной выручки в центральный банк. В апреле эта цифра была увеличена до 40%. Жалобы корпоративных казначеев на то, что им нужен плавающий поток долларов и евро для оплаты жизненно важного импорта или обслуживания долгов, не возымели никакого эффекта.
В ситуации растущего отчаяния власти пошли еще дальше. 24 июня банковский регулятор Турции заявил, что запретит выдачу кредитов компаниям, которые держат значительные запасы твердой валюты. Эта мера должна была остановить компании, которые по дешевке занимают лиры для спекуляций с долларами. Первоначальной реакцией в Стамбуле был шок. Внезапно главной заботой турецких корпораций стала не инфляция, а потенциальный кредитный кризис.
Если это правило будет строго соблюдаться, говорит один из руководителей, банки не захотят давать кредиты, и компании будут вынуждены сократить расходы на второстепенные нужды. Некоторым будет трудно даже получить достаточный торговый кредит для финансирования оборотного капитала. Но до этого может и не дойти. Из Анкары поступают сообщения о том, что банки не будут нести бремя проверки соблюдения заемщиками новых правил.
Тем не менее, компании проявляют осторожность, а крупные инвестиции откладываются. «Все ждут выборов», – говорит один из инвестиционных банкиров. Партия справедливости и развития (ПСР) Эрдогана явно уступает альянсу шести оппозиционных партий в опросах общественного мнения. Эрдоган отстает в опросах от вероятных оппозиционных кандидатов на пост президента. Его поражение, вероятно, будет означать возвращение к монетарной ортодоксии.
Укрощение инфляции будет большой и болезненной работой, но опыт Турции после 2001 года показывает, что при правильной политике это можно сделать. Инвестиции могут возродиться, чтобы воспользоваться положением Турции как центра дешевого производства на пороге Европы.
Ралли на фондовом рынке вполне вероятно, учитывая, насколько дешевыми стали турецкие акции. Однако поражение Эрдогана на выборах далеко не бесспорно. Он сажает в тюрьму политических оппонентов, запугивает СМИ, пытается подавить свободу слова и может прибегнуть к любой манере сутяжничества, чтобы удержаться у власти. Многие люди, опрошенные авторами статьи, не захотели называть свои имена.
А до этого кризис обменного курса может вступить в новую, более горячую фазу. Как только лето закончится, и рост доходов в твердой валюте от туризма начнет ослабевать, ситуация может осложниться. Срок погашения транша защищенных депозитов в лирах наступает в конце августа. По данным банка Morgan Stanley, во второй половине этого года государство должно выплатить $6 млрд. по внешним долгам; крупные компании и банки должны выплатить $23 млрд. Кажется маловероятным, что все эти долги будут полностью пролонгированы. Тем не менее, уменьшающийся запас иностранной валюты нужно как-то пополнять – или беречь. В худшем случае могут быть введены ограничения на снятие долларовых вкладов населения.
Возможно, экономика как-то продержится до выборов. Насколько странным был подход Эрдогана к денежно-кредитной политике, настолько же консервативной была его фискальная политика. В прошлом году отношение государственного долга к ВВП составило 41,6% ВВП. Это значительно ниже долгового бремени аналогичных стран с развивающимися рынками. И возможно, друзья Турции в Персидском заливе смогут выделить часть своих нефтедолларов для оплаты части долга.
Турция выдержала поразительные испытания. Сейчас, как никогда ранее, турецкие предприятия сосредоточены на выживании. Инфляция порождает неуверенность, а неуверенность порождает осторожность. То, что вы должны делать, вы продолжаете делать, говорит бизнесмен. Остальное может подождать. Он добавляет: «Вы прожили еще один день».