Пока Соединенные Штаты и Европейский союз (ЕС) рассматривают возможность введения новых санкций против Ирана, Тегеран хвастается успехами: за последние шесть лет страна экспортировала больше нефти, чем когда-либо прежде. И это несмотря на санкции США, введенные тогдашним президентом Дональдом Трампом в 2018 году.

В марте министр нефти Ирана Джавад Оуджи заявил, что к 2023 году экспорт принесет в казну страны «более 35 миллиардов долларов». Хотя «враги Ирана» хотели остановить экспорт нефти, «сегодня мы можем экспортировать нефть куда хотим с минимальными скидками», — цитирует его Financial Times.

Инфляция и так высока — около 40 процентов, а каждая эскалация геополитической напряженности оказывает дополнительное давление на стоимость риала (иранской валюты), объясняет Джавад Салехи-Исфахани, профессор экономики из американского Вирджинского технологического университета.

По оценкам Исфахани, в последние недели, когда ожидалась эскалация конфликта с Израилем, риал потерял четверть своей стоимости по отношению к доллару.

Зависимость от экспорта нефти

За последние два десятилетия экономическая ситуация для среднего класса заметно ухудшилась. «Из-за санкций уровень жизни вернулся к тому, что было 20 лет назад», — говорит Исфахани. Экономическое производство, с другой стороны, «более или менее на том же уровне, или, возможно, на пару процентных пунктов выше».

Страна сильно зависит от экспорта сырой нефти. Поскольку более 90 процентов нефти поставляется в Китай, западные санкции оказывают незначительное влияние. После шока от санкций, введенных Трампом в 2018 году, Иран восстановил 80 процентов прежнего объема экспорта.

«Действительно, иранская экономика выросла отчасти благодаря увеличению экспорта нефти, а не общему росту ВВП, который составляет около 5 процентов в год, что неплохо по сравнению с тем, что происходит в регионе в целом после пандемии ковида», — объясняет Исфахани.

Коррупция и отсутствие прозрачности

Тем не менее, в непрозрачные структуры шиитских правителей Тегерана утекает много денег. В индексе восприятия коррупции Иран занимает 149-е место из 180 стран. Германия занимает девятое место, а США — 24-е.

Особенно непрозрачна роль Революционной гвардии как «параллельной армии» и религиозных фондов, которые контролируют центральные части экономики. Они не платят налоги, не обязаны предоставлять балансовые отчеты и, прежде всего, подчиняются политическому и религиозному лидеру Исламской Республики, аятолле Али Хаменеи.

По мнению Мартина Бека, эксперта по Ближнему Востоку из Университета Южной Дании (SDU), иранская экономика характеризуется «переплетением политической и экономической сфер, что способствует проведению государственной политики распределения и клиентелизма, связанным с высоким уровнем коррупции».

Но хотя доходы от экспорта нефти в последние годы все больше стабилизируются, Иран нельзя назвать экономическим тяжеловесом. Не смотря на то, что его население, составляющее около 88 миллионов человек, почти в десять раз больше, чем у заклятого соперника Израиля (девять миллионов), объем его экономического производства, составлявший в 2022 году 413 миллиардов долларов, был значительно ниже израильского показателя в 525 миллиардов долларов.

Санкции, нефть и военная эскалация — ключевые проблемы

Развитие экономики страны зависит прежде всего от того, удастся ли противникам Ирана с помощью новых западных санкций существенно ограничить экспорт иранской нефти.

В первые три месяца года Тегерану удавалось продавать в среднем 1,56 миллиона баррелей (один баррель равен примерно 159 литрам) сырой нефти в день, и почти вся она шла в Китай. По данным поставщика данных Vortexa, это самый высокий показатель с третьего квартала 2018 года.

«Иранцы овладели искусством обходить санкции, — цитирует Financial Times Фернандо Феррейру из американской компании Rapidan Energy Group. Если администрация Байдена действительно хочет что-то изменить, ей нужно изменить свой подход к Китаю».

Но независимо от того, будут ли ужесточены санкции или нет, будет ли экономика Ирана теперь готова к возможной военной эскалации с Израилем?

Ответ Джавада Салехи-Исфахани звучит так: «В целом она не готова к затяжному военному конфликту. Именно поэтому они были очень осторожны, чтобы не слишком ввязываться в войну в Газе. Атака на Израиль была скорее символическим жестом, чем ударом, направленным на нанесение ущерба».