«В Стамбуле деньги больше не имеют никакой ценности», – сетует рассказчик в романе Орхана Памука «Меня зовут Красный», действие которого происходит в XVI веке. «В Бакерии, где раньше продавали большие... буханки хлеба за одну серебряную монету, теперь пекли буханки вдвое меньше за ту же цену». Королевский монетный двор хитростью уменьшал количество серебра в каждой монете. Когда янычары (элитные военные силы) обнаружили, что их зарплата уменьшилась, «они взбунтовались, осаждая дворец нашего султана, как будто это была вражеская крепость».

Сегодня галопирующая инфляция снова поразила Турцию. Официально она составляет 73%, но все подозревают, что она выше. Г-н Памук, лауреат Нобелевской премии по литературе, говорит, что «никогда не видел такого резкого роста цен». Он не делает никаких прогнозов относительно возможных политических последствий. Критиковать современного султана Турции Реджепа Тайипа Эрдогана было бы рискованно. Но из своей заваленной книгами квартиры с видом на Босфор писатель наблюдает, что его соотечественники реагируют «шоком, удивлением и гневом».

Посещение уличного рынка наводит на мысль, что романист прав. Продавец виноградных листьев сетует, что с прошлого года ему пришлось поднять цены втрое. «Раньше люди покупали по 5 кг за раз и оставляли их на зиму. Теперь они могут позволить себе только 300 г». Дедушка жалуется, что его пенсия настолько уменьшилась, что в этом году он не ел мяса.

«Правительство несет за это ответственность, кто еще?» – говорит он. Он голосовал за партию Эрдогана на последних выборах в 2019 году, но больше этого делать не будет. «Решение заключается в смене правительства», – говорит продавец виноградных листьев. «Я хочу уехать из страны, – сказал его младший брат. – Я буду чистить туалеты в Европе, если придется».

Во всем мире инфляция снижает уровень жизни, разжигает ярость и способствует беспорядкам. Конфликт в Украине привел к резкому росту цен на продовольствие и топливо. Многие правительства хотели бы смягчить удар. Но, взяв большие кредиты во время пандемии и в условиях роста процентных ставок, они не могут этого сделать. Все происходящее усугубляет уже существующую напряженность во многих странах и делает беспорядки более вероятными, говорит Стив Киллелеа из Института экономики и мира (ИЭМ) – австралийского аналитического центра.

Самым сильным маркером будущей нестабильности является нестабильность в прошлом, говорится в готовящейся к публикации работе Сандиле Хлатшвайо и Криса Редла из МВФ. По их расчетам, исторически вероятность того, что в стране в текущем месяце произойдут серьезные социальные беспорядки, составляет всего 1%, но она увеличивается в четыре раза, если страна пережила их в течение предыдущих шести месяцев, и удваивается, если они произошли в соседней стране. Вероятность того, что протестующие выйдут на улицы, выше, если они думают, что к ним присоединятся другие.

Потенциал для волнений накапливались годами. По подсчетам МВФ, с 2008 года 84 страны стали менее стабильны; только в 77 ситуация улучшилась. Показатель насильственных протестов вырос на 50% за тот же период. Используя другой метод – подсчет упоминаний в СМИ слов, связанных с беспорядками, в 130 странах, – МФВ в мае подсчитал, что уровень социальных беспорядков находится на самом высоком уровне с начала пандемии.

The Economist построил статистическую модель для оценки взаимосвязи между инфляцией, прежде всего, между ростом цен на продукты питания и топливо, и беспорядками. Мы использовали данные глобального исследовательского проекта Аcled о «событиях в ходе беспорядков» (то есть, о массовых протестах, политическом насилии и бунтах) с 1997 года. Мы обнаружили, что рост цен на продовольствие и топливо является важным предвестником политической нестабильности, даже при контроле над демографией и изменениями ВВП.

Мы также обнаружили повод для тревоги в ближайшие месяцы. Расходы на импорт продовольствия и топлива будут расти, особенно в бедных странах. Долги бедных стран также выросли. В среднем в стране с низким уровнем дохода отношение государственного долга к ВВП составляет 69,9%, по оценкам МФВ. Этот показатель также будет расти и в этом году превысит среднее значение для богатых стран. Поскольку бедным странам обычно приходится платить гораздо более высокие процентные ставки, многие из их долгов выглядят непосильными. По данным МВФ, 41 страна, в которых проживает 7% населения мира, находится в состоянии «долгового кризиса» или подвергается высокому риску его возникновения. Некоторые, например, Лаос, находятся на грани дефолта. Наша модель предполагает, что в ближайший год во многих странах число «событий, вызывающих волнения», удвоится (см. карту).

Для регионов, которые и раньше были нестабильными, происходящее может стать последней каплей. Например, в Турции перебои с импортом продовольствия и топлива из Украины и России усугубляют ущерб, уже нанесенный неумелой монетарной политикой. Эрдоган считает, что высокие процентные ставки вызывают инфляцию, а не сдерживают ее (как думают большинство экономистов, – прим.). Поэтому он приказал снизить ставки даже тогда, когда цены вышли из-под контроля и взметнулись вверх.

Чтобы защитить турецкую лиру, Эрдоган с конца 2021 года призывает людей класть свои деньги на специальные счета, защищенные от обесценивания. Государство обещает компенсировать разницу, если эти вклады потеряют в цене по отношению к доллару, что и происходит. В этом году курс лиры уже упал почти на 25%. Неудивительно, что за шесть месяцев на счетах было спрятано более 960 млрд. лир ($55 млрд., или 7% ВВП), что создает огромные обязательства для правительства.

«Это динамит, заложенный под системой, – говорит Гаро Пайлан, депутат от турецкой оппозиции. – Возможно, он взорвется до следующих выборов, до которых остался год». 

Ожидается, что Эрдоган проиграет, если не предпримет что-то радикальное. Именно поэтому он может сделать что-то радикальное. Например, он может начать новую войну в Сирии против РПК (курдской группировки, которую правительство называет террористами) или запретить своим самым сильным противникам заниматься политикой, как полагает Бехлул Озкан из Университета Мармара. Короче говоря, экономический кризис может привести Турцию к смещению силовика, который правил почти два десятилетия, или же, со своей стороны, Эрдоган может уничтожить то, что осталось от турецкой демократии. Спокойствие кажется наименее вероятным сценарием.

В стране за страной глобальный экономический шторм усугубляет глубинные проблемы.

Возьмем Пакистан, где низкий уровень жизни объясняет, почему в апреле парламент сместил премьер-министра Имрана Хана с согласия армии. С тех пор он возглавляет массовые митинги, чтобы вернуть свою должность.

В Индии вспыхнули беспорядки из-за плана по сокращению числа пожизненных рабочих мест в армии. (В тяжелые времена люди особенно жаждут гарантий занятости).

Шри-Ланка дает представление о том, как быстро ситуация может выйти из-под контроля. В прошлом году президент Готабайя Раджапакса запретил агрохимикаты и велел фермерам переходить на органические продукты. Урожаи упали. Через полгода он отменил запрет, но к тому времени, благодаря другим глупым политическим решениям, твердой валюты стало слишком мало, чтобы импортировать достаточное количество химических удобрений. По прогнозам, следующий урожай будет плачевным. Шри-Ланка нуждается в продовольствии и топливе, но не может позволить себе их импорт.

9 мая произошли столкновения протестующих с проправительственным митингом. Участники бунта сталкивали автобусы в водоемы или поджигали их. Они нападали на сторонников правительства с палками; ваш покорный слуга также видел некоторых с хоккейными клюшками. Они сожгли дома политиков и разгромили музей, посвященный семье Раджапакса. Войска разогнали протестующих, которые ворвались в резиденцию премьер-министра. Президент попытался успокоить толпу, уволив премьер-министра (своего брата).

Но шриланкийцы по-прежнему в ярости. На полках магазинов нет ничего, даже самого необходимого, а люди часами стоят в очередях за бензином. Школы и государственные учреждения временно закрыты. Правительство объявило дефолт по своим долгам. 20 июня в Коломбо, столицу страны, прибыли представители Международного Валютного Фонда, чтобы обсудить вопрос о спасении страны.

***
Никто не может точно сказать, какая страна или регион взорвутся следующими. Г-н Киллелеа опасается Сахеля, где за последние два года произошло пять переворотов. Другие указывают на Казахстан, где в январе правительство призвало российские войска на помощь в подавлении беспорядков, или Кыргызстан, который зависит от пшеницы и денежных переводов из России и где [восставшие жители] сместили трех президентов с 2005 года.

Одной из стран, где есть почти все предвестники хаоса, является Тунис. У него долгая история беспорядков. Почти 12 лет назад тунисский продавец фруктов Мухаммед Буазизи поджег себя после того, как полиция его унизила. Его смерть положила начало «Арабской весне» – волне протестов, прокатившейся по всему Ближнему Востоку и свергнувшей четырех президентов.

Демократическая революция в Тунисе поначалу прошла относительно успешно. Но в прошлом году президент Каис Саид взял на себя автократические полномочия. Падение уровня жизни вновь превратило страну в пороховую бочку. Половина населения моложе 30 лет, причем треть молодых мужчин – безработные. В трущобах вокруг Туниса, столицы страны, они слоняются по углам улиц, курят и брюзжат. «Молодым людям здесь нечего терять. Они присоединятся к бунту только ради возможности красть телефоны и грабить магазины», – говорит 23-летний Мухаммед, продающий травку на улице.

«Я все время злюсь, с утра до вечера», – говорит Мехер эль-Хорхем, работающий в кафе в небольшом городке Губеллат. По его подсчетам, за последние месяцы бизнес упал на 70-80%. Он размахивает в воздухе купюрой в 20 динаров ($6,40). Это его дневная зарплата. «Ты заходишь в магазин с этой купюрой и выходишь ни с чем», – жалуется он.

Ему за 30, и он живет с родителями. «Конечно, я хочу жениться. Все хотят», – говорит он. Но он не может себе этого позволить на свою зарплату, которая не соответствует инфляции. «У меня нет жизни», – негодует он и добавляет: «Вся молодежь злится на систему. Я надеюсь на Бога, что это не приведет к гражданской войне».

Пока что не привело. Но всеобщая забастовка 16 июня остановила автобусы и поезда. Правительство пытается заключить сделку с МФВ, но крупный профсоюз возражает против ее условий, которые включают сокращение фонда заработной платы бюджетников. Президент Саид пытается укрепить свою власть: 25 июля тунисцы будут голосовать за новую конституцию, текст которой он им еще даже не показал.

Простые тунисцы жаждут калорий, а не конституционной реформы. Но политика, призванная утолить их голод, приводит к решительным последствиям. Как и многие другие страны, Тунис устанавливает цены на основные продукты питания (в данном случае на хлеб). Субсидии на хлеб становятся дороже по мере роста цен на пшеницу; это одна из причин, по которой правительство нуждается в спасительной помощи МВФ.

Фермеры, тем временем, должны продавать свое зерно государству по низкой фиксированной цене. Это препятствует производству. На поле возле Губеллата обедает группа рабочих. «Земля в этой стране хорошая, – говорит Неджи Маруи, их менеджер. – Здесь много свободной земли. Если бы они могли получать рыночную цену за свою пшеницу, они бы сажали ее больше. Но они получают менее одной пятой от мировой цены, поэтому не сажают».

Инфляция стимулирует коррупцию, утверждает Юссеф Шериф из Глобального центра Колумбии в Тунисе. В бедных странах каждый государственный служащий, как правило, содержит большую расширенную семью. Счета за продукты растут. Заработная плата не поспевает за ними. «Это создает стимул требовать больше взяток».

Рост взяток, в свою очередь, повышает вероятность беспорядков. По мере роста коррупции шансы на то, что еще одна разочарованная жертва, подобная Мухаммеду Буазизи, устроит где-нибудь эффектную акцию протеста, несомненно, возрастают. В Губеллате Рафика Трабелси кипит от ярости, когда она нарезает картофель. Она хотела расширить свой придорожный киоск и продавать более широкий ассортимент напитков и закусок. Но местные власти отказали ей в разрешении и снесли бульдозером ее крошечную пристройку. По ее словам, другие люди получили разрешение, потому что заплатили взятки.

Хотя конфликт в Украине является причиной большей части мировой инфляции, люди склонны винить свои собственные правительства. В Перу Педро Кастильо пришел к власти в прошлом году с лозунгом «больше никаких бедных людей в богатой стране». Ковид-19 сильно усложнил эту задачу: согласно данным журнала The Economist, отслеживающего количество смертей, превышающих нормы смертности, в Перу их было больше, чем в любой другой стране. И как раз когда экономика страны начала восстанавливаться, конфликт в Украине привел к перекрытию поставок удобрений. Перу полагалось на Россию в 70% импорта мочевины – наиболее часто используемого вида удобрений. Теперь фермеры с трудом достают это удобрение, и они возмущены. В апреле они перекрыли дороги в знак протеста против инфляции. Были сожжены кабинки, где взимали плату за пользование частными дорогами; магазины были разграблены. Кастильо запаниковал и попытался ввести в Лиме, столице страны, новую блокаду в стиле пандемии. Критики завыли – «автократ!» Он смирился.

Сейчас рейтинг одобрения президента составляет около 20%. «Мы думали, что он такой же, как мы, – говорит Грисельда Хуаман, мать троих детей в трущобах под Лимой, – но он нас забыл». Она часто пропускает приемы пищи, чтобы ее дети ели больше. Иногда она не может позволить себе таблетки от волчанки, аутоиммунного заболевания. Без них она не может ходить.

Если Перу не получит больше удобрений, следующий урожай может резко сократиться, говорит Эдуардо Зегарра из местного аналитического центра grade. Кастильо распространяет гуано, традиционное удобрение, которое Перу когда-то производило в больших количествах. Недавно он сказал фермерам, что «только ленивые» будут голодать. Он их не впечатлил. «Если в ближайшее время мы не увидим конкретных действий в пользу фермеров, он выведет нас на улицы», – говорит Арнульфо Адриансен, выращивающий рис. За последние пять лет в Перу сменилось пять президентов. Возможно, пройдет совсем немного времени, прежде чем еще один наденет все более неудобный пояс президента.

Некоторые режимы будут подавлять беспорядки силой. Никто не ожидает, что протесты выйдут из-под контроля, например, в Китае. В Туркменистане, где из-за неуправляемой экономики уже давно ощущается нехватка продовольствия, каждому, кто купит больше положенного количества хлеба, грозит 15 дней тюрьмы.

Египтяне опасаются высказывать свое мнение. Последние массовые протесты в 2013 году закончились тем, что режим расправился примерно с 1 000 человек.

В Уганде президент Йовери Мусевени приказал своему народу есть маниоку, если нет хлеба. Лидер оппозиции призвал их выйти на улицы. Кизза Бесигье, бывший кандидат в президенты, возглавлял протесты во время предыдущего большого скачка инфляции в 2011 году. На этот раз государство не собирается рисковать. Доктор Бесигье был заранее заключен под стражу.

Протесты в Уганде вряд ли увенчаются успехом. Государство, как и в Египте, не стесняется стрелять в демонстрантов. Кроме того, многие угандийцы живут впроголодь, они еле сводят концы с концами, что затрудняет поддержание протеста: если люди не выйдут на работу, им нечего будет есть.

Тем не менее, недовольство растет. Угандийцы тратят 43% своих доходов на продукты питания, поэтому рост цен больно бьет по карману.

Авторитарные режимы, такие как угандийский, сталкиваются с дилеммой. Чтобы подавить инакомыслие, они должны направлять все больше ресурсов на силы безопасности и патронаж, что снижает их способность реагировать на экономические потрясения. Доктор Бесигье говорит, что «репрессивный аппарат» в Уганде силен как никогда. Но, растрачивая столько денег на армию, добавляет он, Мусевени «создал условия для роста недовольства».

Беспорядки приводят к спаду

Глобальные беспорядки могут помешать росту. Инвесторы начинают осторожничать, когда толпы сжигают заводы или свергают правительства. В рабочем документе Методия Хадзи-Васкова и Луки Риччи из МВФ и Самуэля Пьенкнагуры из Всемирного банка показано, что крупные вспышки беспорядков в среднем сопровождаются снижением ВВП на процент по сравнению с предыдущим базовым уровнем через полтора года. Теоретически это может быть связано с тем, что, скажем, предыдущая политика жесткой бюджетной экономии привела как к народному гневу, так и к снижению темпов роста. Однако авторы обнаружили, что эта связь сохраняется независимо от того, предшествовали ли беспорядкам жесткая бюджетная экономия или низкий рост. Они делают вывод, что беспорядки действительно наносят ущерб экономике.

Они также обнаружили, что волнения, вызванные социально-экономическими факторами (например, инфляцией), ведут к более сильному экономическому спаду, чем волнения, вызванные политическими факторами (например, спорным голосованием). Однако, когда беспорядки имеют как политические, так и социально-экономические мотивы, ущерб для ВВП оказывается наихудшим. Хорошим примером стали беспорядки, потрясшие Южную Африку в 2021 году, когда covid-19 привел к экономическим трудностям, а бывший президент-изгой призывал своих сторонников протестовать против того, что его отдали под суд за коррупцию. В квартале, когда произошли бунты, ВВП сократился на 1,5%.

Последний и интригующий вывод заключается в том, что хотя беспорядки обычно вызывают падение фондовых рынков, этот эффект исторически был незначительным в странах с более открытыми и демократическими институтами. Следствием этого является то, что общество лучше справляется с беспорядками, когда в нем есть хорошие институты и верховенство закона.

То, чего так часто требуют протестующие по всему миру – более чистое, менее коррумпированное, лучше работающее правительство – это именно то, что нужно их странам. Но для этого требуется время и стабильность. Краткосрочный период будет неспокойным.

На картинке карта стран на июнь 2022 г, где, согласно прогнозам, наиболее велика вероятность массовых социальных протестов, бунтов и восстаний в ближайшие 12 месяцев.