Политик Озтюрк Тюркдоган, занимающий должность заместителя сопредседателя Партии народного равенства и демократии (ПНРД), заявил, что на этапе «негативного» мира важнее всего вовремя сделать шаги, которые обеспечат безопасное завершение процесса разоружения в правовых рамках. Он заявил: «Я считаю, что вместо того, чтобы сосредотачиваться на невнятных ожиданиях, было бы правильнее расширить фронт борьбы и сделать конкретные шаги».

Тюркдоган, заместитель сопредседателя ПНРД, отвечает за работу комиссии по законодательству и правам человека. Он побеседовал с ANF о 10-м судебном пакете, представленном в парламент Партией справедливости и развития (ПСР).

- Обещанные правительством правовые шаги вызвали у общественности определенные ожидания. Насколько 10-й судебный пакет оправдал эти ожидания?

- После призыва к миру и демократии процесс урегулирования шел под руководством Абдуллы Оджалана. Это один из определяющих аспектов нынешнего этапа. Диалог достиг определенной стадии после того, как РПК провела съезд и приняла решение о разоружении. Именно в этот момент мы выдвинули правительству определенные требования: во-первых, укрепить доверие народа к этим решениям, а во-вторых, положить конец пагубной практике, которая нанесла глубокие травмы общественному сознанию.

- Что это были за требования?

- Они касались положения больных заключенных и неравенства в части исполнения приговоров, а также проблем, возникающих непосредственно в системе исполнения наказаний. Мы подняли эти вопросы главным образом для того, чтобы укрепить доверие людей и устранить несправедливости прошлого. Позвольте мне подчеркнуть, что эти требования рациональны. Мы принципиально выдвигаем вопросы, которые имеют основополагающее значение.

- Как вы понимаете, что ожидания не оправдались?

- Эти ожидания были связаны с увеличением общественной поддержки. Наш народ, особенно курды, полностью доверяют Абдулле Оджалану, но у людей есть давнее глубокое недоверие к правительству. Действия правящей власти на протяжении последних десяти лет вызвали серьезное неодобрение. Именно в этот момент указанные вопросы вышли на первый план, и появилась реальная возможность для диалога. Нам удалось договориться по некоторым вопросам. Наши коллеги провели детальные обсуждения не только с министерством и официальными представителями ПСР, но и с другими оппозиционными партиями в рамках парламента. Я считаю это важным, потому что сложившаяся ситуация нова. На этом этапе 10-й судебный пакет должен был быть представлен в парламент. Сначала мы потребовали, чтобы в него не включались пункты, не связанные с исполнением приговоров. Это было принято, и некоторые вопросы были исключены. Наше основное требование, касающееся вынесения приговоров, заключалось в устранении неравенства при исполнении наказаний. Как вы знаете, для осужденных по закону о борьбе с терроризмом этап, когда становится возможным освобождение на условно-досрочных основаниях, составляет три четверти отбытого срока наказания. Это чрезвычайно высокий порог. Мы потребовали уравнять политзаключенными с другими категориями узников. Данное требование было принято.

- Это также влечет за собой критику неравенства в вынесении приговоров, верно?

- Конечно. В настоящее время Турция сталкивается с серьезными структурными проблемами. Одна из главных проблем уголовного законодательства нашей страны заключается в том, что различия между теми, кто прибегает к насилию, и теми, кто его не применяет, не проводятся. В результате закон о борьбе с терроризмом применяется ко всем без разбора. Неважно, кто вы – журналист, политик, мыслитель, писатель или адвокат, – ко всем применяются те же положения и правовые нормы, что и к тем, кто берет в руки оружие или участвует в военных действиях. В таком контексте мы, конечно, будем использовать термин «политический заключенный», потому что именно таковыми эти люди и являются: они политизированные граждане и политические узники. Мы дали понять, что в этом вопросе необходимо сделать шаг, но пока мы видим обратное. Например, срок условного освобождения для человека, осужденного за кражу, составляет половину срока заключения. Но если журналист пишет статью, критикуя правительство, и его осуждают к тюремному заключению, то срок возможности условного освобождения составляет три четверти. Этот абсурд пора менять. Но ситуацию не исправили, а вместо этого отложили решение.

- Разве административная и наблюдательная комиссии не влияют на ход событий в тюрьмах?

- Смотрите, допустим, вы отбыли три четверти срока. Именно в тот момент, когда вы собираетесь выйти на свободу, вас оценивает новая комиссия. Эта комиссия делает выводы: «Вы не соответствуете необходимым критериям оценки. Оценка будет сделана снова через 3, 6 или 9 месяцев». Это административная комиссия, и хотя срок вашего условно-досрочного освобождения закончился, вас фактически заставляют отбывать полный срок наказания, почти четыре четверти. Такой сценарий необходимо исключить. Это административные органы, осуществляющие судебные полномочия, что противоречит Конституции Турецкой Республики. И вдобавок ко всему они спрашивают политзаключенных: «Раскаиваетесь ли вы?». Но этот вопрос уже рассматривается судом на стадии судебного разбирательства. Этих людей признают виновными и отправляют в тюрьмы именно потому, что они не раскаиваются в своих политических убеждениях. Есть те, кто уже отсидели по 30 лет в тюрьме и всё ещё находятся в заключении, проводя в застенках по 31, 32, 33, даже 34 года. Это неприемлемо. Тем не менее власти отложили внесение изменений и в это постановление.

- А как насчет постановления об освобождении больных заключенных?

- Мы потребовали открыть путь к освобождению тяжелобольных узников и добиться того, чтобы вся система, связанная с этим вопросом, была перестроена. В частности, мы призвали пересмотреть жесткую практику Института судебной медицины и перейти к более широкому взгляду на проблему. Мы предложили, чтобы заключения о состоянии здоровья и возможности отбывать срок, выданные больницами, связанными с Министерством здравоохранения, или университетскими клиниками, были достаточным основанием для принятия решений об освобождении. Эти предложения были отклонены. Единственный шаг, который был предпринят, – это то, что мы называем «специальной процедурой исполнения наказаний», изложенной в статье 110. Согласно статье 16, если заключенный страдает от тяжелой болезни или имеет инвалидность, которая не позволяет ему продолжать отбывать наказание в одиночестве в тюрьме, и если он не считается угрозой общественной безопасности, то по решению судьи по исполнению наказаний оставшийся срок можно провести под домашним арестом. Это шаг вперед. Мы считаем эту часть законодательного пакета положительной. Однако, из этого положения исключены лица, приговоренные к пожизненному заключению при отягчающих обстоятельствах.

- Разве освобождение больных заключенных невозможно при наличии заключения Института судебной медицины?

- Да, статья 16 действительно содержит такое положение, но нынешняя поправка вводит более упрощенную процедуру. Теперь решение будет принимать судья по исполнению наказаний, а оставшийся срок можно будет отбывать под домашним арестом.

- И теперь заключение Института судебной медицины более не потребуется?

- Заключение Института судебной медицины по-прежнему будет запрашиваться, но на практике, возможно, доставлять туда человека физически не придется. Медицинские заключения из больниц также могут быть проверены только на основании предоставленной документации. Фактически, такая упрощенная процедура уже возможна в соответствии со статьей 16. Мы ожидаем, что эта поправка исправит некоторые проблемы в правоприменении. Мы ждем конкретных шагов для реализации этого вопроса. В последнее время правительство назначает множество сотрудников в Институт судебной медицины, что само по себе давно стало частью проблемы.

- Многие критикуют тот факт, что Институт судебной медицины политизировался. Его заключения о том, что тяжелобольные узники «могут оставаться в тюрьме», причинили серьезный вред. Будет ли устранена эта несправедливость?

- Путь реализации этой статьи будет определен изменениями нормативного акта. Подобное положение уже существовало, но, поскольку сейчас вводится особая процедура исполнения наказаний, её детали будут регулироваться отдельно. Мы можем считать это шагом вперед, поскольку в нашей истории имели место явные случаи дискриминации, особенно в контексте специальных процедур исполнения судебных приговоров. Примечательно, что из этой статьи была исключена фраза «в рамках Закона о борьбе с терроризмом». Однако, лица, приговоренные к пожизненному заключению при отягчающих обстоятельствах, по-прежнему не вправе ждать условно-досрочного освобождения. Так что да, это можно рассматривать как небольшой шаг, но то, как будут развиваться события, во многом зависит от его реализации на практике.

- Если дискреционные полномочия будут отданы судье, принимающему решение об исполнении приговора, смогут ли судьи выносить политически мотивированные решения, которые будут выглядеть законными, например, заблокировать освобождение из тюрьмы парализованного человека, заявив, что он «представляет угрозу для общества»?

- Это возможно. Но решения такого судьи могут быть обжалованы в высшем уголовном суде. Так что у нас есть законный путь. Вот как мы должны мыслить: если правительство, как законодательная власть, вводит положение, способствующее освобождению больных узников, то те, кому поручено его исполнение, должны действовать в соответствии с волей законодательной власти. Мы скажем правительству: «Если вы сделали позитивный шаг, вы не должны допустить, чтобы процесс его реализации привел к негативным последствиям». Это естественный порядок вещей. Если вы делаете шаг в пользу прав, вы обязаны довести дело до конца. Всё это – оптимистическая интерпретация. Если закон будет принят в его нынешнем виде, вскоре за этим последуют соответствующие подзаконные акты или директивы по реализации. Мы будем наблюдать за тем, как он применяется на практике, и только тогда сможем говорить более конкретно.

- Пожизненное заключение при отягчающих обстоятельствах уже давно обсуждается, как форма закона, адаптированная к ситуации конкретных лиц. Отказ реформировать эту часть законодательства вызывает вопросы. Как вы оцениваете эту ситуацию?

- Совершенно очевидно, что правительство всё ещё не готово к новому этапу, особенно в отношении Абдуллы Оджалана. Как вы знаете, с его ведома мы договорились отложить обсуждение так называемого «права на надежду» на более поздний срок. Но в стране, отменившей смертную казнь, больше не должно существовать такого юридического понятия, как пожизненное заключение при отягчающих обстоятельствах. Не должно быть и практики пожизненных сроков. Постановления Европейского суда по правам человека (ЕСПЧ) абсолютно однозначны и не допускают разночтений в этом вопросе. Существует также множество решений ЕСПЧ, касающихся освобождения больных заключенных. Этот вопрос постоянно откладывается. В действительности пожизненное заключение с отягчающими обстоятельствами делает заложником даже инстанцию вынесения приговоров. Когда вы назначаете самое суровое наказание, это неизбежно влияет на все остальные приговоры. Если мы хотим всерьез обсуждать вопрос об отмене пожизненного заключения при отягчающих обстоятельствах, это потребует всесторонней реформы системы вынесения приговоров. Это фундаментальный вопрос, и он касается не только г-на Оджалана. Тысячи людей пострадали от этой системы потому, что в ситуации курдского лидера был сформирован и применен особый режим. Фактически, пострадал сам метод исполнения наказаний. Вот почему мы считаем этот вопрос ключевым. Мы обязательно продолжим его обсуждение. По мере развития процесса эта тема, естественно, станет частью нашей повестки дня. Если мы хотим провести настоящую реформу, она должна начаться с отмены пожизненного заключения при отягчающих обстоятельствах.

- До появления этого судебного пакета правительство не предпринимало никаких юридических шагов для решения проблем. Можно ли сказать, что теперь шаг сделан, или это скорее символический жест?

- На мой взгляд, 10-й судебный пакет уже был в планах правительства. Его не следует рассматривать, как совершенно новую инициативу. Там было положение, связанное с COVID. Но когда из него исключили политзаключенных, оно было по сути полностью отменено. Вопрос был отложен на более поздний срок, несмотря на то, что ситуация была крайне несправедлива. Поэтому я считаю, что нам нужно всерьез сосредоточиться на правовой инфраструктуре происходящего и на юридических гарантиях. Например, в этих рамках можно рассматривать парламентскую комиссию, которая должна быть создана в соответствии с законом. Точно так же в этом контексте следует оценивать и различные правовые гарантии, касающиеся разоружения. Разумеется, по мере развития событий нам понадобится всеобъемлющая законодательная база. Фактически, Турция приняла такой закон в 2014 году. Это закон № 6551, но он так и не был реализован после того, как процесс диалога был прерван в 2015 году. Этот закон до сих пор валиден и может быть применен на практике. Однако, учреждение, отвечавшее за эти нюансы, было ликвидировано, и теперь все полномочия лежат на Президенте. Если мы собираемся обсуждать юридические требования к урегулированию, мы должны начать с создания парламентской комиссии, как это и предусматривалось. Мы также можем начать обсуждать, какие ещё законы могут быть включены в повестку дня. Такие темы, как режим исполнения наказаний, свобода мысли и слова, свобода объединений и право на участие в политической жизни, должны будут рассматриваться в рамках более широких реформ и демократизации, и всё это должно происходить поэтапно. Сейчас мы находимся на стадии, которую я назвал бы негативным миром. Как только задачи этого «негативного мира» будут достигнуты, мы должны перейти к этапу позитивного мира, а вместе с ним – к демократизации. Именно тогда мы сможем говорить о всеобъемлющих реформах. Но на данном этапе важнее всего предпринять юридические шаги, которые обеспечат безопасное сопровождение процесса разоружения. Это необходимо. Вы должны определить, как именно тысячи людей сложат оружие, а затем какими путями они смогут вернуться к общественной, политической и социальной жизни.

- Заместитель председателя Партии националистического движения (ПНД) Фети Йылдыз заявил, что детали процесса, связанного с урегулированием, будут рассмотрены в сентябре или октябре. Некоторые интерпретируют это как способ поддержать ожидания общественности, в то время как другие видят в такой тактике попытку тянуть время. Как вы оцениваете эти заявления?

- Я считаю, что было бы более конструктивно подходить к этому вопросу так: данный процесс, несомненно, будет продвигаться при условии взаимных шагов. Поэтому я не думаю, что для нас будет полезно относиться к нему предвзято или пренебрежительно с самого начала. Мы будем продолжать подчеркивать, что стоит сделать необходимые условия, и настаивать на том, что в Турции должны быть предприняты определенные юридические и политические шаги. Наш диалог и переговоры будут продолжаться. В то же время мы будем настойчиво обсуждать улучшение условий работы Абдуллы Оджалана и шаги, необходимые для того, чтобы он смог принимать участие в переговорах и управлять процессом. Именно так всё и будет продвигаться, и я считаю, что это будет правильный путь. Другим важным аспектом является обеспечение того, чтобы г-н Оджалан получал своевременную информацию обо всем происходящем и чтобы обсуждение важных вопросов проводилось после консультаций с ним. Фактически, сам курдский лидер просил о создании парламентской комиссии в посланиях, которые направил политическим партиям ещё в декабре. С тех пор наша делегация неоднократно озвучивала это требование. Сейчас, я считаю, важно, чтобы г-н Бахчели взял на себя инициативу по созданию парламентской комиссии, а спикер парламента начал встречаться с представителями политических партий для решения этой задачи. Надеюсь, что до ухода парламента на каникулы комиссия, которая начнет работу в рамках правовых норм, будет создана. Я считаю, что её работа в ближайшие несколько месяцев будет иметь большое значение, особенно в таких областях, как наблюдение, просвещение общества о необходимости заключения мира и необходимые правовые реформы.

- Есть ли у вас конкретные сроки? Принятие основного пакета документов было отложено до сентября, но сформированы ли четкие планы относительно шагов, которые необходимо предпринять?

- Насколько я понимаю, конкретного графика на данный момент нет. Однако, текущий этап процесса разоружения будет принят во внимание. После окончания разоружения мы должны будем перейти к обсуждению гораздо более продвинутых и всеобъемлющих вопросов.

- Одна из проблем общества заключается именно в этом: шаги постоянно предпринимаются только с одной стороны, а людям говорят, что «более важные вещи и прочие детали будут обсуждаться позже». Что нужно сделать, чтобы решить эту проблему?

- Я считаю, что мы должны продолжать верить в себя и Оджалана. Как подчеркивается в его призыве к миру и демократии в обществе, нам нужно самоорганизоваться, вести политическую борьбу и развивать новые формы организации. Мы должны верить в себя. В конце концов, наш народ достиг определенного уровня политической зрелости. Поэтому я считаю, что вместо того, чтобы полагаться на некие ожидания, было бы правильнее расширить фронт борьбы и сделать необходимые шаги за счет этих усилий. Давайте не будем забывать, что г-н Оджалан выступил с февральской инициативой совершенно самостоятельно. Это был большой шаг. И сейчас он продолжает действовать. Если мы будем смотреть на это с такой точки зрения, я верю, что мы сможем идти вперед шаг за шагом. Конечно, нам придется прилагать усилия по многим направлениям. Например, в этом судебном пакете не было новых положений, касающихся статей 220/6 и 314/3 Уголовного кодекса. Эти абсурдные обвинения, сформулированные как «пособничество террористической организации», использовались для преследования тысяч людей в течение долгих лет. Теперь это преступление наконец-то исчезнет из списков уголовных правонарушений. Это пусть и небольшое, но достижение, которое следует признать. Как мы уже говорили с самого начала, общественные ожидания очень высоки. Но мы всё ещё находимся на этапе негативного мира. Как только данная фаза закончится, мы вступим в новый период, когда сможем начать решать гораздо более сложные вопросы. Вот как следует подходить к происходящему.