Нисан Алиджи – преподавательница Университета Дерби и волонтер исследовательского коллектива DEMOS (Ассоциация по изучению демократии, мира и альтернативной политики). Она занимается вопросами правосудия переходного периода в постконфликтных ситуациях, и сегодня доктор Алиджи ответила на вопросы ANF.

Она отметила, что в Турции обсуждаются многие механизмы, которые можно реализовать в рамках инициатив гражданского общества, включая комиссии по установлению истины, и эти беседы идут с начала 2000-х годов. Такие усилия могут принести плоды в новый период, но для эффективного результата необходимо не формальное соглашение, а подлинная политическая воля, убеждена Алиджи.

- Что именно подразумевает концепция правосудия переходного периода?

- Правосудие переходного периода – это набор механизмов, используемых обществами, переходящими от ситуации конфликта к миру, либо от авторитарных и диктаторских режимов к демократическим системам. Эти инструменты нужны для того, чтобы разобраться с прошлым и привлечь виновных к ответственности за преступления, совершенные в периоды насилия. Подобное правосудие включает в себя как юридические процессы, такие как уголовные разбирательства, так и примирительные механизмы в духе комиссий по установлению истины. Они могут включать и элементы амнистии, и тогда они направлены на поддержку восстановления. Это широкая и всеобъемлющая система, которая стремится не только к правосудию, но и к примирению в обществе. Каждая страна адаптирует эти механизмы к своему конкретному контексту конфликта, иногда применяя весь спектр, а иногда выбирая только определенные инструменты в зависимости от своих потребностей и условий.

- Требует ли правосудие переходного периода подписания мирного соглашения, особенно в условиях Турецкой Республики, где такого соглашения не существует, а шаги предпринимает пока только Рабочая партия Курдистана (РПК)?

- Именно этот вопрос я анализировала в своей докторской диссертации и моей предстоящей книге. До сих пор правосудие переходного периода чаще всего осуществлялось после подписания мирного соглашения. Недавний пример – Колумбия, где механизмы правосудия переходного периода были скрупулезно разработаны в рамках мирного соглашения, став его частью. Однако, мы всё чаще видим, что даже в отсутствие официального соглашения, а иногда и в условиях продолжающегося конфликта, могут быть сделаны шаги к миру, пускай частичные. В таких условиях используются некоторые элементы правосудия переходного периода. В основном это судебные разбирательства, но есть и другие механизмы, которые предлагают представители гражданского общества.

- Что представляют собой эти различные механизмы?

- Даже закон о компенсации, вступивший в силу в 2004 году, можно рассматривать, пускай как неудачную и ограниченную попытку, но ранний пример таких механизмов в контексте Турции. Существует также Комиссия гражданского общества по расследованию произошедшего в тюрьме Амеда (Диярбакыра) – это гражданская акция, выдвинутая, в частности, организацией «Инициатива 78». Начав работу в 2007 году и просуществовав около четырех-пяти лет, она функционировала почти как полноценная комиссия по установлению истины, собрав свидетельства 500 бывших заключенных и задержанных, пострадавших от нарушений своих прав в военной тюрьме. Это было сделано, несмотря на полное отсутствие правовой базы или мирного процесса.

Сегодня мы видим гораздо более благоприятные условия для подобных усилий. Возвращаясь к вашему первоначальному вопросу: да, я верю, что механизмы правосудия переходного периода могут быть реализованы даже вне рамок мирного соглашения. Возьмем, к примеру, проблему насильственных исчезновений. Многие люди, обвиненные в причастности к таким преступлениям, были либо оправданы, либо так и не были привлечены к ответственности, и безнаказанность продолжается. В последние недели мы стали свидетелями того, как общественность возобновила призывы к справедливости в этом вопросе. Виновные могут быть привлечены к ответственности, закрытые дела – возобновлены, а ранее прекращенные процессы – пересмотрены. Всё это не требует заключения мирного соглашения. Можно начать судебный процесс, и уже одно это будет значимым ответом на давнее требование справедливости. Это был бы важный шаг, который способен дать надежду и облегчение семьям жертв и тем, кто пострадал от конфликта, демонстрируя и доказывая обществу, что подобные преступления больше не повторятся.

Другой пример: в стране можно создать комиссию по установлению истины. Если выжившие, жертвы или семьи пропавших без вести, находясь под стражей, требуют создания такого органа, реализация их инициативы возможна через парламент или с помощью другого механизма. Для этого не обязательно нужно мирное соглашение, но нам потребуется политическая воля. Гражданское общество также должно более решительно заявить о необходимости правосудия переходного периода и помочь определить дальнейший путь. Мы уже давно обсуждаем это с коллегами в DEMOS. Как представители гражданского общества, мы задавали себе вопрос, как мы можем участвовать в этом процессе. Возможно, с этого стоит начать.

В Турции уже давно ведется борьба за справедливость, и многие организации и институты гражданского общества возглавляют эти усилия. Это группы, которые тесно сотрудничают с семьями исчезнувших, жертвами пыток и беженцев, которых вынудили оставить свои дома. Основываясь на этом опыте, гражданское общество могло бы помочь прояснить, что означает правосудие в данном контексте, какие механизмы наиболее уместны и применимы, а также предложить план действий. Если в стране будет создана комиссия по установлению истины, гражданское общество может дать рекомендации о том, на каких темах ей следует сосредоточиться, какие периоды времени она должна проанализировать, занимаясь расследованиями, кто должен входить в состав комиссии и как она должна функционировать.

- Турция переживала подобный процесс относительно недавно, с 2013 по 2015 год. Тогдашние условия, конечно, были другими. За прошедшие годы на международной арене многое изменилось. Но мы снова говорим о примирении. В то время предпринимались попытки добиться справедливости. Стоит ли сравнивать те дни с сегодняшним периодом, и если да, то в чем заключаются основные различия?

- Упомянутый мною пример комиссии по установлению истины относится к 2007 году, и это было задолго до начала мирного процесса. Так что, если не ограничиваться только 2013-2015 годами, мы увидим, что первые усилия по созданию правосудия переходного периода имели место на пять-десять лет раньше. Это было время, когда признание исторической несправедливости обсуждались более открыто. Такие трагедии, как геноцид армян и курдский вопрос, обсуждались в широких рамках. Гражданское общество было более активным, и у населения было больше пространства, как политического, так и социального, для работы с коллективной памятью. Эти понятия стали использоваться и приниматься более широко. Во время официальной попытки урегулирования осознание курдского вопроса и наличие официального диалога сделали требование справедливости куда более заметным.

Уникальность тех лет заключалась в том, что правосудие переходного периода и признание прошлого обсуждались параллельно с урегулированием. Я помню дискуссии того периода, особенно те, что велись на встречах представителей гражданского общества. Они говорили о том, чем должна заниматься комиссия по установлению истины. Должна ли она сосредоточиться только на курдском вопросе? Должна ли она также включать геноцид и проблемы армян и вопрос примирения в более широком смысле? Это были более подробные разговоры, и всё больше институтов публично поддерживали такие требования. Однако, с тех пор авторитарный режим начал оказывать огромное давление как на гражданское общество, так и на политическую жизнь. В результате эти призывы к правде и справедливости смолкли.

До недавнего времени мы всё ещё пытались понять, существует ли вообще мирный процесс. В этой атмосфере недоверия требования справедливости и правосудия переходного периода не были озвучены четко, и это я наблюдала среди активистов гражданского общества. Но теперь, когда в стране заговорили о создании парламентской комиссии, я заметила, что эти требования снова стали слышны. Я нахожусь в Амеде уже несколько недель и вижу, что эти разговоры становятся всё более заметными. В ближайшие недели и месяцы мы, вероятно, будем наблюдать, как требования справедливости и правды могут стать неотделимы от мирного процесса.

Всё это растянется на годы. Если урегулирование продолжится и конфликту на полях сражений будет положен окончательный конец, у нас будет время и пространство для решения накопившихся острых вопросов. И, конечно, нам предстоит сделать ещё многое. Погибло так много людей. Травмы, возвращение останков погибших их семьям, вопрос о могилах и о том, как осуществляется коллективный траур, – все эти вопросы будут сопровождать требование справедливости. Всё это относится к области правосудия переходного периода.

- Проводите ли вы в настоящее время полевые исследования на эту тему и не могли бы вы поделиться своими наблюдениями о происходящем в Амеде?

- Исследования, которые я провожу в данный момент, не имеют прямого отношения к этой теме. Моя работа больше сосредоточена на проблемах экологии и разрушении окружающей среды. Я работаю над этим вместе с коллегой-исследователем. Так что наш труд не связан с правосудием переходного периода напрямую, но по стечению обстоятельств время нашей полевой работы совпало с недавней активизацией обсуждений мирного процесса. Естественно, эта тема всплыла в беседах, хотя и не была в центре нашего внимания. Мы столкнулись с другим крайне важным фактором: экологическое разрушение является одним из основных последствий масштабных конфликтов. И это не то, что закончится, когда прекратятся вооруженные столкновения. К этому вопросу нужно подходить серьезно. В последнее время разрушения в Ширнаке, а теперь и в Амеде и ближайших районах стали особенно серьезными.

Если оценить глобальные примеры, можно отметить один общий риск, который также начинает вызывать беспокойство у присутствующих здесь людей: что на практике означает начало мирного процесса? Это значит, что в таких регионах больше не будет вооруженных конфликтов. А это, в свою очередь, делает указанные территории более доступными и привлекательными для международного капитала, превращая их в более «инвестиционно важные» пространства. Такой ход событий несет риски дальнейшего открытия территорий для эксплуатации, что чревато ускоренным разрушением окружающей среды. Поэтому данный вопрос необходимо рассматривать как часть дальнейшего процесса; его нужно признать и проанализировать, чтобы активно противостоять таким ситуациям.