Хотя Бахадыр Алтан является активистом движения за мир и экологию, в обществе он больше известен как военный летчик. На конференции «Путь к миру: Память и справедливость», организованной Ассоциацией по защите прав человека (АПЧ) в Амеде 21-22 июня, он вместе с другими участниками обсуждал серьезные нарушения прав человека, социальные разрушения и необходимость восстановления справедливости в связи с затяжным конфликтом, делясь личным опытом. 

В интервью нашему новостному агентству Бахадыр Алтан поделился своими впечатлениями о конференции и рассказал о ключевых моментах курдского вопроса через призму личного опыта.

Алтан подробно описал мероприятие и свою историю: «На встрече АПЧ люди, пережившие боль войны, выступали один за другим. Представители различных учреждений собрались, чтобы обсудить, как организовать мирный процесс и установить прочный и достойный мир. Ведущим первой сессии был Улаш Байрактар — исследователь мирных процессов. То, как он начал с истории о потере отца-солдата на войне, сразу передало всю серьезность проблемы. На обеих сессиях участники делились личным опытом конфликта и современным осмыслением этих событий. Большинство выступавших были матерями, потерявшими детей, или людьми, потерявшими отцов.

Я тоже поделился частью того, что пережил. Честно говоря, мне не нравилось, когда меня называли «военным летчиком», но там произошло нечто, что тронуло меня до глубины души: одна из Матерей мира сказала мне: «Теперь ты — летчик мира». Эти слова стали для меня большой честью. «Если я стал таким, — подумал я, — то я счастлив». 

Оглядываясь назад, понимаю — даже в годы службы я никогда не был «обычным солдатом». Во время переворота 12 сентября [1980 года] меня дважды арестовывали и пытали вместе с товарищами. Почти всех моих друзей исключили из армии. Из четырех пилотов, кого не исключили, я был одним — но оставался в статусе «неблагонадежного». Сейчас я искренне рад, что ушел, не участвуя в этой войне — которую можно назвать военным преступлением. В основном я служил инструктором и испытателем. 

В 1990 году я фактически оставил службу, а к 1992 полностью уволился из ВВС. Хотя мы, благодаря социалистическим взглядам, старались дистанцироваться от военной идеологии, что-то все равно проникало в сознание. Например, у нас было внутреннее оправдание: служба военным летчиком может быть допустима как защита родины от империализма». 

Зачем вы меня научили! 

Алтан рассказал, как даже во время службы в армии его считали «неблагонадёжным элементом», и описал момент личного прозрения относительно курдского вопроса: «В разные моменты я переживал мучительные переломы в восприятии войны. В 1990-х, когда я находился в Измире, среди ночи мне позвонил один из моих учеников и прямо спросил: «Зачем вы меня научили!». В то время я не готовил новичков, а обучал опытных пилотов тактике ведения боевых действий. Его слова: «Почему вы научили нас этому? Теперь мы бомбим собственные деревни», — это стало для меня болезненным откровением. Действительно, в 1990 году военно-воздушные силы использовались против курдов под предлогом «борьбы с терроризмом»: целые деревни подвергались принудительному выселению, районы, где предположительно скрывались партизаны, бомбили, леса выжигали. Это были самые кровавые времена, о которых невозможно вспоминать без содрогания.

Это осознание определило мой дальнейший путь — борьбу за мир. К 1992 году я окончательно покинул военную службу. Тот переломный момент открыл мне несколько неприглядных истин: во-первых, это никогда не было «борьбой с терроризмом». Мы были военными летчиками, участвовавшими в настоящей войне. Использование таких самолетов, как F-4 Phantom или F-16, созданных для поражения стратегических целей, против людей с винтовками и автоматами Калашникова в горах было изначально порочной практикой — даже с точки зрения военной доктрины. Но настоящим поворотным моментом, о котором я рассказывал на конференции, стал инструктаж в Диярбакыре в 1986 году, где генерал из разведки генштаба демонстрировал сотне пилотов аэрофотоснимки лагерей РПК — их переходы, тренировочные базы, места дислокации. После чего задал роковой вопрос: есть ли у кого-то вопросы?

Никто не решался ничего спрашивать. Но я уже ничего не боялся: после двух арестов во время переворота 12 сентября на мне давно висел ярлык «неблагонадёжного». «На чьей стороне местное население?» — спросил я. «Люди поддерживают РПК», — ответил генерал. Воодушевленный, я продолжил: «Тогда мы бьёмся головой о стену! Сеем зерно на асфальте, надеясь на урожай. Мы утверждаем, что курдов не существует, но я не понимаю языка, на котором говорят на улице. Какой в этом смысл?». Генерал сказал: «Мы не говорим, что курдов не существует». Однако это был именно тот момент, когда Кенан Эврен заявлял: «Курдов нет». Впервые я услышал, как кто-то на официальном уровне противоречит этим заявлениям. Он добавил: «Государство не извиняется, государство не признаёт ошибок. Государство меняет тактику, меняет политику. Но общая стратегия остаётся прежней». Таким был тот разговор. 

Да, затем государство действительно изменило тактику, но не политику. Оно перестало заявлять «курдов не существует». На TRT 6 начали вещание на курдском языке. Но до сих пор никто ведь так и не сказал: «Курды существуют». Даже в парламенте курдский по-прежнему называют «неизвестным языком». Потому что ни одна правильная тактика, построенная на изначально ошибочной стратегии, не может увенчаться успехом. Сама стратегия неверна. Стратегия должна соответствовать реальности, природе вещей. Сейчас, когда государство наконец-то делает шаг в этом направлении, это особо ценно. Никто не ждёт демократизации от ПСР или ПНД. Но если государство осознаёт эту ошибку и предпринимает необходимые шаги, мир возможен. А когда мир наступит, вам не обязательно любить того, с кем вы примирились — не обязательно обнимать его. Нужно просто прекратить воевать, и это главное».

Государство должно сделать мир социальным требованием 

Подчеркивая важность подобных мероприятий, Бахадыр Алтан заявил, что государство должно превратить мир в общественный запрос: 

«Обсуждать всё это невероятно важно — по-другому извлечь уроки из произошедшего невозможно. Даже если это неприятно, мы обязаны говорить об этом. То, что АПЧ сделала в Диярбакыре, — это попытка собрать вместе тех, кто пережил эти события. Поэтому смысле конференция стала важным и первым в своём роде событием. 

Конечно, у курдов огромный опыт в осмыслении своей боли. В каждой семье хотя бы один человек был убит, заключён в тюрьму, пропал без вести, подвергался пыткам или стал их свидетелем. Но главная цель АПЧ (я сам состою в Ассоциации) — объединить семьи солдат и партизан в более широком формате. Участие семей военнослужащих было бы ключевым для построения пути к миру, но, к сожалению, этого в полной мере не получилось. Например, на конференции присутствовали лишь две такие семьи — этого недостаточно. 

Есть и другая сторона: государство предоставляет определённые льготы семьям погибших солдат. Им выплачивают компенсации, назначают пенсии. У курдов, конечно, ничего подобного нет... 

Когда в 2015 году война вспыхнула снова, Камуран Эркачмаз организовал в Топхане выставку «Две стороны боли». Он записал интервью с семьями и солдат, и партизан, создав экспозицию из фотографий и аудиозаписей. Трое родственников военных, участвовавших в том проекте, собирались прийти, но отказались в последний момент. Отец одного такого военного сказал мне: «Я хотел приехать, но племянники спросили: «Ты хочешь лишить нас работы? Нас уволят» — поэтому я не поехал». К сожалению, это тоже часть реальности.

Те, кто действительно хочет мира, предпринимают конкретные действия — организуют конференции, выступают с призывами к миру. Люди, пережившие страдания, вопреки своей боли поднимают голос за мир. Но с турецкой стороны, со стороны государства, подобных усилий не наблюдается вовсе. Когда мы говорим, что государство должно сделать шаги, мы подразумеваем шаги к демократическому обществу, шаги к демократии. Государство обязано действовать, чтобы мир стал общественным требованием. Ведь в конечном итоге примириться должно само общество. Без совместного волеизъявления курдов и турок о создании демократического общества мир невозможен. Потому что в обеих частях общества растёт гнев и ненависть. Когда на уровне простых людей царит вражда, построить мир нельзя. 

Например, в Измире мы создали «Форум мира Измира». Его первое собрание было масштабным и многолюдным. Там на сцене я обнялся с бывшим партизаном, который воевал в горах, пока я служил в ВВС, а после провёл 32 года в тюрьме. Мы тогда сказали: «Да, это была война, и если мы обнимаемся, никто не вправе осуждать нас». Когда война закончится, мы сможем построить демократическое общество. Но если продолжим воевать — надежды нет. Дороги к миру не существует, потому что сам мир — это путь. Поэтому и демократическое общество — это процесс. Предстоит долгий путь к достойному миру. И мы должны быть на этой дороге».