Многолетняя теневая война между Израилем и Ираном, которая постепенно превращалась в прямой конфликт с воздушными ударами, нацеленными друг на друга, и баланс сил на Ближнем Востоке, который начал меняться после атак ХАМАСа 7 октября, продолжает эволюционировать. Последние атаки Израиля на иранскую территорию — в особенности убийства, направленные на ядерные объекты и высокопоставленных военных командиров Ирана — показывают, что этот конфликт выходит за рамки обычных прокси-войн. Несмотря на все эти атаки, отказ Ирана принять условия США и его прямые удары по Израилю ракетами сигнализируют о том, что война, вероятно, будет продолжать углубляться.

Безусловно, эта сложная ситуация — не просто серия военных маневров между двумя государствами, но и отражение структуры, в которой региональная борьба за власть, идеологические соперничества и государственные кризисы тесно переплетены.

Чтобы лучше понять предысторию войны между Израилем и Ираном, ее истинное значение, основные цели Израиля и США в этом конфликте, а также что эта война означает для курдов восточного Курдистана, агентство ANF побеседовало с экспертом по Ближнему Востоку профессором доктором Аббасом Вали, известным своей работой по Ближнему Востоку, особенно по Ирану и курдам.

— С момента атаки ХАМАСа на Израиль 7 октября 2023 года, особенно с эскалацией напряженности между Израилем и Ираном, война перешла в новую стадию, и теперь Израиль напрямую нацелен на Иран. Что означает то, что Израиль, ослабив прокси-силы Ирана в регионе, теперь напрямую атакует Иран?

— Я считаю, что эта война является частью новых событий на Ближнем Востоке, где устанавливается новый порядок под американской гегемонией. Этот процесс начался 7 октября 2023 года, и Иран представляет собой последнюю ступень в установлении этого порядка.

В этом контексте можно сказать, что Израиль действует в двойной роли. Во-первых, Израиль преследует свои собственные интересы, которые противоречат интересам Ирана и его присутствию на Ближнем Востоке. Во-вторых, Израиль действует как прокси-сила для США в регионе.

В этой войне эти две роли объединены. Израиль действует как военная сила, преследующая собственные интересы, и как прокси-военная сила США. Операция преследует двойную цель.

— Вы сказали, что эти атаки преследуют две цели. Так какие именно основные цели этой войны против Ирана?

— Эти атаки имеют две основные цели. Первая цель — нанести тяжелый удар по Ирану, разрушив его экономическую инфраструктуру, военный потенциал и силовые структуры, а также заставить Иран принять «окончательные» цели. Эти «окончательные» цели были выдвинуты Дональдом Трампом и заключаются в трех пунктах: Иран должен полностью прекратить обогащение урана; Иран должен прекратить свою программу разработки ракет; и Иран должен остановить реорганизацию и развертывание своих прокси-сил в регионе. Это три основные требования, которые США предъявляют к Ирану.

Таким образом, основной целью этой операции является ослабить Иран настолько, чтобы заставить его принять эти требования. В таком случае Иран станет частью американской гегемонии. Однако это также приведет к ослаблению Ирана, который будет вынужден следовать американской линии. Это первая цель.

Вторая цель — провести смену режима в случае, если Иран откажется сдаться. Эта смена режима не будет похожа на события в Сирии, Ираке в 2003 году или в Афганистане. В данном случае смена режима, скорее всего, произойдет через искусственно организованный внутренний переворот. В результате этого переворота лидер Ирана Хаменеи будет удален с поста, и возникнет новое правительство.

Этот сценарий является идеальным для США и Израиля. Это были цели, поставленные в начале войны. На данный момент мы находимся на восьмой или девятый день войны, и ситуация изменилась.

— Является ли способность Ирана перейти в контрнаступление, несмотря на тяжелые удары, полученные в первые дни войны, фактором, который помешал быстрому достижению этих целей?

— Несмотря на потерю части своего военного командования и тяжелые удары в первые два дня войны, Иран показал устойчивость. Он восстановился и теперь ведет ракетную войну с Израилем. Эта ракетная война становится всё более эффективной, поскольку Иран использует различные типы ракет, некоторые из которых пробивают израильскую оборонную систему «Железный купол». Примечательно, что Иран успешно поразил три важные цели в Израиле.

После этого давление на Нетаньяху в Израиле возросло. Как и 7 октября, атаки Ирана показали, что стратегия безопасности Нетаньяху потерпела неудачу, и он не смог защитить Израиль.

Не будем забывать, что Израиль — очень маленькая страна по численности населения и площади. Он примерно в 72 раза меньше Ирана и, следовательно, довольно уязвим. На данный момент, поскольку критика Нетаньяху и войны, которую он ведет, растет в Израиле, ключевым моментом является следующее: Нетаньяху вынужден продолжать войну, чтобы сохранить свою власть и правительство.

Он обязан продолжать эту войну до тех пор, пока не будет достигнута какая-то форма победы. Эта победа может быть выражена в капитуляции Ирана, внутренних изменениях в Иране или падении иранского режима.

— Насколько реалистично думать, что только Израиль может свергнуть иранский режим? Каковы возможные пределы и последствия атак Израиля?

— Трудно рассматривать полное падение иранского режима без прямого вмешательства США. Я считаю, что для свержения иранского режима необходимо вмешательство США, потому что это воздушная война между двумя странами, и наземные войска не участвуют. Израильские солдаты не сражаются в Иране, и иранские солдаты тоже не находятся в Израиле.

Эта война ведется исключительно с использованием воздушной мощи: ракет, самолетов и бомб. Это означает, что по своей природе эта война не может привести к смене режима в Иране в краткосрочной перспективе. Кроме того, эта война не может длиться два-три месяца. Ни Израиль, ни Иран не могут себе этого позволить. Таким образом, чтобы кампания воздушных ударов привела к смене режима, должны быть выполнены определенные условия, которые на данный момент еще не возникли.

— Если я не ошибаюсь, условие, о котором вы говорите, — это ожидание народного восстания в Иране?

— Да. То, на что надеялись США и Израиль, это что когда режим подвергнется атаке, народ восстанет. Будет восстание — своего рода народное восстание против режима и так далее. Но этого не произошло. В этнических, языковых и национальных сообществах, например, в таких районах, как Белуджистан, Курдистан, Хузестан и регионах с азербайджанским населением, гражданское общество достаточно радикализировано. Однако этот радикализм еще не проявился в центральных районах.

После революции «Женщины, жизнь, свобода» и репрессий в отношении курдов, белуджей, арабов и туркменов, эти группы сейчас находятся в ситуации, когда гражданское общество радикализировалось и готово к мобилизации. Но они не восстанут, если не будет движения в Тегеране. Потому что в последний раз, когда они восстали и сражались с режимом, Тегеран, Машхад, Исфахан, центральные персоязычные регионы не присоединились к ним.

На этот раз курды, белуджи, арабы и туркмены говорят: «Мы хотим, чтобы режим пал, но мы не будем первыми восставать и нести бремя репрессий». Поскольку эти группы не восстали, Израиль вынужден эскалировать войну, и в то же время ему нужно убедить США вступить в конфликт.

— Думаете ли вы, что США могут прямо вмешаться в эту войну? Учитывая опыт в Ираке и Афганистане, насколько реалистично для США участвовать напрямую в такой войне?

— Это сложная ситуация для Трампа, потому что структура власти в США разделена по этому вопросу. Старые консерваторы, неоконсерваторы эпохи Буша, хотят войны с Ираном. Но популисты в американской администрации и властной структуре, те, кто поддерживает лозунг «Сделаем Америку снова великой», не хотят прямого военного вмешательства в Иране.

Таким образом, Трамп должен принять решение. Это решение, конечно, касается того, войти ли в войну. Тем временем израильское лобби, еврейское лобби и все остальные силы в США теперь будут пытаться убедить тех в администрации, кто против войны. Но я думаю, что Трамп сказал: «Мы дали две недели, и в течение этих двух недель мы подумаем и решим, будем ли мы вступать в войну».

Я считаю, что это тактический ход. То, что делает Трамп, — это тактика. В течение этих двух недель Трамп хочет достичь одной из двух целей. Первая из них такова: дать Израилю полную свободу действий для продолжения войны.

Цель может быть достигнута, то есть Иран может сказать: «Хорошо, давайте возобновим переговоры, и мы готовы принять ваши условия». Это маловероятно. Однако если Израиль действительно добьется успеха, если он разрушит политическую власть Ирана, его руководство и структуру, и проведет инженерные изменения в режиме, тогда появится новое руководство. Это новое руководство может сказать: «Мы хотим спасти страну и принимаем партнерство с США».

Вот где мы сейчас находимся. Мое предположение: эта война не продлится больше двух недель, и результат появится в течение этого времени. Я думаю, что этот результат зависит от того, насколько США продолжат поддерживать Израиль и будут ли они полностью поддерживать его логистически, не пытаясь притормозить.

Если Израиль потерпит неудачу, то США вмешаются с воздушной мощью, чтобы уничтожить иранские ядерные объекты. Это один из вариантов.

Другой вариант таков: Иран ослабнет в течение этих двух недель, и произойдут некоторые изменения в режиме. Тогда они обратятся к США и скажут: «Давайте возобновим переговоры».

Также стоит помнить, что за последние шесть месяцев, около 200 дней с момента вступления в должность, Трамп не достиг ни одной из заявленных им целей. Он не завершил войну между Украиной и Россией, он не решил кризис в Газе, не смог ввести единые тарифы на Китай и так далее. И теперь, через войну с Израилем, он не принес мира в Иран. Смотря на все это, Трамп находится в слабой позиции в плане внутренней политики США.

Трамп с удовольствием примет мирное завершение этого конфликта. Но в то же время он чувствует себя неуверенно, считая, что не достиг своих целей. Если Иран в конечном итоге откажется сдаться любым способом, не исключено, что Трамп может использовать мощную авиацию США против Ирана. Однако идея развертывания сухопутных войск в Иране не рассматривается.

Это не произойдет. Так что крайне маловероятно, что США отправят сухопутные войска в Иран или что Израиль высадит солдат в Иране. Если США вмешаются в эту войну, это будет только через воздушную мощь.

— Какую ситуацию можно ожидать в Иране, если он примет условия Трампа, то есть по сути сдадится?

— Я считаю, что если эта война завершится капитуляцией Ирана и его принятием условий Трампа, или же военным поражением Ирана и устранением его руководства, могут возникнуть два разных сценария. Первый сценарий: если война приведет к поражению Ирана и Иран сдается, это означает, что его безопасность и военные структуры останутся нетронутыми или будут сохранены. Это значит, что в случае возможного народного восстания эти структуры будут готовы его подавить.

Но если режим будет свергнут с помощью воздушной мощи, вмешательства США и продолжения войны, то возникает вероятность народного восстания в Иране. Если посмотреть, как война была стратегически спланирована, и это важный момент, Израиль атаковал экономическую инфраструктуру Ирана, ракетные системы, военное руководство и ядерные объекты. Израиль сделал все это.

Но Израиль не атаковал внутренние силы безопасности Ирана. Другими словами, те силы, которые необходимы для подавления восстания. Это означает, что США и Израиль боятся революционного народного восстания в Иране.

Если такое случится, стратегические расчеты относительно войны, целей и способов их достижения станут недействительными. Появится новая ситуация, которую нужно будет оценить заново. Важно то, что ни США, ни нынешнее руководство Израиля не хотят радикального режима в Иране, пришедшего к власти через революционное восстание. Ни США, ни Израиль не хотят такого режима.

— Что эти события означают для курдов, которые являются крупнейшей популяцией в регионе? Могут ли курды восточного Курдистана, которые уже много лет сталкиваются с репрессивным режимом, превратить этот процесс в выгоду?

— Я считаю, что курды могут извлечь выгоду из этой ситуации. Да, но есть и другой момент: если в Иране произойдет смена режима, то курды наверняка извлекут из этого выгоду. Однако если произойдет внутренний переворот, а не полная смена режима, а лишь изменения внутри режима, то последствия для курдов остаются неясными.

Что сейчас важно, так это то, что курды должны сначала создать единство среди себя. Существует множество курдских партий, и они не объединены. Идет движение по объединению этих партий. И как только это единство будет достигнуто, то, что я всегда говорил руководству этих партий: они должны объединиться вокруг минимальной общей программы.

Эта минимальная программа должна быть направлена на создание единой администрации для Курдистана в случае коллапса режима. Для этого необходима программа, на которой смогут договориться все курдские политические силы. Эта программа не должна быть идеологической, потому что все эти партии имеют разные идеологии. Достигнуть соглашения по идеологической совместной программе было бы сложно. Вместо этого она должна быть основана на демократических и гражданских правах народа Курдистана.

Кроме того, курды должны создать единые СМИ, которые смогут обратиться к иранскому народу и всему миру. Эти СМИ и риторика должны быть объединены. Для этого курды нуждаются в общем, едином дискурсе. Этот дискурс не должен быть риторикой одной партии, а национальной. Это должен быть дискурс всех курдов, а не только одной партии. Это абсолютно необходимо сейчас.

Курдские партии должны отложить свои разногласия и сформировать объединенный фронт, основанный на минимальной демократической программе и совместном демократическом политическом и культурном дискурсе. Этот минимальный демократический дискурс не должен быть этническим. Он должен выходить далеко за пределы этнических ссылок и полностью придерживаться принципов народной демократии.

В этом контексте есть два основных признака, которые отличают курдскую оппозицию от других оппозиционных движений в Иране. Во-первых, курдская оппозиция всегда имела политические партии исторически. Это то, чего нет у других. Во-вторых, курды имеют вооруженные силы.

Сейчас вопрос вооруженной борьбы был интерпретирован по-разному в северном Курдистане, особенно после недавнего призыва Абдуллы Оджалана. Я осведомлен об этом. Но каким бы ни было логическое объяснение, это отличается от ситуации в иранском Курдистане или восточном Курдистане.

В настоящее время в восточном Курдистане курдские политические партии должны поддерживать и усиливать свои вооруженные силы. Потому что эти вооруженные силы очень важны как для возможных событий в Иране в целом, так и в восточном Курдистане.

Моя рекомендация заключается в том, чтобы они объединились вокруг гуманитарной программы. Чтобы они объединились с общим, единым, народным и демократическим дискурсом. Чтобы они создали объединенное военное командование. Это абсолютно необходимо. Когда режим рухнет, курды должны иметь объединенное военное командование, которое сможет взять на себя управление. И даже если режим не рухнет, а произойдут только внутренние изменения, такое командование все равно будет очень важно.

Если режим примет американские требования и капитулирует, или если будет достигнута другая договоренность с США и Израилем, вы можете быть уверены в одном: первым шагом, который сделает этот режим, будет обращение против собственного народа и начало массовых репрессий, казней, тюремных заключений, арестов и подобных мер, чтобы восстановить свою власть в Иране. Учитывая эту возможность, для политических партий Ирана, особенно курдских политических партий, крайне важно быть подготовленными, оснащенными и иметь хорошо подготовленные вооруженные силы.