Адвокат Дженгиз Юрекли из адвокатского бюро «Асрин» выступил на конференции «Права и свободы в Турции: Закон, тюрьмы и курдский вопрос», организованной Европейской ассоциацией юристов за демократию и права человека в мире (ELDH) и Ассоциацией за демократию и международное Право (МАФ-ДАД).

Адвокат Юрекли рассказал об изоляции и ситуации в тюрьмах в связи с опытом Имралы.

Вот текст его выступления:

«Статус тюрьмы Имралы и правовой режим, наложенный на г-на Оджалана, требуют углубленного обсуждения и новой концептуализации. Понятия «вражеского уголовного права» и «чрезвычайного положения», которые используются для описания закона, на мой взгляд, не соответствуют ситуации в тюрьме Имралы. Поскольку в обоих случаях дискриминационное применение или приостановление действия закона происходит на основании правовой нормы. Это не так в случае с тюрьмой Имралы и г-ном Оджаланом. Теоретически оба подпадают под действие одних и тех же законов, регулирующих остальную часть страны. Однако на практике эти законы не доходят до тюрьмы Имралы. В этом отношении мы не можем фактически определить Имралы как тюрьму. Происходящее там на самом деле ближе к преступлению «ложного лишения свободы» в соответствии с национальным уголовным законодательством.

Тюрьма Имралы была создана в 1999 году специально для г-на Оджалана. Она расположена на острове, который впоследствии был объявлен запретной военной зоной. Посещения, переписка и все подобные вопросы регулируются режимом и разрешительной процедурой, которые не закреплены в законодательстве. В течение 10 лет и 9 месяцев Оджалан был единственным заключенным в Имралы. Он имел право только на один час в день доступа к свежему воздуху и имел только одноканальное радио. В это время рядом с ним не было других заключенных, с которыми можно было бы связаться, не было телевидения. Затем в тюрьму Имралы перевели других осужденных. Всего на сегодняшний день их четыре. По данным Комитета Совета Европы по борьбе с пытками (ЕКПП), им разрешено собираться вместе пять часов в неделю, один час в день. Остальное время, то есть 23 часа в сутки в будни и все выходные, они проводят в своих камерах совершенно одни.

К сожалению, мы не можем предоставить более подробную информацию об их нынешних условиях содержания в тюрьме, так как нам мешают видеть их и следить за условиями заключения. У нас нет возможности узнать, какими правами они пользуются и в какой степени. Не существует механизма мониторинга, который следит за тюрьмой Имралы и делится своими выводами с общественностью. В соответствии с национальным законодательством такая функция возложена на несколько учреждений. Однако за 24 года не было ни одного визита или проверки. Неоднократно независимые делегации обращались к властям за разрешением на посещение тюрьмы, но эти просьбы неизменно получали отказ. Таким образом, единственными и самыми последними доступными нам данными является отчет ЕКПП о посещении тюрьмы в 2019 году. В последний раз мы слышали от наших клиентов в тюрьме Имралы во время телефонного звонка 25 марта 2021 года. С тех пор, мы не смогли получить доступ к какой-либо информации об их положении.

Для лучшего понимания условий содержания под стражей в тюрьме Имралы мы можем сравнить права, определенные в национальном законодательстве, с практикой, установленной для наших клиентов. Г-н Вейси Акташ, в отличие от других наших клиентов, отбывает пожизненное заключение в тюрьме Имралы. Он находится в тюрьме с марта 2015 года. Осужденные с его статусом имеют право на свидания с членами семьи один раз в неделю и четыре раза в месяц плюсна  такое же количество телефонных звонков. По грубым оценкам, это означает, что они могут видеть свои семьи более 50 раз в год, а также связываться с ними по телефону более 50 раз в год. Эти суммы уменьшаются вдвое, когда речь идет о осужденных, отбывающих пожизненное заключение с отягчающими обстоятельствами, как в случае с тремя другими нашими клиентами в тюрьме Имралы. Соответственно, Вейси Акташ должен был иметь 400 свиданий с родственниками и столько же телефонных звонков с членами семьи за последние восемь лет пребывания в Имралы. Другие наши клиенты должны были иметь возможность получить 200 посещений и сделать столько же телефонных звонков. Однако за этот период Вейси Акташа посетили только три раза, и из-за пандемии ему разрешили позвонить только один раз. Его общение с семьей составляет в общей сложности три часа. За более чем восемь лет это все контакты, которые ему позволили с внешним миром. Хотя его адвокаты и он сам настойчиво обращаются с просьбами к властям, ему до сих пор не разрешили встретиться с адвокатом.

В соответствии с мерами, введенными в связи с пандемией COVID-19, которые продолжались в течение двух лет, заключенным по всей Турции было предоставлено вдвое больше прав на телефонную связь. Но даже в эти времена большой тревоги и неопределенности нашим клиентам в тюрьме Имралы не было предоставлено это право. После разрушительного землетрясения в Турции и Сирии 6 февраля 2023 года заключенным, чьи семьи проживали в зоне землетрясения, решением Министерство внутренних дел Турции было предоставлено право связаться с ними по телефону. Однако это право не было предоставлено заключенным тюрьмы Имралы, несмотря на то, что все члены их семей проживали в зоне землетрясения. В результате наши клиенты не имеют ни малейшей информации о том, заболел ли кто-то из членов их семей, получил ли травму или вообще погиб во время пандемии и землетрясения. Согласно национальному законодательству, заключенным разрешается звонить своим семьям по телефону в случае серьезной болезни родственников определенной степени тяжести. В случае смерти такого родственника заключенному разрешается участвовать в похоронах и процедурах соболезнования. Вейси Акташу даже не предоставили право пользоваться телефоном, когда его отец скончался в ноябре 2022 года. Если администрация тюрьмы не проявила любезности сообщить ему, Акташ даже не знает о смерти своего отца. Кроме того, мы и его семья не располагаем информацией о его здоровье, условиях жизни и безопасности. Мы исходим из того, что наши клиенты содержатся в Имралы, находятся в хорошем психическом и физическом состоянии, не подвергаются жестокому обращению и им разрешено взаимодействовать друг с другом. Вернее, хотелось бы верить и искренне надеяться, что это так.

Хотя мы уже запрашивали их медицинские записи, нам их не предоставили. Конфиденциальность права на здоровье не препятствует передаче нам записей. Если лицо того желает, эти записи должны быть переданы его или ее адвокатам или опекунам. Между тем, в тюрьму не допускаются и независимые медицинские комитеты, поэтому мы не располагаем информацией об изменениях в состоянии здоровья наших клиентов.

Наши клиенты подвергаются дисциплинарным взысканиям, препятствующим свиданиям с родственниками и запрещающим свидания с адвокатом. Эти санкции являются официальной причиной содержания наших клиентов под стражей без связи с внешним миром. Однако в законодательстве отсутствуют основания для предотвращения контактов осужденного с адвокатом или полного прекращения его контактов с внешним миром. Наоборот, существуют правовые гарантии, призванные предотвратить возникновение такой ситуации. Нам, как уполномоченным представителям наших клиентов, не разрешается вести соответствующие разбирательства от их имени, и нам даже не выдаются копии файлов и судебных решений. Таким образом, правосубъектность наших клиентов, их законное существование полностью уничтожаются.

Такое положение дел не ограничивается Имралы, а имеет тенденцию распространяться по всей стране. Со временем были приняты меры для создания правовой основы для условий, преобладающих в тюрьме Имралы с 1999 года. Таким образом, Оджалан играет решающую роль в формировании и применении закона о казни в Турции. Меры, принятые для предотвращения осуществления Оджаланом своих прав, начали полностью охватывать внутреннее законодательство, где они широко применяются сегодня.

После многочисленных безуспешных попыток на протяжении 90-х годов тюремная система типа F могла быть введена только после политических и социальных изменений, вызванных экстрадицией Оджалана в Турцию. Существование такого места, как тюрьма Имралы, то есть места заключения для одного человека, предназначенного для полной изоляции этого человека от общества, не только обеспечивало юридическую легитимность работы тюрем типа F, но также повлияло на нарушение сопротивления противоборствующих социальных сил. Строительство тюрем типа F означало обобщение системы относительной изоляции. После того, как эта система была укреплена, последовало развитие так называемых тюремных систем S и Y, которые еще более усугубили степень социальной изоляции.

Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) заявил, что в отношении Оджалана не было проведено справедливого судебного разбирательства и что его право на защиту было нарушено, и поэтому его следует судить повторно. При наличии такого решения национальные суды не могут по своему усмотрению решать, признают ли они существование основания для повторного судебного разбирательства. Решение ЕСПЧ является окончательным и, как таковое, не подлежит толкованию. Несмотря на это, в 2006 г. соответствующие суды отказались выполнить требования решения ЕСПЧ на том основании, что процессуальные ошибки, т.е. нарушения, установленные ЕСПЧ, не повлияли на приговор заявителю, поскольку последний был бы таким же и без их. К сожалению, Комитет министров одобрил эту практику турецкого правительства и закрыл дело. Во избежание каких-либо лазеек в Уголовно-процессуальный кодекс была добавлена ​​статья, предотвращающая повторное рассмотрение дела Оджалана. Это означало, что, по данным Минюста того времени, 221 человек был освобожден от права на повторное судебное разбирательство. Поскольку Совет Европы продолжал усиливать давление на Турцию, были предприняты шаги для решения этого вопроса путем внесения поправки в закон в 2013 году, при этом исключив Оджалана. Однако этот компромисс привел к тому, что правительство в последующие периоды действовало произвольно, временами почти шантажируя Совет. Отказ Турции выполнять широко упоминаемые постановления ЕСПЧ по делам Османа Кавалы и Селахаттина Демирташа как раз и является продуктом и продолжением этих соучастных отношений.

Юридические меры, принятые специально для предотвращения контактов г-на Оджалана со своими адвокатами, со временем превратились в угрозу праву всех заключенных на встречу с адвокатом. Постановление, введенное в 2005 г. в связи с реформами по легализации практики в Имралы, применялось во всех тюрьмах на стадиях расследования и судебного преследования после 20 июля 2016 г. ЕСПЧ способствовал такому положению дел своим решением 2014 г. по заявлению Оджалана, в котором он проигнорировал этот вопрос. Теперь ЕСПЧ пытается преодолеть это, возлагая на Турцию ответственность за нарушения в отдельных случаях.

Точно так же пожизненное заключение с отягчающими обстоятельствами, определяемое законами 2005 года как лишение свободы до смерти, было введено с учетом Оджалана. Однако многие заключенные в настоящее время содержатся в этом статусе, лишенные самых элементарных прав. Этот статус не только отменил условно-досрочное освобождение, но и вызвал резкое изменение условий отбывания наказания. Заключенных выводили из камер, где они находились годами, и помещали в одиночные камеры. Права на посещение семьи, количество людей, с которыми им разрешено встречаться, права на телефон, время на открытом воздухе и общие занятия были сведены к абсолютному минимуму, что подвергало заключенных огромной социальной изоляции.

Как показывают эти примеры, тот факт, что нарушения замалчивались или интернализировались, потому что они касались «только» Оджалана, привел к тому, что люди в Турции, особенно заключенные, сегодня сталкиваются с угнетающим пониманием закона. Во-первых, в отношении Оджалана применялась исключительная практика. Фактически, юридические процессы были приспособлены к человеку, чтобы соответствовать новой реальности и придать ей видимость легитимности. С 1999 года курс уголовно-правовых норм, особенно в отношении исполнения наказаний и судебного разбирательства, основывается на этой фикции».