Исламская Республика Иран – это государство, разделенное изнутри и направленное против самого себя. С момента своего создания в 1979 году она определяется напряженностью между президентом, который возглавляет избранное правительство, и верховным лидером, который руководит параллельными государственными институтами, воплощающими революционные исламистские идеалы современного Ирана.

Нынешний верховный лидер, Али Хаменеи, занимал пост президента с 1981 по 1989 год. Во время своего пребывания на посту президента он конфликтовал по вопросам политики, кадров и идеологии с тогдашним верховным лидером Рухоллой Хомейни, харизматичным священнослужителем, возглавившим иранскую революцию. После смерти Хомейни в 1989 году Хаменеи был назначен верховным лидером и продолжил борьбу с длинной чередой президентов, более умеренных, чем он сам.

(Верховный лидер Ирана, его духовный руководитель, «рахбар» выбирается иранской элитой пожизненно и обладает властью, близкой к абсолютной. Ему подчиняются все силовые структуры, включая могущественный Корпус стражей исламской революции (КСИР), и он может вмешиваться в любые вопросы управления страной, от финансов до законодательства. Избираемый обществом президент Ирана по конституции лишь проводит в жизнь решения верховного лидера. Хотя президенту подчиняется экономический блок. дипломатическое и некоторые другие ведомства, на практике он не более чем слабый премьер-министр при сильном авторитарном лидере, главе шиитской теократии в Иране, – прим.).

Последние президенты Ирана не были радикалами по меркам политического истеблишмента страны. Но, несмотря на различия в мировоззрении и социальной базе, все они проводили внутреннюю и внешнюю политику, которую параллельное государство обозначило как светскую, либеральную, антиреволюционную и подрывную. В каждом случае Хаменеи и Корпус стражей исламской революции (КСИР), который подчиняется непосредственно верховному лидеру, действовали агрессивно и порой жестоко, чтобы сдерживать и контролировать избранное правительство. В результате этих сражений правительственная бюрократия была истощена и парализована.

(КСИР – это вторая армия Ирана численностью 120 тыс человек, куда берут только религиозных солдат и офицеров. Так же, КСИР курирует ракетные и ядерные программы, обладает сетью собственных спецслужб. Кроме того, КСИР контролирует часть иранской экономики, прежде всего тяжелую и оборонную промышленность, а так же экспорт, в общей сложности около трети экономики страны, и является самой мощной экономической корпорацией, и, одновременно, самой влиятельной силовой структурой. Одновременно, КСИР контролирует сеть иранских прокси – шиитских ополченцев в Ираке, Сирии, Ливане, Йемене и других государствах, являясь важнейшим инструментом внешней политики Ирана. Именно КСИР, фактически, контролирует назначения послов. Тем не менее, будучи фундаментом параллельного государства, КСИР подчиняется канцелярии верховного лидера Иране – «Бете Рахбари». Впрочем, верховный лидер стареет, а КСИР постоянно усиливается, – прим.).

С избранием нового президента Ирана эта борьба, возможно, окончательно решилась в пользу параллельного государства.

Эбрахим Раиси, который занял пост президента в результате тщательно спланированных выборов в июне, является верным функционером теократической системы Ирана. На протяжении десятилетий он работал в качестве прокурора и судьи, в том числе два года возглавлял судебную систему Ирана. За время своей карьеры Раиси стал печально известен благодаря своей предполагаемой роли в бессудных казнях тысяч политических заключенных и членов социалистических вооруженных групп в конце 1980-х годов. Его стремление искоренить любую предполагаемую угрозу параллельному государству явно расположило к нему Хаменеи, и мало кто сомневается, что на посту президента одним из его приоритетов будет ужесточение контроля верховного лидера над административными органами избранного правительства.

Контекст, в котором Раиси вступил в должность президента, также потребует отказа от прошлого. Иран обнищал в результате удушающих санкций США и пандемии COVID-19. Демократические устремления разоренного среднего класса ослабевают, а на их месте растет коллективное чувство изоляции и жертвенности. Окружающий регион остается угрожающим, усиливая тех, кто выдает себя за гарантов национальной безопасности. На фоне всех этих потрясений Ирану вскоре понадобится новый лидер, переходный период, в котором новый президент сыграет решающую роль и который потенциально может привести к его собственному возвышению до уровня главы Исламской Республики.

Эти перемены обещают открыть новую эру в истории Исламской Республики. Беспорядки, вызванные расколотой государственной системой, могут уступить место Ирану, который будет более сплоченным и более настойчивым в своих попытках сформировать регион по своему образу и подобию. Поскольку многие лидеры и движения, определявшие иранскую политику в течение последних трех десятилетий, уходят из жизни, фракция правых (в данном случае «консервативных», – прим.) лидеров имеет возможность перестроить иранскую политику и общество таким образом, чтобы расширить контроль КСИР над экономикой страны, еще больше сократить политические свободы и проявить ограниченную терпимость в религиозных и социальных вопросах. Лидер будет отстаивать иранский национализм, чтобы расширить свою базу поддержки внутри страны, в то же время опираясь на шиитскую и антиамериканскую идеологии для проецирования власти на региональном уровне.

Эти перемены могут также изменить отношения Ирана с миром, и особенно с Соединенными Штатами. Опираясь на поддержку самоуверенного КСИР и не опасаясь саботажа внутри страны, новое правительство не будет уклоняться от противостояния предполагаемым экзистенциальным угрозам со стороны США. Хотя оно может пойти на компромисс по ядерному вопросу, чтобы смягчить нарастающий экономический и экологический кризисы внутри страны, новая внешнеполитическая команда откажется от стремления предыдущих президентов к сближению с Западом и вместо этого будет стремиться к стратегическим союзам с Китаем и Россией. Основное внимание будет сосредоточено на Ближнем Востоке, где новый лидер будет искать двусторонние соглашения по безопасности и торговле со своими соседями и удвоит усилия по укреплению своей «оси сопротивления» – разветвленной сети прокси в Ираке, Ливане, Сирии, Йемене и других странах региона.

Американо-иранские отношения будут носить транзакционный характер и вращаться вокруг насущных проблем безопасности. Манящие обещания более широкого сближения больше не найдут благодатной почвы в Тегеране. Окно возможностей для заключения «большой сделки» между Ираном и США, скорее всего, закрылось.

Рожденный в борьбе

Политический порядок, который Хомейни установил в 1979 году, рождался в борьбе. После смещения шаха, диктатора, правившего Ираном с 1941 года, борьба между исламистами и их соперниками была кровавой и затяжной. Сторонники Хомейни боролись за власть с традиционным духовенством, националистами и марксистами. Захват посольства США в 1979 году студентами, верными Хомейни, укрепил власть исламистов, как и война, которую Иран вел против своего соседа Ирака с 1980 по 1988 год, что помогло расширить их военизированные силы, КСИР, в качестве противовеса иранской армии, обученной США.

Победившие исламистские силы создали параллельные институты, которые в совокупности они называют «незам», или «система», призванная свести на нет любые угрозы со стороны светского государства. Однако вскоре Иран оказался расколот: между верховным лидером и президентом, между командирами КСИР и армией, между религиозными юристами из Совета стражей (органа, обладающего правом вето на законодательство) и членами парламента. Расколы углубились после смерти Хомейни, когда консервативное крыло исламистов пришло к власти и отстранило от власти своих левых собратьев. Правящая фракция вскоре разделилась на параллельное государство и правительство, возглавляемое новым верховным лидером и президентом соответственно.

По конституции верховный лидер принимает окончательные решения в Иране, но президент и правительственная бюрократия иногда могут использовать народные настроения, чтобы перехитрить его. Выборы высветили такие поляризующие вопросы, как гражданские права, обязательный дресс-код, коррупция и отношения с США, подстегнув социальные движения и протесты, которые параллельное исламистские государство («незам») не может игнорировать. Президентские выборы 1997 года породили грозное движение за реформы, чьи «религиозно-демократические» устремления изменили даже лексикон верховного лидера.

Но для последних президентов Ирана попытки использовать народные настроения для проведения реформ обычно заканчивались разочарованием и неудачей. Будучи кандидатами, все мужчины, занимавшие пост президента Ирана в течение последних трех десятилетий – Акбар Хашеми Рафсанджани, Мохаммад Хатами, Махмуд Ахмадинежад и Хасан Роухани – обещали проложить независимый курс и открыть страну миру. Однако после прихода к власти они неизбежно сходили с этого пути, сдерживаемые активной оппозицией верховного лидера. Все эти люди также начинали свою карьеру как ярые приверженцы параллельного государства, и они действительно помогали строить фундамент Исламской Республики.

Первую попытку ослабить параллельное государство предпринял Рафсанджани. Он сам был одним из основателей теократического истеблишмента, а также способствовал назначению Хаменеи верховным лидером. Будучи президентом Ирана с 1989 по 1997 год, Рафсанджани пытался вывести страну из революционной фазы и восстановить ее разрушенную экономику, укрепляя связи с США и Европой. Вскоре он оказался втянут в борьбу за власть с Хаменеи. Рафсанджани стремился подчинить КСИР армии или, по крайней мере, свести его к небольшому элитному подразделению. Его целью было централизовать принятие решений в правительстве и не допустить, чтобы интересы параллельного государства определяли национальную безопасность.

Хаменеи сорвал этот план и отклонил предложенную конституционную поправку, которая позволила бы Рафсанджани баллотироваться на третий срок подряд. Но когда Рафсанджани покинул свой пост в 1997 году, он не ушел с политической сцены. Вместо этого конкуренция между ним и Хаменеи внесла элемент нестабильности в иранскую избирательную политику, который сохранялся на протяжении четверти века.

Своей ошеломляющей победой на выборах в 1997 году Хатами отчасти обязан Рафсанджани, который использовал свой контроль над политической машиной, чтобы поддержать малоизвестного кандидата-реформатора. Прогрессивная платформа Хатами понравилась недовольной молодежи, женщинам и среднему классу, который разросся благодаря экономическим реформам Рафсанджани. Став президентом, Хатами возглавил государство на краткий период либерализации: появились сотни новых СМИ, а интеллектуалы выдвинули идеи о религиозном плюрализме, – идеи, которые угрожали монополии верховного лидера на божественную истину. Хаменеи и КСИР предприняли агрессивные действия, чтобы сорвать реформаторскую программу Хатами и предотвратить любое сближение с США, арестовав сотни журналистов, интеллектуалов и студентов.

Окно возможностей для заключения «большой сделки» между Ираном и США, скорее всего, закрылось.

После этих репрессий параллельное государство, казалось, было на грани победы в борьбе за власть с правительством. Ахмадинежад провел популистскую кампанию на выборах 2005 года и победил Рафсанджани, которого он изображал как символ коррумпированной системы. На протяжении всего президентства Ахмадинежада КСИР проникал в государственные учреждения, ускорял ядерную программу страны и использовал международную изоляцию Ирана в условиях санкций для поддержки собственной экономической деятельности. Когда миллионы иранцев протестовали против переизбрания Ахмадинежада в 2009 году, КСИР жестоко подавил демонстрации. Параллельное государство заключило в тюрьму многих лидеров реформистов, а других поместило под домашний арест. Среди погибших и задержанных были дети и родственники высокопоставленных консервативных чиновников. На какое-то время даже параллельное государство дало трещину: командиры КСИР вынуждены были разъезжать по стране для инструктажа рядовых членов и других консервативных деятелей, чтобы оправдать чрезмерное применение насилия против протестующих.

Но даже Ахмадинежад в конце концов вступил в конфликт с Хаменеи и КСИР. Во время второго срока он отказался от своей антиамериканской позиции в пользу уступок Вашингтону и заменил свою прежнюю исламистскую риторику призывами в духе персидского национализма. Он обвинил КСИР и спецслужбы в контрабанде предметов роскоши, таких как сигареты и женская косметика (и других товаров), замаскированных под секретные товары, в Иран и из Ирана. Пытаясь обойти тот самый религиозный истеблишмент, который привел его к власти, он намекнул, что имеет некую связь со «Скрытым имамом», мессианской фигурой, почитаемой шиитами.

После восьми лет, в течение которых президентом был человек, не способный действовать, иранцы начали поддерживать реформаторов, обещавших возвращение к нормальной жизни. Рафсанджани был отстранен от участия в выборах 2013 года Советом стражей, которому поручено оценивать лояльность кандидатов верховному лидеру, и поэтому он привлек на свою сторону своего протеже, Роухани, бывшего советника Рафсанджани и Хатами по национальной безопасности и ядерным переговорам.

Роухани вел предвыборную кампанию на амбициозной платформе, обещая защитить граждан от милитаризма КСИР и религиозного экстремизма, ограничивающего повседневную жизнь граждан, добиться освобождения лидеров реформаторов из-под домашнего ареста и улучшить экономику путем выхода из ядерного тупика и заключения Ядерной сделки с США (отказ Ирана от ядерного оружия в обмен на снятие санкций США – прим). Он связал экономический рост с ядерными переговорами, заявив: «Хорошо, когда работают центрифуги, но жизнь людей тоже должна идти своим чередом; наши заводы должны работать».

С Рафсанджани и реформистами за его спиной Роухани был избран президентом в 2013 году и переизбран в 2017 году. Технократы вернулись на руководящие посты и возобновили ядерные переговоры, начатые десятилетием ранее при Хатами, но на этот раз они вели переговоры не только с европейскими державами, но и напрямую с Соединенными Штатами.

Предварительные ядерные переговоры между Ираном и США начались тайно в Омане, с благословения Хаменеи, за несколько месяцев до избрания Роухани. Но новая команда использовала свой народный мандат, чтобы оказать давление на верховного лидера и заставить его проявить большую гибкость в переговорах, чем тому хотелось бы. Через два года переговорщики Роухани заключили соглашение с шестью мировыми державами – Совместный всеобъемлющий план действий (JCPOA), который предложил Ирану некоторое облегчение санкций в обмен на согласие разрешить инспекции своих ядерных объектов и на ограничение обогащение урана, по крайней мере, на время (что и означает на практике отказ от ядерного оружия, которое невозможно создать без дальнейшего обогащения урана, – прим.).

Утечка секретов

Параллельное государство нанесло ответный удар, чтобы приглушить эйфорию, вызванную ядерной сделкой 2015 года. При этом оно представило наглядное свидетельство внутренней борьбы внутри иранского государства. В апреле этого года в СМИ анонимно просочился трехчасовой аудиофайл, который был частью секретной устной истории. В нем министр иностранных дел Мохаммад Джавад Зариф прямо заявляет, что внешняя политика Ирана всегда была на службе КСИР.

Эта утечка подтверждает, что администрация Роухани рассматривала ядерную программу Ирана как проект КСИР, не полностью отвечающий интересам государства. В записанном разговоре Зариф говорит, что он сказал Хатами и Роухани, что «группа [предположительно КСИР] бросила страну в колодец, и этот колодец – ядерный».

Зариф даже обвиняет КСИР в сотрудничестве с Россией, направленном на то, чтобы саботировать его дипломатические усилия по ядерному вопросу. Русские опасались, что соглашение о нераспространении ядерного оружия может сблизить Иран с США. По словам Зарифа, сразу после объявления о заключении JCPOA президент России Владимир Путин встретился с Касемом Солеймани, командующим «Силами Кудс» КСИР, чтобы обсудить сирийский конфликт. После этого российские ракеты и самолеты начали намеренно летать по более длинному маршруту через иранское небо, чтобы атаковать силы, сражающиеся с режимом Башара Асада в Сирии. Зариф предполагает, что Путин намеревался заставить Иран сотрудничать с Россией в региональной битве, чтобы удержать Тегеран в конфликте с Вашингтоном.

В просочившейся аудиозаписи Зариф жалуется на то, что параллельное государство провело шесть месяцев до вступления в силу ядерного соглашения, пытаясь его саботировать. Запуск КСИР «ракеты с надписью «Израиль должен быть уничтожен», эти дела с Россией и последующие региональные события, включая налет на посольство Саудовской Аравии [в Тегеране], захват американских кораблей – все это было сделано для того, чтобы помешать реализации JCPOA», – говорит он на записи.

В годы после принятия JCPOA Зариф постоянно пытался исправить ущерб, нанесенный КСИР его (Зарифа, – прим.) осторожной дипломатии. Солеймани мало рассказывал Зарифу о своих планах. Например, в январе 2016 года в рамках ядерной сделки были ослаблены санкции США в отношении флагманской иранской авиакомпании Iran Air. Но пять месяцев спустя Зариф узнал от госсекретаря США Джона Керри, что Iran Air не только возобновила использование якобы гражданских рейсов для переправки оружия "Хезболле" в Сирии – действия, из-за которых компания изначально попала под санкции, – но и увеличила количество таких рейсов в шесть раз по прямому указанию Солеймани.

Эти полеты поставили под угрозу стареющий флот Iran Air и привели к новым санкциям. Зариф яростно резюмирует точку зрения КСИР на этот вопрос: если использование Iran Air для этих целей дает двухпроцентное преимущество перед альтернативными вариантами, «даже если это будет стоить дипломатии страны 200 процентов, то стоило использовать его!» (Принятие риска и готовность Солеймани провоцировать Соединенные Штаты, возможно, способствовали его собственной гибели; в начале 2020 года он стал мишенью для американского беспилотника в Багдаде и был убит).

Зариф сетует на то, что его популярность среди иранцев упала с 88% до 60% за годы после завершения работы над JCPOA. Между тем, одобрение Солеймани подскочило до 90 процентов благодаря его героическому изображению в СМИ, поддерживаемых КСИР.

На протяжении всего своего пребывания у власти Роухани, как и его предшественники, находился в состоянии войны с параллельным государством. Еще в 1980-х годах Роухани помог превратить КСИР из небольшой добровольческой организации в полноценную армию с сухопутными, военно-морскими и военно-воздушными силами. Три десятилетия спустя он публично обвинил КСИР в разрастании вмешательства. В 2014 году на антикоррупционной конференции с участием глав судебной системы и парламента он продемонстрировал свое недовольство невоенной деятельностью КСИР. Не называя прямо КСИР, он заявил: «Если оружие, деньги, газеты и пропаганда собираются в одном месте, можно быть уверенным, что там царит коррупция».

Deus Ex Machina (Бог из машины)

Эта знакомая борьба между избранным правительством Ирана при Роухани и параллельными государственными институтами при Хаменеи могла бы закончиться так же безрезультатно, как и предыдущие столкновения. Но внешний импульс – а именно избрание Дональда Трампа президентом США в 2016 году – решительно изменил баланс в сторону параллельного государства. Правительство Роухани заверило иранцев, что Соединенные Штаты не смогут в одностороннем порядке отменить ядерную сделку, поскольку это международное соглашение, заключенное между шестью мировыми державами и одобренное Советом Безопасности ООН. Но КСИР сделал другую ставку, поскольку он не доверяет ни обещаниям США, ни международным соглашениям. Не успел Трамп занять пост президента США, как подставные компании КСИР выстроились в очередь в центральном банке Ирана, министерстве нефти и других государственных учреждениях, чтобы участвовать в тендерах на получение контрактов в обход вероятных финансовых и энергетических санкций США.

Когда в мае 2018 года Трамп официально вышел из соглашения, эти "спекулянты на санкциях" были готовы взять под контроль финансовый сектор Ирана. Из-за повторного введения американских санкций Ирану теперь пришлось полагаться на сеть КСИР для обхода международных банковских сетей, чтобы продавать свою нефть и возвращать доходы в страну. По словам бывшего главы центрального банка Ирана Абдолнасера Хеммати, контроль КСИР над этими финансовыми операциями привел к тому, что комиссия с каждого перевода, осуществляемого правительством, составляет 20 процентов. Политика США фактически дала возможность КСИР углубить свое экономическое влияние.

В результате всех этих процессов правительство Ирана резко ослабело, а параллельное государство усилилось.

Администрация Трампа отрицала существование значимых политических разногласий в Исламской Республике. Она приняла политику «максимального давления», призванную свести к нулю экспорт нефти из Ирана и задушить его экономику. Внутри Белого дома не было согласия по поводу конечной цели. В то время как целью Трампа было заставить Иран заключить новое ядерное соглашение, его тогдашний госсекретарь Майк Помпео и советник по национальной безопасности Джон Болтон настаивали на смене режима. Независимо от конечной цели, новый подход не пощадил даже тех иранских чиновников, которые противостояли КСИР изнутри: в июле 2019 года администрация Трампа ввела санкции против Зарифа.

Упорство администрации Трампа в том, что иранская элита монолитна, стало чем-то вроде самоисполняющегося пророчества: Действия Трампа подтолкнули иранскую политику в более экстремальном направлении. Под угрозой существования драконовской санкционной политики США внутренние разногласия ослабли. Политика Белого дома помогла сформировать широкое согласие среди иранской элиты о том, что единственным способом защиты национальных интересов страны является обеспечение безопасности режима, что позволило КСИР впервые за время своего существования представить себя в качестве защитника иранского национализма.

КСИР долгое время утверждал, что его передовые баллистические ракеты и сеть прокси по всему Ближнему Востоку защищают территориальную целостность Ирана. В 2019 году, после того как стало ясно, что политика «стратегического терпения» Ирана в отношении соблюдения JCPOA не приносит плодов, КСИР начал действовать, чтобы обеспечить сдерживание против дальнейшего давления со стороны Соединенных Штатов. Он начал проводить дерзкие атаки, нанеся поразительный, точный удар беспилотниками (и крылатыми ракетами, – прим.) по нефтеперерабатывающему предприятию в Саудовской Аравии и сбив американский беспилотник над Персидским заливом. В январе 2020 года КСИР запустил баллистические ракеты против американских сил в Ираке в ответ на убийство Солеймани. Эти операции также служили для того, чтобы заставить замолчать противников КСИР внутри государства и общества.

На протяжении десятилетий параллельное государство опасалось, что иранское общество объединится с избранным правительством, чтобы одержать над ним верх. Параллельное государство действовало проворно и часто жестоко, чтобы предотвратить эту возможность. Теперь оно могло представить себе новое будущее, в котором иранское общество и правительство объединятся вокруг параллельного государства, сделав верховного лидера и КСИР проводниками своих устремлений.

Кооптирование

К выборам этого года политический и социальный ландшафт Ирана изменился. Рафсанджани, на протяжении десятилетий являвшийся влиятельной силой в политике элиты, внезапно умер от сердечного приступа в 2017 году. Хатами остается фактически под домашним арестом, а правительство запрещает иранским СМИ упоминать его имя или публиковать его фотографию. Ахмадинежад по-прежнему является откровенным критиком режима: бывшие советники описывали в иранских СМИ, как он представляет себя в роли иранского Бориса Ельцина, которому суждено прийти к власти через массовые протесты и спасти нацию. Но фракция Ахмадинежада была вычищена из всех важных институтов.

Реформистский блок оказался самым большим неудачником кампании 2021 года, в ходе которой его стареющее руководство не смогло представить единый фронт или последовательный план действий. В свое время это движение мобилизовало достаточно общественной поддержки, чтобы некогда привести Хатами к президентству, а затем стало важнейшей частью коалиции, стоящей за Роухани. Сейчас, однако, кажется, что оно потеряло связь с реальной политикой. После выхода Трампа из JCPOA уровень инфляции в Иране взлетел до 40%, и страна погружается в нищету. По данным Организации социального обеспечения Ирана, уровень абсолютной бедности удвоился всего за два года – с 15 процентов в 2017 году до 30 процентов в 2019 году. Усилия студенческих групп и женских организаций по организации протестов против политических репрессий и нарушений прав человека сошли на нет, сменившись импровизированными насильственными беспорядками из-за экономических недовольств, нехватки воды и отключения электричества. Гневный лозунг бунтовщиков – «Реформисты, консерваторы, ваше время вышло» – говорит о том, что они считают реформистов соучастниками своих несчастий.

В прошлом реформисты добивались успеха на выборах за счет поляризации политического ландшафта. Хатами баллотировался на платформе продвижения гражданского общества и демократии, а Роухани обещал решение ядерной проблемы и улучшение отношений с США. В Иране эти вопросы считаются ключевыми, и ссылки на них превратили кампании этих кандидатов в общественные движения, что повысило явку избирателей, особенно среди женщин и молодежи. Эта стратегия обрекла на провал первую попытку Раиси стать президентом в 2017 году, когда он проиграл Роухани.

Однако на выборах в этом году Хаменеи и КСИР практически не встретили сопротивления на пути к победе Раиси. Совет стражей дисквалифицировал всех кандидатов, которые могли бы потенциально активизировать электорат, не допустив на выборы не только всех реформистов и заодно консервативного популиста Ахмадинежада, но и Али Лариджани, относительно умеренного бывшего спикера парламента и главного переговорщика по ядерной программе. Единственным умеренным кандидатом, оставшимся в игре, был глава центрального банка, Хеммати.

В итоге сторонники реформаторов разделились на три лагеря: тех, кто бойкотировал выборы, тех, кто подал пустые бюллетени, и тех, кто проголосовал за Хеммати. Явка составила 49 процентов, что является самым низким показателем для президентских выборов в истории Исламской Республики. В оплоте реформаторов Тегеране в выборах приняли участие только 26 процентов избирателей, имеющих право голоса. Согласно официальным данным, Раиси набрал 62 процента голосов, а Хеммати – всего восемь процентов. (Вторым по численности кандидатом стал кандидат «против всех», за которого были поданы 4 млн. пустых или испорченных бюллетеней. Реальная явка на выборах и процент голосов, отданных за Раиси, были намного меньше объявленных, так как в Иране на выборы принудительно гонят миллионы бюджетников, которым велят голосовать за определенного верховным лидером кандидата – на сей раз им был Раиси. Реальная явка могли составить 30-40% вместо 49% официально озвученных во время выборов, – прим.).

Кампания жесткой линии преуспела не только благодаря репрессиям, но и благодаря тому, что Раиси украл страницу из игровой книги своих оппонентов. Раиси почти всегда работал в теократической судебной системе, но как кандидат в президенты он делал акцент на безопасности и процветании, а не на религии и идеологии. Он баллотировался на платформе, посвященной построению «сильного Ирана», обещая побороть коррупцию в правительстве и нейтрализовать эффект санкций, указывая на самодостаточность КСИР в оборонной промышленности и в невоенных сферах. Во время его предвыборной кампании на базарах, заводах и на фондовом рынке Тегерана связанные с КСИР СМИ показывали его беседы с рабочими и технократами о возобновлении работы обанкротившихся предприятий и возрождении экономики.

Раиси не только позиционировал себя как технократ-центрист, но и присвоил светский дискурс реформаторов. Он пообещал бороться с домашним насилием и отучить полицию нравов преследовать простых людей, побуждая их вместо этого бороться с коррупцией среди иранских бюрократов. Изображения, опубликованные его кампанией, свидетельствуют о том, что среди его сторонников были женщины, не соблюдающие строгий официальный дресс-код.

Другие сторонники жесткой линии придерживаются аналогичного тона. В дебатах между реформистами и сторонниками жесткой линии, состоявшихся в чат-приложении Clubhouse во время кампании, Масуд Дехнамаки, печально известный лидер дружинников и ополченцев, который с 1990-х годов физически нападал на интеллектуалов, студентов и простых людей за «неисламское» поведение, высмеял реформистов за то, что они сосредоточились на социальных ограничениях. В один показательный момент он сказал, что обязательное ношение хиджаба больше не является серьезной проблемой для режима.

Раиси также неоднократно заявлял, что он выступает за взаимодействие с миром. Это представляет собой значительный сдвиг по сравнению с конфронтационным подходом, которого традиционно придерживались сторонники жесткой линии. Он также дал понять, что возражает не против ядерной сделки как таковой, а только против конкретных аспектов соглашения, которые позволили Соединенным Штатам безнаказанно нарушать его. Наиболее резкий сдвиг произошел среди сторонников жесткой линии Раиси, которые были категорически против JCPOA до нескольких недель до начала его предвыборной кампании, но затем сделали разворот, пообещав соблюдать соглашение. Моджтаба Зоннур, высокопоставленный член парламента, однажды вывел группу консерваторов на трибуну и поджег копию JCPOA после того, как Трамп вышел из соглашения с Ираном. После многолетней критики JCPOA он теперь поддерживает приверженность Раиси этому соглашению при условии, что Соединенные Штаты будут выполнять свои обязательства.

Параллельное государство как унитарное государство

На этот раз те, кто ожидает повторения знакомого конфликта между президентом и верховным лидером, могут быть разочарованы. Предстоящий переход к следующему верховному лидеру будет нависать над президентством Раиси. Информация о состоянии здоровья 82-летнего лидера Али Хаменеи ограничена, за исключением широко разрекламированной операции на простате в 2014 году. Но широко ожидается, что решение о замене Хаменеи должно быть принято во время пребывания нового президента у власти.

Силы, обеспечившие победу Раиси, проводят чистку в высших эшелонах власти Исламской Республики, чтобы сгладить этот процесс преемственности. Если его самого не назовут преемником Хаменеи, Раиси будет играть ключевую роль в определении того, кто им станет. Таким образом, он вряд ли будет тратить свое президентство на то, чтобы бросить вызов нынешнему лидеру, занимающему высший пост в стране.

Раиси – просто часть более крупного политического проекта, который Хаменеи реализует в последние годы своей жизни. Новый президент может тактически смягчить свои позиции, но любые реальные изменения в политике будут происходить в тесной координации с верховным лидером. Параллельное государство расширяет свою социальную базу за счет исламистов и нерелигиозных националистов, пытаясь кооптировать растущее влияние тех, кто презирает официальное и избирательное навязывание исламского закона. Многие женщины, которые носят вуаль, присоединились к кампании против вуали, поскольку считают, что дресс-код вносит раскол, порождая недовольство на улице. Избирательное и обратимое присвоение Раиси социальных и внешнеполитических программ реформистов призвано еще больше подорвать их способность вернуться на политическую сцену в этот критический момент иранской истории.

Новая администрация будет углублять безопасность и экономические связи Ирана как с Китаем, так и с Россией.

Но, несмотря на плавное начало, этот гамбит с высокими ставками может быстро развалиться. Раиси и его команде молодых консервативных технократов придется использовать государственное покровительство для кооптации обиженных элит, особенно фракций маргинализированных консерваторов. Они также должны удовлетворить потребности обедневшего населения, часть которого поддержала Раиси из-за его экономических обещаний.

Во внешней политике Раиси попытается перевернуть с ног на голову провалившиеся глобалистские устремления своих предшественников. Предыдущие президенты пришли к убеждению, что лучший способ создать безопасный и спокойный Иран – это сделать страну процветающей частью мировой экономики. Раиси считает, что, напротив, только сильный Иран с неоспоримым региональным влиянием может сдерживать внешние силы и достичь экономического процветания. Поэтому ожидается, что он усилит военный потенциал КСИР, чтобы противостоять давлению США. Это означает укрепление сети марионеток КСИР в Ираке, Ливане, Йемене и за их пределами – все для защиты параллельного государства («низам») в Иране.

Новая администрация также углубит экономические связи Ирана и его связи в области безопасности как с Китаем, так и с Россией. Путин выступил с одним из первых и самых сильных поздравлений новому президенту, выразив уверенность в том, что избрание Раиси приведет к «дальнейшему развитию конструктивного двустороннего сотрудничества между нашими странами». Тегеран также недавно подписал 25-летнее торговое и военное партнерство с Пекином, которое первоначально было отложено в 2016 году, поскольку Иран надеялся улучшить связи с США и Европой.

Парадоксально, но устранение любого потенциала сближения с Соединенными Штатами внесло согласованность во внешнюю политику Ирана. В настоящее время в политическом спектре Ирана существует общее мнение, что враждебные отношения страны с Соединенными Штатами будут сохраняться неопределенно долго. Следовательно, конкурирующие фракции Ирана больше не зациклены на внутренних последствиях улучшения отношений с Вашингтоном. Это означает, что ни успех, ни неудача JCPOA не смогут кардинально нарушить внутренний баланс сил. Эта новая динамика снизила вероятность внутреннего саботажа в случае достижения дипломатического прорыва, но она также укрепила позиции Ирана на переговорах.

Раиси нужен дипломатический успех на ядерном фронте, чтобы справиться с морем внутренних проблем. Но в отличие от Роухани, он не ставит на него свою политическую судьбу. Его ястребиная внешнеполитическая команда воспринимает Соединенные Штаты как государство, идеологически настроенное на уничтожение Исламской Республики. Она предполагает, что Вашингтон попытается отказаться от любого соглашения либо прямо, как это сделал Трамп, либо тонко, как это сделала администрация Обамы, не сняв должным образом финансовые санкции с Ирана. Поэтому политические силы, продвинувшие Раиси на пост президента, готовят поэтапные ответные меры на случай, если возрожденное JCPOA потерпит неудачу. Они также привержены сохранению ядерной инфраструктуры Ирана, чтобы сохранить возможность быстрого наращивания программы в случае провала соглашения. В то же время, подписание нового ядерного соглашения может непреднамеренно создать более взрывоопасный регион: Тегеран опасается, что это даст Соединенным Штатам свободу действий в борьбе за свое региональное влияние, а враги Тегерана обеспокоены тем, что это даст Ирану больше ресурсов для укрепления своих марионеток и ракетной программы.

Возникшая дилемма безопасности, похоже, может привести к эскалации напряженности между Ираном и Соединенными Штатами. Две страны уже втянуты в малозаметный, но постоянный конфликт в Ираке, где американские войска и проиранские ополченцы вступают в спорадические столкновения. Хотя Раиси не исключает возможности переговоров с региональными державами для снижения напряженности, формирующееся единое руководство Ирана видит себя в выигрышном положении. Оно уверено в своих вооруженных силах и давно знает, как процветать на конфликтах и расширять круг своих негосударственных союзников. Благодаря новым внутриполитическим преобразованиям оно также может идти на тактические компромиссы со своими противниками без риска усугубить внутренние разногласия. С началом новой эры Исламская Республика Иран и Соединенные Штаты идут по пути конфронтации.