«Иран не находится в революционной или даже «предреволюционной» ситуации», - гласило предисловие к аналитической справке ЦРУ, опубликованной в августе 1978 года. Как выяснилось позднее, шах Мохаммад Реза Пехлеви покинул Иран 16 января 1979 года, а через месяц после его отъезда армия объявила о своем «нейтралитете» в ходе революции, фактически уступив власть Великому аятолле Рухолле Хомейни. Провал разведки 1979 года должен послужить предостережением для любой оценки стабильности режима в Иране и других странах.

Тем не менее, Исламская Республика Иран, переживающая кризис легитимности, не похожий на кризис режима Пехлеви в конце 1970-х годов, демонстрирует удивительную стойкость.

Протесты, которые вспыхнули в Иране в сентябре 2022 года, являются более масштабными, затяжными и жестокими, чем предыдущие протесты за всю историю Исламской Республики, но выживание режима не было под угрозой. Чем же объясняется стойкость Исламской Республики, несмотря на кризис легитимности и повторяющиеся народные протесты?

Ответ на этот вопрос можно отчасти найти в институционализированной природе Исламской Республики, а также в экстернализации кризиса, безжалостности и прагматизме режима.

С момента своего создания Исламская Республика черпала свою легитимность из трех основных источников: религии, выборов и результатов своей деятельности, в частности, в качестве поставщика услуг и ресурсов. С годами сила всех трех источников снизилась.

Конституция Исламской Республики, одобренная 98,2% избирателей, имеющих право голоса, на референдуме в марте 1979 года, и поправка к конституции 1989 года предоставляют почти диктаторские полномочия клерикальному главе государства. Неизвестно, знала ли иранская общественность, за что она голосовала, доверяя такие полномочия клерикальному лидеру; однако очевидно, что в то время иранское общество было гораздо более религиозным, чем сегодня, о чем свидетельствуют данные Штаба по поощрению добродетели и предотвращению порока. Хотя нет уверенности в том, что религиозная часть общества непременно поддерживает режим, общее снижение религиозности предполагает аналогичное снижение степени легитимности политической системы, основанной на особой интерпретации ислама.

Выборные должности Исламской Республики также переживают кризис легитимности. Несмотря на свой манипулятивный характер, выборы в Иране исторически обеспечивали определенную степень народного представительства и, следовательно, легитимности. Режим не допускал кандидатов, которых он считал идеологически неконформистскими или иным образом нежелательными, но чаще всего предоставлял избирателям возможность выбора среди кандидатов, заранее одобренных режимом. Различия между кандидатами были реальными, как и их приоритеты. Это видно из различных послужных списков президентов, победивших на выборах за последние несколько десятилетий: Али Акбар Хашеми Рафсанджани (1989-97) добивался экономической либерализации; Мохаммад Хатами (1997-2005) обещал, но не смог осуществить политическую либерализацию; популистская программа Махмуда Ахмадинежада (2005-13) мобилизовала обездоленных иранцев против его предшественников; Хасан Роухани (2013-21) безуспешно пытался возродить политику времен Рафсанджани. Однако, как видно из сильно манипулируемого процесса, обеспечившего Эбрахиму Раиси путь к президентству в 2021 году, избиратели все чаще бойкотируют выборы из-за отсутствия реального выбора, и, похоже, существует корреляция между снижением политического участия и ростом уличных протестов.

Еще одним ослабленным источником легитимности является неудовлетворительная работа режима, в частности, в качестве поставщика услуг и ресурсов. Под тяжестью международных санкций, а также из-за бесхозяйственности правительство изо всех сил пытается сохранить поток денежных средств и услуг, которые оно ранее направляло широким слоям общества для обеспечения общественной поддержки. Правительство увеличило универсальный базовый доход, а также пенсии и зарплаты государственных служащих. Однако, оно не может угнаться за инфляцией, что негативно сказывается на покупательной способности получателей государственной поддержки. Крупные благотворительные организации обеспечивают определенную защиту нуждающимся, но общее ослабление экономики Ирана также способствовало сокращению объема их услуг.

Почему же в условиях сокращения этих источников легитимности, режим смог выжить?

В отличие от режима Пехлеви, который представлял собой персонифицированную диктатуру, Исламская Республика в высшей степени институционализирована, что делает ее более устойчивой.

Верховный лидер является центром власти среди множества центров власти, состоящих из государственных бюрократических аппаратов или фракций правящей элиты, конкурирующих за политическое влияние и экономические выгоды. Вместо того, чтобы воспользоваться своими конституционно закрепленными диктаторскими полномочиями и навязать свои предпочтения, верховный лидер аятолла Али Хаменеи привлекает различные центры власти и правящие элиты к принятию решений, выступая в качестве окончательного арбитра. Это не только обеспечивает лучшее управление и защищает систему от ошибок верховного лидера, но и помогает разделить бремя ответственности - и вины - в случае провалов политики.

Последнее имеет огромное значение в связи с плохим опытом Хаменеи в управлении внутренними кризисами, что ясно видно по его первоначальному отказу признать наличие кризиса, не говоря уже о том, чтобы предпринять какие-либо действия. Например, в первый день протестов в сентябре 2022 года Хаменеи не упомянул о них в семиминутном обращении к группе студентов, отмечавших религиозный праздник. И хотя протесты быстро распространились по стране, Хаменеи избежал этой темы и во втором своем публичном выступлении, 21 сентября, обращаясь к ветеранам войны с Ираком. Только 2 октября, обращаясь к выпускникам офицерских академий, верховный лидер прокомментировал «последние события«. Хотя Хаменеи по непонятным для общественности причинам не был в центре внимания и, судя по всему, не участвовал в повседневном управлении кризисом, им управляли институты и центры власти режима.

Режим также пытался придать кризису внешний характер, в частности, нацелившись на южный Курдистан, где находятся вооруженные курдские иранские оппозиционные группы, и на Саудовскую Аравию, которая, по сообщениям, финансирует Международное телевидение Ирана, чья роль в иранских протестах была схожа с ролью телевидения «Аль-Джазира« во время восстаний «арабской весны». К 24 сентября газета Tabnak News, близкая к бывшему командиру Корпуса стражей исламской революции Мохсену Резаи, сообщила, что КСИР обстрелял позиции курдской вооруженной оппозиционной группы Комала в южном Курдистане, чтобы предотвратить дальнейшее «проникновение в Иран, подстрекательство к беспорядкам и восстаниям». 17 ноября генеральный директор MI5 сообщил, что его организация раскрыла по меньшей мере 10 «потенциальных угроз» «похитить или даже убить британских или проживающих в Великобритании лиц, воспринимаемых как враги иранского режима». Его заявления могут быть завуалированной ссылкой на угрозы в адрес штаб-квартиры Iran International TV в Лондоне.

Внутри Ирана режим был беспощаден. Если в Тегеране и других крупных населенных пунктах силы правопорядка и ополчение «Басидж» поначалу снисходительно относились к протестующим, то на периферии Ирана, населенной религиозными и этническими меньшинствами, был мобилизован КСИР. Особенно это касается иранской провинции Курдистан и населенных курдами городов в провинциях Западный Азербайджан и Керманшах, куда действительно могла проникнуть иранская вооруженная курдская оппозиция. Также крайне жестокое подавление применялось в провинции Систан и Белуджистан. 30 сентября столкновения привели к большим жертвам среди протестующих и правительственного персонала.

В общей сложности протесты 2022-23 годов унесли жизни 592 протестующих и 73 лиц, работающих на правительство, что превышает общее число погибших в шести предыдущих крупных волнах протестов в Иране с июня 1981 года.

Однако режим, или конкретно КСИР, сочетал беспощадность с прагматизмом и замечательной идеологической гибкостью. В отличие от Хаменеи, который в своих комментариях по поводу протестов обвинил США, Израиль, запрещенную организацию «Моджахеды-э-Хальк», сепаратистов, бывшего кронпринца Ирана и даже потомков агентов дореволюционной иранской разведки, КСИР использовал своих политических союзников, чтобы обвинить Штаб по поощрению добродетели и предотвращению порока в провоцировании протестов.

Обвинение КСИР в адрес полиции нравов может быть первым признаком того, что организация расстается с непопулярным в Иране духовенством. КСИР, возможно, не возражает против предоставления личных свобод гражданам, что находит отклик у городского среднего класса. Вопрос в том, достаточно ли личной свободы для городского среднего класса, и если да, то как много времени пройдет, прежде чем он потребует и политической свободы.

В конце концов, средства, которые до сих пор использовал режим для подавления протестов и обеспечения своего существования, дают лишь временные решения кризисов, с которыми сталкивается Исламская Республика Иран.